го до белого каления своего формального союзника.
Отношения Ричарда с Филиппом Августом и так были хуже некуда. Король Франции постоянно втягивал в противостояние со своим вассалом-соперником всех, кого мог, – и Генриха Германского, и Танкреда Сицилийского, и Исаака Кипрского, и вот теперь Коррадо Монферратского. И каждый раз с большей или меньшей степенью достоверности пытался играть роль незаинтересованного арбитра. Впрочем, надо отдать ему должное – на сторону Ричарда он не становился никогда. Но выставлять Филиппа Августа в качестве мести на публичный позор было бы непростительной глупостью.
Две блестящие победы над армией Комнина, одержанные Ричардом в течение одних суток, лишили местную знать воли к сопротивлению. Начался повальный переход киприотов на сторону крестоносцев. Этому в немалой степени способствовали обещания Ричарда обеспечить личную безопасность и сохранность имущества всем, кто придет к нему с миром. Всего за несколько дней количество хранивших верность «императору» Кипра сократилось столь катастрофически, что тиран вынужден был прислать к королю Англии гонца с просьбой о переговорах.
Среди советников Ричарда нашлось немало таких, кто ратовал за скорейшее урегулирование конфликта с властителем Кипра. Упорнее всех на этом настаивал Гарнье де Наплюз, великий магистр ордена госпитальеров. Ричард не очень-то верил в возможность достичь сколь-нибудь прочных договоренностей с Комнином, однако под давлением своих приближенных согласился начать переговоры. На встречу он явился в великолепных одеждах, ибо доспехи носил только там, где они были уместны – на поле боя. Ричард прекрасно знал, как выгоднее преподнести себя, чтобы добиться максимального эффекта. Этим он отличался от отца, частенько пренебрегавшего внешними атрибутами верховной власти.
Он сел на испанского скакуна (сердце пылает в груди коня[188]). Это был изящный конь горячего нрава, высокий, прядающий ушами, с крутой длинной шеей, широкой грудью, стройными ногами, мощными копытами; все его члены были столь идеально очерчены, что ни один художник, даже усердно трудясь, не смог бы изобразить их с идеальной точностью. Словно готовясь к быстрой скачке, он негодовал на золотую удерживавшую его узду[189] и попеременно взбрыкивал то передними, то задними ногами, так что казалось, будто он мчится вперед. Король вскочил в сверкающее позолоченное седло с красной сияющей вышивкой, в задней части которого была изображена пара золотых рыкающих львов, глядящих друг на друга; каждый протягивал вперед лапу, как бы желая разорвать соперника. На ногах короля красовались золотые шпоры, он был одет в розовую тунику и плащ, украшенный рядами блестящих полумесяцев из чистого серебра и сиявших солнечных дисков, изобильно усеивавших одежды. В таком облачении король ехал, опоясанный верным мечом с золотой рукоятью на шелковой перевязи и в ножнах, искусно отделанных по краям серебром; на голове у него была алая шапка с вышитыми руками опытных мастеров фигурками различных птиц и зверьков. В руке он держал жезл, и все его жесты выдавали превосходного воина, доставляя величайшее удовольствие всем, кто его видел[190].
Переговоры закончились быстро, поскольку Комнин находился не в том положении, чтобы артачиться. Он согласился на все требования, выдвинутые Ричардом, и принес ему оммаж. Взамен он получил назад часть добычи, в том числе три великолепных шатра. Условия договора были крайне жесткими, и весьма сомнительно, чтобы Комнин с самого начала собирался их соблюдать. Так, тиран Кипра обязался выплатить крупную сумму в качестве компенсации за причиненный крестоносцам ущерб, выставить 500 вооруженных всадников и отправиться с ними в Святую землю, передать Ричарду все замки как залог верности и выдать дочь за того, на кого падет выбор короля Англии.
Скорее всего, Исаак надеялся лишь выиграть время и разведать планы противника, поэтому вскоре он тайно бежал на своем быстроногом скакуне по кличке Фовель, снова оставив в руках врага возвращенные ему шатры и снаряжение. Поговаривали, что на такой шаг его подбил Пайен, правитель Хайфы – активный сторонник Коррадо дельи Алерамичи, поддерживавший претензии маркиза Монферратского на трон Иерусалима. Пайен пугал Комнина тем, что Ричард непременно разорвет договор и заточит тирана в темницу. Он убеждал владыку Кипра всеми силами продолжать сопротивление крестоносцам.
Активность правителя Хайфы, несомненно, была инспирирована интересами Коррадо дельи Алерамичи, которому совершенно не улыбалось появление под стенами Акры его противников в компании Ричарда, располагавшего не только сильной армией, но и огромными ресурсами Кипра. В этом с маркизом был вполне солидарен и Филипп Август. Оба питали надежду, что Исаак Комнин сможет продержаться против крестоносцев в кипрских горах достаточно долгое время. Тогда Ричарду, который не мог гоняться за врагом по острову вечно, пришлось бы отплыть в Святую землю несолоно хлебавши. А это нанесло бы серьезный удар не только по его ресурсной базе, но и по репутации успешного полководца.
Бегство тирана ничуть не удивило Ричарда, который был готов к такому развитию событий. Более того, оно было даже ему на руку. Раз Исаак Комнин не считал себя долее связанным узами мирного договора, то и король Англии мог поступать по собственному разумению. Однако, вопреки надеждам врагов, в его планы вовсе не входило бесконечно ловить беглеца по всему острову. Он поставил своей целью полное завоевание Кипра.
Задачу по нейтрализации Комнина Ричард возложил на Ги де Лузиньяна, неплохо ориентировавшегося на Кипре, отдав под его командование часть армии. Остальные войска погрузились на галеры. Половина из них во главе с самим Ричардом двинулась вокруг острова в одном направлении. Кентский аристократ, воин и администратор Роберт Торнэмский, младший брат казначея Стивена, с оставшимися отрядами должен был обогнуть Кипр с другой стороны. Местом встречи Ричард выбрал Аммохостос – рыбацкую деревушку с небольшим портом, которую англичане и французы именовали Фамагустой.
Двигаясь вдоль берега, войска захватывали слабо укрепленные прибрежные города и замки, суда киприотов. Завидя вдалеке галеры крестоносцев, моряки и рыбаки спешно бросали свои посудины на произвол судьбы, жители поселений и крепостиц разбегались по окрестностям. В Аммохостос, также оставленный горожанами, Ричард добрался через три дня. Там его ожидали нежданные и не очень приятные визитеры – посланцы Филиппа Августа.
Прибывшие на Кипр послы Дрё IV де Мелло сеньор де Сен-Бри и Филипп де Дрё епископ Бовеский решили отказаться от какой-либо дипломатии. Они отбросили всяческие недомолвки и прямо озвучили заветные желания противников Ричарда, находившихся в Святой земле. Именем короля Франции эмиссары потребовали от короля Англии немедленно свернуть все свои операции на острове и отправляться к Акре.
Ричард был возмущен не только вызывающим тоном послания, но и выбором послов – Филипп Август будто бы нарочно прислал именно тех, кто в прошлом проявил себя как враг Анжуйской империи. Оскорбление также было нанесено и Ги де Лузиньяну, который вряд ли пришел в восторг, узрев в роли посланника того самого епископа, который принимал деятельное участие в легализации брака Коррадо дельи Алерамичи и Изабеллы Иерусалимской.
Требования Филиппа Августа были не только оскорбительными, но и совершенно неуместными, поскольку королем Франции очевидно руководили не интересы общего дела, а уже нескрываемая антипатия к непокорному и высокомерному вассалу. Поэтому послы, имевшие строгие инструкции от своего повелителя, остались глухи ко всем аргументам предводителей крестоносцев, пытавшихся доказать им необходимость захвата Кипра. Их упрямство вывело Ричарда из себя, и он дал гневную отповедь французским эмиссарам:
Посланникам короля Франции пришлось убраться восвояси, ничего не добившись. Армия крестоносцев задержалась в Аммохостосе еще на три дня, а затем в боевом порядке двинулась во внутренние области острова по направлению к его столице Лефкосии – Белом городе, также переиначенном западными затейниками на свой лад и превратившемся в Никосию. Презиравший опасности и постоянно искавший повод для геройских поступков, Ричард принял командование арьергардом, поскольку у него были серьезные опасения, что Комнин постарается устроить засаду и застать крестоносцев врасплох.
Предчувствия не обманули короля: тиран во главе 700 воинов атаковал крестоносцев с тыла, надеясь на эффект неожиданности. Он лично пустил в Ричарда две отравленные стрелы, но оба раза промахнулся. Нападение было легко отбито, Ричард бросился в погоню за Комнином, однако догнать его не смог, поскольку тот с перепугу дал шпоры Фовелю и умчался быстрее ветра. Тиран укрылся в неприступном замке Кантара в Киренейских горах, с высоты 630 метров контролировавшем дорогу, ведущую по долине Месаория на полуостров Карпас.
Жители Лефкосии и не подумали оказывать сопротивление крестоносцам. Они с готовностью изъявили свою покорность Ричарду, поскольку в большинстве своем ненавидели и боялись Комнина, который жестоко пытал тех, кто признал власть Ричарда, а затем попал ему в руки, – приказывал отрубать конечности, отрезать носы, выкалывать глаза. Тем не менее часть гарнизонов сохранила верность тирану – помимо Кантары это были портовая крепость Киринии, замок Буффавенто, а также замок Святого Иллариона, который французы называли Dieu d’Amour – Бог любви. Согласно распространенной легенде, его построила богиня любви и красоты Венера для своего сына Купидона.