Таким образом, камень преткновения в лице Нормандского Вексана вроде был убран, и вопрос о его принадлежности решен окончательно. Дело оставалось за малым – соблюсти все пункты, согласованные высокими договаривающимися сторонами. По крайней мере, от Филиппа Августа сложно было ожидать добровольного и добросовестного исполнения соглашения. Он небезосновательно считал Мессинский договор еще одним унижением, которое ему пришлось вытерпеть от своего вассала. Отказ от защиты прав сестры и уступка стратегически важных земель приводила его в отчаяние. Даже формальное признание Ричардом своей вассальной зависимости в части всех обширных континентальных владений не улучшало его настроения. На деле этот жест мало что означал, поскольку никаких конкретных обязательств по отношению к сюзерену глава Анжуйской империи на себя не принял.
В расстроенных чувствах Филипп Август приказал 30 марта готовиться к отплытию в Святую землю. Дожидаться прибытия Беренгарии и Алиеноры Аквитанской, чтобы усугубить свой позор, он не собирался. «И с тех пор между двумя королями начали возникать раздоры, и ненависть, и вражда»[184], – констатирует Ригор из Сен-Дени. Французский хронист явно покривил душой: разлад между королями произошел задолго до их противостояния на Сицилии. Но теперь крестовый поход Филиппа Августа точно был направлен не только и не столько против Салах ад-Дина, сколько против Ричарда.
Когда флот Филиппа Августа скрылся за горизонтом, Ричард направился в Реджо, куда из Бриндизи как раз добрались Беренгария с Алиенорой. Дамы взошли на борт королевской галеры, которая доставила их в Мессину. Отдохнув от утомительного путешествия всего три дня, семидесятилетняя Алиенора Аквитанская вверила Беренгарию заботам своей дочери Жанны и немедля отправилась в обратный путь – в Нормандию. Компанию ей составил Уолтер де Кутанс архиепископ Руанский, которого король посылал в Англию с важным поручением.
К большому сожалению Ричарда, свадьбу пришлось временно отложить, так как наступил Великий пост. Но и задерживаться на Сицилии после приезда Беренгарии смысла не имело. Ричард приказал готовить флот к отплытию. На суда грузили коней, провизию, оружие и тяжелые осадные машины. Замок Матегрифон был разобран и в сложенном виде также перенесен на корабли.
Огромный флот, насчитывавший уже более 200 судов, 10 апреля 1191 года покинул Сицилию. В его состав входили транспортные корабли, буссы, дромоны и галеры. Ричард выстроил их следующим образом: впереди шли три дромона, на одном из которых находились Жанна и Беренгария. 13 кораблей образовали вторую линию, 14 – третью, 20 – четвертую, 30 – пятую, 40 – шестую и 60 – седьмую. Последняя линия состояла из галер, на одной из которых находился сам Ричард.
Расстояние между судами выдерживалось с таким расчетом, чтобы с соседнего корабля был отчетливо слышен человеческий голос, а от линии до линии долетал звук трубы. Несколько часов спустя после выхода из порта флот вышел в открытое море. Там галеры, подгоняемые попутным ветром, обошли более медленные суда и заняли место в авангарде. Во главе строя теперь шла королевская галера.
На третий день плавания, в Страстную пятницу, 12 апреля, разразился сильный шторм. Ричард впервые столкнулся с яростной морской стихией, но перенес бурю на удивление легко. Он держался так, как будто стоял обеими ногами на надежной суше – был деятелен, сохранял присутствие духа и спокойствие, подбадривал товарищей собственным примером и вселял в их сердца уверенность в счастливом исходе путешествия. Главной задачей Ричарда было сохранение флота. Согласно его приказу, днем шкиперы визуально ориентировались на флагманский корабль, идущий первым. По ночам король распорядился зажигать на мачте своей галеры огонь, задающий направление движения всем остальным.
Шторм бушевал несколько дней и утих только 17 апреля. Вскоре после этого флот сделал свою первую запланированную остановку на Крите. Там выяснилось, что из-за бури потерялись 25 судов. В их числе оказался бусс, на борту которого находились Беренгария с Жанной. Также там находилась и значительная часть воинской казны, порученная заботам Стивена Торнэмского, служившего казначеем еще у Генри II.
Ричард предположил, что потерявшаяся часть флота просто обогнала его, и приказал плыть дальше со всей возможной скоростью, благо установился свежий попутный ветер. В понедельник 22 апреля 1191 года крестоносцы добрались до Родоса, где им пришлось на некоторое время задержаться, так как их предводитель почувствовал сильное недомогание. Ричард проболел 10 дней, в течение которых его люди пытались что-то разузнать о пропавших кораблях.
Достаточно быстро их местонахождение было обнаружено, о чем незамедлительно доложили Ричарду. Как и предполагал король Англии, оторванные штормом от основного флота корабли, включая бусс Джоанны и Беренгарии, 24 апреля достигли южного побережья Кипра недалеко от города Лемесос, который англичане не замедлили переиначить в Лимасол. Два корабля наскочили на мель, часть их экипажа и воинов утонула. Среди погибших оказался Роджер Мачел, которого все именовали на латинский манер Malus Catulus – вице-канцлер короля и хранитель печати.
Те, кому повезло добраться до суши, были тотчас схвачены по приказу Исаака Комнина, тирана[185] Кипра. Комнин снискал себе недобрую славу далеко за пределами подвластного ему острова за то, что чинил препоны крестоносцам. Вот и сейчас у пленников отобрали оружие, все ценности и бросили в темницу. Груз севших на мель кораблей также был разграблен. Но, по счастью, бусс, на котором путешествовали высокородные дамы и хранилась казна, избежало печальной участи и дрейфовало на некотором отдалении от негостеприимного берега.
Выздоровевший и набравшийся сил Ричард 1 мая оставил Родос и приказал держать курс на Кипр. Переход выдался крайне тяжелым: флоту пришлось бороться со встречным ветром, его чуть не снесло к скалам Анталийского залива на побережье Памфилии. Крушения удалось избежать лишь чудом. Но все трудности были преодолены, корабли в целости приближались к Кипру.
Ричард осознавал неоценимость стратегического значения Кипра в качестве пункта снабжения армий на Святой земле и военного плацдарма для будущих крестовых походов. К тому же он сильно сомневался в законности власти завладевшего островом тирана. Однако никаких агрессивных намерений по отношению к Комнину у него не было до тех пор, пока зарвавшийся правитель не предоставил ему крайне удобный предлог для начала военных действий. Впрочем, «император» Кипра, возможно, и сам не осознавал меру опасности, которую навлекал на себя захватом заложников – он всего лишь мог действовать в обычной своей парадигме вредительства крестоносцам.
Многие века Кипр являлся частью Византийской империи, пока в 1184 году власть на острове не захватил Исаак Комнин. Его происхождение по отцовской линии было весьма темным, а по материнской восходило к династии византийских императоров Комнинов. К началу Третьего крестового похода Комнины были свергнуты с трона, и в Константинополе правила совсем другая династия – Ангелы. Их попытки вернуть в свою сферу влияния также и Кипр окончились неудачей: изворотливый Исаак сумел заручиться военной помощью нормандского короля Сицилии, не питавшего горячей любви к Византии.
Тиран Кипра, самочинно присвоивший себе титул императора, знал о громадной армии, направлявшейся на восток и пережидавшей зиму на Сицилии. Когда небольшая группа крестоносцев из-за каприза стихий откололась от основных сил и оказалась у берегов острова, тиран понял, что в скором времени стоит ожидать и остальную армаду. Желая подстраховаться, он не нашел ничего лучшего, как отдать приказ схватить заложников и параллельно обратиться за поддержкой к Салах ад-Дину.
Вечером 2 мая Исаак Комнин приехал в Лемесос и узнал весьма неприятные для себя новости. Схваченные его людьми крестоносцы сумели чудом раздобыть кое-какое оружие и с боем вырвались из заточения. При поддержке своевременно высаженного десанта с кораблей, курсировавших недалеко от побережья, им удалось без больших потерь присоединиться к товарищам.
Комнин попал в крайне сложное и уязвимое положение. Он откровенно продемонстрировал свои враждебные намерения, но затем умудрился потерять заложников. Ему не оставалось ничего другого, как за оставшееся недолгое время попытаться отыграть свой просчет. На следующий день, 3 мая, Исаак превратился в саму любезность. Он пообещал возместить крестоносцам весь нанесенный им ущерб и пригласил высокородных дам сойти на берег, где их якобы ожидал торжественный прием. Сам же Комнин втайне начал стягивать к морскому побережью войска.
Попади Беренгария и Жанна в руки тирану, тот получил бы неубиваемые козыри в противостоянии с Ричардом. Но дамы оказались не такими легковерными и не поддались сладким речам тирана, разумно отказавшись от его предложения. Комнин не желал признавать своего поражения и продолжал добиваться своего. На следующее утро он повторил свое приглашение и прислал на корабли щедрое угощение – свежий хлеб, мясо и знаменитое кипрское вино.
Хитрость снова не сработала. Чувствуя, что времени на хитрые комбинации оставалось все меньше, Комнин приказал своим людям вытащить из Лемесоса на побережье все, что можно было двигать, и соорудить у воды импровизированные укрепления. Это давало неплохой шанс отразить крестоносцев во время высадки, поскольку у мирного города не было крепостных стен.
Флот Ричарда подошел к Кипру утром в понедельник 6 мая, где к нему присоединились корабли, курсировавшие у побережья Лемесоса. Короля немедленно ввели в курс дела, и он с недоумением воззрился на кипрский берег, обезображенный баррикадами, наспех сооруженными из дверей, скамеек, сундуков, досок, каменных блоков, остовов старых кораблей и тому подобного хлама.