В.У.], согласно обычаю, он был посажен в кресло аббата[53]. Епископы Бертрам Бордоский и Жан Пуатевинский подали ему копье со штандартом, а процессия затянула: «O princeps egregie!»[54] – позаимствованный у святого Марциала респонсорий… Спустя некоторое время Ричард вступил в Лимож, город встретил его процессией, ему надели перстень святой Валерии[55], и все провозгласили его новым герцогом[56].
Пожалование герцогского титула Ричарду было лишь формальностью – такой же, как возведение его старшего брата в сан короля Англии. Законной носительницей титула оставалась Алиенора, а вся реальная власть в Аквитании по-прежнему находилась в руках Генри II. Именно он именовался в хартиях герцогом Аквитанским, а Ричарда чаще называли младшим титулом – графом де Пуатье.
В феврале 1173 года Ричард в своем новом статусе, сопровождаемый матерью, прибыл в Клермон-Ферран, столицу Оверни. Там Генри II собрал под разными предлогами весь цвет европейской знати. Умберто III граф Савойский приехал для обсуждения деталей помолвки своей наследницы Алисы с младшим сыном повелителя Анжуйской империи. Альфонсо II Целомудренный король Арагона и Реймон V граф Тулузский явились, чтобы просить Генри II выступить третейским судьей в их давнем споре о том, кому должны приносить оммаж Сердань, Фуа и Каркассон. В качестве наследника английской короны в Клермон-Ферран прибыл также и Анри Молодой Король.
Генри II пригласил всех собравшихся, а также Санчо VI Мудрого короля Наварры на большой съезд в Лимож. Там 25 февраля 1173 года в торжественной обстановке Реймон V принес оммаж за графство Тулузское сначала Генри II, затем его старшему сыну и наследнику Анри Молодому Королю, и в заключение – своему непосредственному, хоть и номинальному сеньору Ричарду герцогу Аквитанским.
Это масштабное собрание было задумано для достижения сразу нескольких важных целей. Во-первых, Генри II на какое-то время уладил конфликт с Реймоном V. Фактически он отказался от прямых притязаний на графство Тулузское, так как согласился, чтобы оно находилось в вассальной зависимости от Анжуйской империи.
Во-вторых, ему настоятельно требовалось любым способом загладить свой колоссальный просчет, допущенный вольно или невольно, ибо над ним довлело обвинение, вызвавшее потрясение по всей Европе. Мало кто сомневался, что именно по наущению Генри II его придворные рыцари в конце 1170 года убили Томаса Бекета архиепископа Кентерберийского. Прелата, открыто противопоставившего себя королю, зарубили прямо на ступенях, ведущих к алтарю собора в Кентербери. Чтобы заставить злые языки умолкнуть, Генри II необходимо было продемонстрировать, что он по-прежнему пользуется уважением высшей знати Европы, которая доверяет ему и прислушивается к его решениям.
И, наконец, третья причина также была сугубо пропагандистской. Генри хотел, чтобы его главный соперник – Луи VII король Франции – воочию убедился в единстве большой анжуйской семьи и в готовности союзных ей соседей поддержать ее. Спектакль удался на славу, высокий престиж повелителя Анжуйской империи был безоговорочно признан всеми.
Однако ни устроитель этого действа, ни зрители не могли знать, что торжество Старого Короля подходит к концу, и члены столь сплоченного клана вскоре вцепятся в глотки друг другу как злейшие враги. Наступало смутное время.
Не успела еще завершиться церемония принесения оммажа, как Реймон V граф Тулузский испросил у Генри II личную аудиенцию. Уединившись с королем, он сообщил ему, что имеет неоспоримые свидетельства заговора, который Алиенора с сыновьями составила против своего мужа. Знавший толк в интригах граф логично полагал, что любые трения между Анжу и Аквитанией будут ему на пользу.
Удар был силен, но нельзя сказать, что Генри II не ожидал чего-либо подобного. Раздражение и враждебность в семейных отношениях нарастали уже давно, и подогревала их авторитарная политика самого короля. Наделяя своих сыновей титулами, он проигнорировал, к примеру, интересы младшего сына Жана[57], справедливо полагая, что пятилетнему несмышленышу рановато обзаводиться собственными владениями. Отец еще пошутил, дав мальчику забавное, как ему казалось, прозвище – Безземельный.
Забегая вперед, надо признать, что, данное шутки ради, оно оказалось пророческим. Когда ребенок вырос и стал королем Англии Джоном, он не только бездарно разбазарил континентальные владения Анжуйской империи, но и постепенно терял власть над английскими землями. В конце концов восставшие английские бароны вынудили его подписать унизительную Великую хартию вольностей, ограничивавшую королевскую власть.
Однако вполне рациональное пренебрежение, проявленное к младшему отпрыску, стало миной, подведенной под семейное согласие. Как оказалось, именно в нем таились истоки конфликта, расколовшего Анжуйский дом. После помолвки отец невесты безземельного принца, Умберто граф Савойский, поинтересовался у Генри II, какое обеспечение король полагает необходимым дать ее будущему супругу, чтобы привести его фактический статус в соответствие с высоким происхождением. Генри пообещал передать Жану три замка – Шинон, Лудан и Мирбо.
Этот вроде бы невинный жест взбесил Анри Молодого Короля – тот хоть и носил в отличие от брата несколько громких титулов, но обладал ими чисто формально. Никаких материальных благ в его руках сосредоточено не было, всем единолично распоряжался отец. Обидой Молодого Короля не преминул воспользоваться Луи VII, который пристально следил за обстановкой в Анжуйской империи и использовал шанс внести разлад в семью своего соперника, получив тем самым серьезные политические выгоды. Анри был женат на его дочери Маргарите, и король Франции постарался настроить сына против отца мягко, по-родственному. Тесть с зятем встретились на нормандской границе. Луи VII не пришлось приложить много усилий, чтобы убедить Молодого Короля в его неотъемлемом праве потребовать от Генри II хотя бы части тех владений, титулами которых он номинально пользовался. Естественно, отец наотрез отказал сыну, и с этого момента между ними началась открытая вражда. Взаимная неприязнь доходила до того, что они не могли встретиться даже ненадолго, чтобы между ними не разразилась ссора.
Когда Генри II узнал от графа Тулузского о заговоре, он покинул Лимож под предлогом охоты, приказав привести свои замки в состояние боевой готовности. Король направился на север, забрав с собой старшего сына. Но ночью в Шиноне, пока отец спал, Анри сбежал ко двору Луи VII. Генри II никак не думал, что сын столь дерзко и открыто выступит против него, и был по-своему прав – в одиночку Молодой Король не нашел бы в себе достаточно мужества выступить против могущественного повелителя Анжуйской империи. Просчитался Генри потому, что до поры до времени не понимал, кто в действительности является главной пружиной мятежа.
Несмотря на то что граф Тулузский предупреждал его об участии в заговоре Алиеноры Аквитанской, король не придал этому должного значения, поэтому оставил Ричарда и его брата Жоффруа на попечении матери. Он не верил в то, что жена может открыто пойти против мужа. Это неудивительно – даже многоученый хронист Ральф де Дисето не смог найти в истории ни одного такого прецедента, хотя отыскал более тридцати случаев, когда дети восставали против своих отцов.
Генри II не учел, что властная и гордая Алиенора в первую очередь была герцогиней Аквитанской, а уже во вторую – супругой графа Анжуйского и короля Англии. Именно Алиенора поощряла бунт Анри Молодого Короля. Именно она послала Ричарда и Жоффруа присоединиться к их брату при французском дворе, в то время как сама призвала пуатевинцев к оружию.
Для современников также не было никакой тайны в том, кто в действительности являлся движущей силой заговора. В первую очередь это была Алиенора, во вторую – Луи VII. Возмущенный прежде всего столь откровенным пренебрежением брачными узами, Ротру де Бомонт архиепископ Руанский возлагал всю вину в конфликте на неверную супругу. Он подозревал, что его красноречия будет недостаточно для увещевания герцогини Аквитанской, поэтому поручил составить письмо к ней известного богослова и поэта Пьера де Блуа.
Поскольку супружеская пара становится единой плотью, то необходимо, чтобы союз тел сопровождался единством духа и подчинением по согласию. Женщина, не подчиняющаяся мужу, нарушает законы природы, заповедь Апостола и установление Евангелия: «Муж есть глава жены» [Еф. 5:23]. Женщина создана из мужчины, соединена с мужем, подчинена власти мужа. Поэтому мы все горько плачем о распространенной и прискорбной жалобе на то, что вы, будучи благоразумнейшей женщиной, оставили мужа. Одна половина разлучается с другой, тело не служит голове. Мало того, намного хуже, что вы позволяете детям владыки короля и вашим восстать против отца, как мог бы справедливо сказать пророк: «Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня» [Ис. 1:2]. О, если бы перед наступлением последнего часа наших дней, говорит другой пророк, земля закрыла бы наши лица, чтобы не видели мы этих грехов![58] Мы знаем, что, если вы не вернетесь к своему мужу, то будете причиной всеобщего бедствия. И то, что сейчас единственно ваша вина, обратится во всеобщий ущерб. Поэтому возвратитесь, блистательная королева, к своему мужу и нашему владыке, так как вашим примирением страдающие обретут умиротворение, а с вашим возвращением вернется ко всем радость. Если наши молитвы не повлияют на вас, то пусть обеспокоят по крайней мере скорбь народа, угрожающие церкви притеснения и запустение королевства. Ибо или правда лжет, или «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» [Лк. 11:17]… Мы не можем пренебречь законностью. Либо вы вернетесь к своему мужу, либо мы будем связаны каноническим правом и добьемся церковного осуждения; мы заявляем это с неохотой, но если вы не раскаетесь, то мы с болью и слезами сделаем это