короли Франции и Англии разделили между собой согласно договору, заключенному ими еще перед началом крестового похода.
А буквально полторы недели спустя, 22 июля, объявил о намерении покинуть Святую землю и Филипп Август. Он никогда не стремился стяжать славу в борьбе за Гроб Господень и крестоносцем стал исключительно под давлением обстоятельств. Король Франции страдал от бесцельной, с его точки зрения, траты времени вдалеке от своих владений, походная жизнь ему не нравилась, к тому же болезнь до конца так и не отступила. У него были и другие веские причины не затягивать отъезд. 1 июня 1991 года под Акрой умер Филипп I Эльзасский граф Фландрский, де Вермандуа и Валуа, от которого осталось богатейшее наследство – графство Артуа. Оно было приданым его племянницы Изабеллы де Эно, первой жены Филиппа Августа. Безусловному переходу графства во владение французского короля мешало то, что она получала все права на Артуа только после смерти графа Фландрского. Однако Изабелла сама скончалась раньше дяди, и решить этот запутанный вопрос могло только личное присутствие короля Франции. Естественно, что Филиппа Августа гораздо сильнее тянуло разобраться с богатым спорным владением, чем прозябать на краю земли, да к тому же в компании богатого и могущественного вассала, который очевидно превосходил его в воинской доблести. Филипп Август никак не мог смириться с тем, что его самым бесцеремонным образом отодвинули в тень.
Французским сеньорам по большей части были чужды заботы и обиды их короля, поэтому они настаивали, чтобы тот оставался в Святой земле. К ним присоединился и Ричард Львиное Сердце, которого вполне устраивало, что хитроумный интриган находится у него на глазах. Он убеждал Филиппа Августа задержаться года на три, или как минимум до тех пор, пока не будет взят Иерусалим. Король Франции сделал вид, что доводы соратника его убедили, но потребовал половину Кипра, ссылаясь на ранее заключенный между ними договор. Ричард на это резонно заметил, что речь шла исключительно о завоеваниях, сделанных в Святой земле и совместно, поэтому наотрез отказался отдавать часть острова.
Дело было вовсе не в том, что он хотел оставить богатый Кипр за собой полностью. Напротив, далекое и беспокойное владение его не прельщало. Недавно там вспыхнуло восстание под руководством одного из родственников Комнина. Мятеж был подавлен Робертом Торнэмским, вожак схвачен и повешен, но это стало последним аргументом, склонившим Ричарда к тому, чтобы отказаться от Кипра. Он продал остров тамплиерам за 100 тысяч сарацинских безантов, 40 тысяч из которых были выплачены ему немедленно.
Филипп Август не мог не использовать такой удобный предлог и спровоцировал ссору, которая дала ему возможность окончательно решить вопрос. Он пренебрег настроениями своих вассалов и вторично объявил о твердом намерении вернуться во Францию. В качестве публичного оправдания им была выдвинута такая причина: болезнь не позволяет ему долее оставаться в Святой земле, ибо вылечиться от нее можно только дома, здесь же его ожидает неминуемая смерть. На этот раз Ричард не стал возражать, хотя отъезд Филиппа Августа устраивал его гораздо меньше, чем присутствие в рядах крестоносцев. Однако напутствие, которое он дал своему бывшему соратнику, дышало плохо скрываемым презрением:
Это будет бесчестьем и вечным позором для него и для королевства Франции, если он уйдет, не окончив дела, ради которого пришел. И я никогда бы не дал ему совета уйти отсюда. Однако если он должен либо умереть, либо отплыть в свои земли, то пусть делает, что хочет, и то, что представляется приемлемым ему и его людям[200].
Филипп Август, несомненно, поступил как ответственный государственный деятель, более всего пекущийся об укреплении мощи и влияния своей страны. Однако своим решением он не только подвел остающихся в Палестине крестоносцев, которые не ожидали такого поворота, но и поставил в опасное положение союзника – Коррадо маркиза Монферратского, зависевшего от его покровительства. В страхе перед казавшейся неминуемой местью, 26 июля Коррадо простерся у ног Ричарда Львиное Сердце, умоляя его о прощении за те оскорбления, которые он нанес в Тире и самому королю Англии, и его протеже Ги де Лузиньяну. Ричард крови маркиза не жаждал, но вопрос с троном Иерусалима так или иначе требовал урегулирования, причем на основании добросовестного консенсуса. Поэтому было решено, что 27 июля оба претендента представят обоим королям – уезжающему Филиппу Августу и остающемуся Ричарду Львиное Сердце – свои доводы по поводу прав на престол. Взвесив аргументы сторон, 28 июля короли во дворце Ричарда вынесли вердикт. Ги де Лузиньян остается королем Иерусалима пожизненно, однако независимо от того, женится ли он вновь и будут ли у него дети, после его смерти трон переходит к Коррадо, Изабелле и их наследникам. Обширное северное графство, состоящее из Тира, а также Сидона и Бейрута, получает Коррадо при условии, что сможет отбить их у Салах ад-Дина. Жоффруа де Лузиньяну достается Яффа и Аскалон – точно так же, если они будут отобраны у мусульман.
Филипп Август поклялся на Евангелии перед всем лагерем, что не причинит никакого вреда землям короля Англии и его подданным и не позволит никому это сделать. Он пообещал заботиться о мире и спокойствии, защищать анжуйские владения от врагов, как защищал бы Париж. Поручителями клятвы выступили Юг III герцог Бургундский, Анри II граф де Шампань и другие сеньоры. Затем Филипп Август назначил герцога Бургундского командующим французскими войсками. Свою долю сокровищ Акры и пленников он передал Коррадо дельи Алерамичи.
Оба короля отправили по 100 рыцарей и 500 латников в помощь Боэмону III Заике князю Антиохии, причем Ричард снабдил их деньгами, достаточными для оплаты всех расходов до грядущей Пасхи, а также выделил пять больших кораблей, коней и провиант. Завершив, таким образом, все свои дела в Святой земле, Филипп Август 31 июня покинул Акру и направился в Тир на галерах, также предоставленных Ричардом. Его сопровождал Коррадо маркиз Монферратский, не пожелавший оставаться в армии, где безраздельно царил теперь покровитель Лузиньянов. С собой они увозили переданных им пленников. В Тире король Франции пересел 3 августа на генуэзские галеры и отплыл на Запад.
Филипп Август покидал Святую землю, получив очередной болезненный удар по самолюбию: его вассалы, за исключением двоюродного брата Пьера де Куртене графа де Невер, не захотели последовать примеру своего сюзерена. Все они, от доблестного рыцаря Гийома дез Барра до могущественного принца Юга III герцога Бургундского, предпочли остаться и отзывались об отъезде короля крайне неодобрительно. Против Филиппа Августа было настроено и общественное мнение по всей Европе, о чем писал в своей хронике Сикардо епископ Кремонский, весьма далекий от распрей между французами и анжуйцами:
Король Франции… возвратился домой, но повсюду ему с безмерным поношением кричали в лицо: «О, вы бежите и оставляете землю Господню!»[201].
Биографы Филиппа Августа – Ригор из Сен-Дени и Гийом Бретонец – пытались защитить своего господина и оправдать его отъезд. Они заявляли, что король Франции опасался предательства со стороны Ричарда, поскольку тот слишком тесно общался с Салах ад-Дином и Саиф-ад-Дином, обменивался с ними подарками. Ссылались на то, что владыка Франции перенес тяжелую болезнь, последствия которой долгое время его мучили. При этом они забывали упомянуть, что Ричард Львиное Сердце был сражен тем же недугом, и даже в более тяжелой форме, но это не помешало ему остаться в Святой земле.
О всеобщем осуждении Филиппа Августа помнили даже полвека спустя. Об этом прямо писал Жан де Жуанвиль, один из величайших хронистов средневековой Франции, и сделанное им сравнение двух королей было совсем не в пользу французского монарха:
Как только Акра была взята, король Филипп вернулся во Францию, за что его сильно порицали. Король Ричард остался в Святой земле и совершил так много великих дел, что сарацины весьма его боялись[202].
Сам Филипп Август вовсе не считал, что совершил что-то зазорное. Он совершенно справедливо полагал, что для короля главной заботой должно быть процветание его собственного королевства, а не совершение подвигов в далеких землях. Вот только оправдывался он не совсем красиво, ибо свои подлинные цели скрывал, а свалить все пытался исключительно на Ричарда, очерняя соперника всеми возможными способами.
В послании к папе Целестину III король Франции туманно и неубедительно объяснял, почему он прервал крестовый поход. Такой шаг якобы стал неизбежным из-за Ричарда, который подкупил не только его рыцарей, но и его родственников. Филипп Август заявлял, что даже помыслить не смел об измене идеалам крестового похода. Только поэтому он взял с собой во Францию всего три галеры и оставил в Акре почти всю армию, а также деньги на содержание 500 рыцарей в течение трех лет. Фактически все обстояло немного по-другому. Галеры, на которых король отплыл в Европу, принадлежали не ему. Своему преемнику Югу III герцогу Бургундскому он передал не наличные, а всего-навсего свою долю выкупа за пленников, которую следовало еще получить. А то, что он переправил их в Тир, где властвовал Коррадо, лишь усложнило проблему обмена пленных на деньги. Вопреки заверениям Филиппа Августа, французы испытывали большую нужду в средствах, и Ричарду пришлось одолжить герцогу Бургундскому 5 тысяч марок, чтобы тот не растерял свой контингент.
Даже когда паруса кораблей Филиппа Августа скрылись вдали, Ричарду нельзя было вздохнуть спокойно. С одной стороны, сложившееся в армии крестоносцев фактическое двоевластие никак не могло его устраивать. Хронист Ричард из Девайзеса недаром вложил в уста Саиф ад-Дина весьма уничижительные слова: «Король Франков обременял его [Ричарда. –