Дик оглянулся. Она стояла в толпе зевак. Со стороны ее можно было бы принять за старуху, но, приглядевшись, король понял, что это не так. Всему виной – мешковатая одежда и клюка. Но лицо говорившей не имело возраста, а черты не удавалось запомнить при всем желании. Она говорила достаточно тихо. Голос будто звучал у Дика в голове.
– Как вернешься в Лестер, твоя голова ударит туда, где оставила отметину твоя шпора.
Король скосил взгляд. Действительно. Хорошо заметная отметина. Странно, он и не почувствовал, когда она возникла.
Дик вновь отыскал глазами странную женщину. Предсказательницу?.. Или, может, ведьму?
– Вы желаете этого, моя госпожа? – проронил он едва слышно.
Но она поняла. Возможно, умела читать по губам.
– Нет, Ричард Плантагенет, но так будет.
– Все в руках Его, но ничто не предрешено заранее, – прошептал Дик и натянул поводья.
Серри пошел бодрым шагом, а потом и вовсе перешел на рысь. Его хозяин хотел покинуть это место как можно скорее.
Вечером королевские войска расположились на Редморской равнине, в нескольких милях от небольшого городка Маркет Босворт.
В шатре поселилась невыносимая духота, и Дик долго бродил меж костров. Присаживался к обычным воинам. Прислушивался к незамысловатым разговорам и простецким песням. Пару раз пробовал подпевать. Ему всегда нравилась неспешная упорядоченная жизнь войскового лагеря – умиротворенная, полная маленьких радостей. Этим людям предстояло идти в бой, проливать свою и чужую кровь. Никому неведомо, скольким из них предстояло вернуться, но они жили как ни в чем не бывало. Спокойно.
Потом король вставал. Кивал воинам на прощание и уходил в темноту – к следующему костру. Дик не запоминал разговоров и лиц – это казалось ненужным, лишним. Значение имела лишь толика тепла, которую он получал и отдавал без остатка.
Он не позволял себе пить. Но голова все равно кружилась – от аромата спелых трав, шальной летней ночи, незаметной поступи осени, которой младшему Йорку уже не суждено приветствовать.
Ему осторожно намекали. А потом и говорили открыто, беспокоясь о здоровье своего предводителя. Король был особенно бледен сегодня. В конце концов Ричард вернулся в свой шатер, чтобы не пугать никого более.
Духота обрушилась на него снова. И лучшим казалось лечь спать. Но ему даже в детстве не удавалось заснуть легко и спокойно. Сон прерывался снами, и Ричард не мог отличить бред от реальности. Хороводы лиц, безотрывно сменяли друг друга. Кого-то он даже узнавал. Дик отчаянно звал Эдуарда, но тот не пожелал говорить с ним. В ноздри закрался запах гари, и король снова ощутил себя в Ладлоу.
От каменной стены несло сыростью и ледяным холодом. На плечи давило. Правое сжимала рука матери, левое – брата. Они отчего-то беспокоились. Думали, без их поддержки Дик разревется и обязательно всех выдаст. Он ведь младший и почти ребенок.
– Все будет хорошо, – словно молитву шептал Джордж. Он был старше на три года. Целых три года, ставших впоследствии почти незаметными.
Брат говорил еще и еще, но Ричард не запоминал. Какая разница?! С тех пор произошло слишком многое.
Потом он увидел отца. Не из последнего сна – таким, каким Дик его запомнил. Радостным и полным сил. Герцог Йорк гордился своим младшим сыном, и от этого становилось очень легко на сердце.
– И какой же девиз избрал мой сын, став рыцарем?
– Loyalty me lie, – Ричард ответил без колебаний и сомнений.
И получил самый важный в мире ответ:
– Достойный.
А потом он увидел Анну в луче света. Она улыбалась. И Дик наконец сумел забыться.
– Прошу.
В шатер зашел молодой человек. Очень высокий и широкоплечий – настоящий гигант. Ричарда он перерос как ввысь, так и вширь. Темные волосы. Уверенный взгляд. Фамильные черты, которые довольно трудно скрыть, но при должном желании все же возможно.
Несмотря на то что молодой мужчина не понимал, почему и зачем его привезли в армейский лагерь накануне решающей битвы, держался он выше всяческих похвал. Дик даже слегка пожалел – зря он не оставил своего первенца при себе. Из него мог вырасти прекрасный боец.
– Ричард… Вас ведь зовут именно так? – уточнил король. Молодой человек кивнул. – Чему вас обучали?
– Латыни, греческому, грамоте и точным наукам… – принялся перечислять молодой мужчина, пока резкий взмах королевской длани не заставил его прерваться.
– Хорошо, – кивнул Его Величество. – В приемной семье вас не обижали?
– Нет, мой король.
«Такого, пожалуй, обидишь», – подумал Дик.
Джону Глостеру до своего старшего сводного брата было еще далеко. И для возмужания у мальчишки оставалось очень мало времени. Молодой Ричард же в свои немногие года казался сильным и мудрым мужчиной. Рыцарем, несмотря на отсутствие у него звания и титула. В том, что он выживет, король не сомневался.
«Хоть кто-то, – промелькнуло в голове, но Дик отогнал эту непрошеную мысль. – Семя Йорков не исчезнет, как бы того не добивались Людовик XI и бастард Тюдор. Пока капля крови Плантагенетов есть в Англии, королевство выстоит вопреки всему».
– Со мной хорошо обращались и следили, дабы я получил самое лучшее образование, – молодой человек посчитал необходимым дополнить рассказ о своем взрослении. – Время от времени в дом, где я жил, приходил неизвестный. Он оплачивал мое проживание, питание и обучение, тщательно проверяя, достаточно ли доброжелательны опекуны.
– Вы, вероятно, догадались, кто перед вами? – вновь прервал его король.
– Да, Ваше Величество.
Взор оставался спокоен. Ему наверняка льстило такое родство. Но просить что-либо и тем паче требовать молодой человек считал ниже собственного достоинства. Этим он нравился Дику еще больше.
Когда Ричард появился на свет, герцог Глостер был еще слишком молод. Вряд ли он сумел бы позаботиться о своем первенце, как должно. Дик уступил матери, пожелавшей сохранить все в тайне, и теперь не жалел об этом решении.
– Я ваш отец, – произнес он, – и если завтра я выиграю эту битву, то призову вас ко двору и возвеличу, как подобает вам по праву рождения. Но может случиться так, что завтра я буду побежден, убит и не увижу вас больше… Если это произойдет, никому не рассказывайте о том, кто вы родом. Не говорите об этом до тех пор, пока я не одержу победу.
Молодой Ричард почтительно склонился перед ним. Дождался дозволения подняться и вышел из шатра.
Постучали. Иоанна вздрогнула. Ее нечасто отвлекали от вечерней молитвы. Принцесса поднялась с колен, оправила многочисленные юбки и произнесла спокойно и сдержанно:
– Я слушаю вас.
В небольшую комнату, более похожую на келью, вошел брат.
– Иоанна, прости, что прерываю твою молитву.
– Бог простит, – со вздохом ответила регентша.
– Совет непреклонен. Он настаивает на твоем замужестве.
– Я знаю.
– Послы торопят.
В полутемной комнате, очень просто обставленной и будто созданной для уединения и молитвы, разговоры о государственных делах казались кощунственными.
– Все знают о твоем желании удалиться от мира, – продолжал брат. – Но у дочери короля есть долг перед народом, – он надолго замолчал, но решительно продолжил. – В конце концов, если б тебе была уготована жизнь в монастыре, ты родилась бы в другой семье.
– Не богохульствуй! – повысила голос принцесса. – Все в руках Господа, и только Он знает, как должно…
Она осеклась, раздумывая.
– Ты святая, но…
– Никто не может так называться, пока не прошел до конца своего жизненного пути, – проговорила женщина отрешенно.
Но по ее темным глазам, в которых неожиданно ярко отразилось пламя лампадки, брат понял: она раздумывала над сделанным ей предложением. В нынешние времена, а тем более в Португалии, женщинам нечасто удавалось настаивать на своем. Иоанна же всегда добивалась того, чего желала, – так или иначе.
– Завтра я дам окончательный ответ, – принцесса склонила голову и отвернулась, прерывая разговор.
Брат поклонился и быстро вышел, а Иоанна вернулась к прерванному занятию. Встала на колени и принялась молиться сильнее прежнего.
Семье никогда не понять ее стремления. Народ чтит регентшу за боголюбие, но долго ли продлится его любовь? Что может дать Англии бедная маленькая страна? На островах не принимают королев-соплеменниц, что уж говорить об иностранке-бесприданнице… Но, возможно, в том кроется испытание, которое должно пройти во славу Господа?..
Иоанну терзали сомнения и вопросы. Она молилась всю ночь, так и не отправившись спать. Даже когда голова обессилено склонилась, а веки стали закрываться помимо воли, принцесса нещадно боролась со слабостью и одолевающим ее сном. И оказалась вознаграждена за упорство.
В какой-то момент вся комната озарилась радужным сиянием. Золотые блики пробежали по стенам. Дышать стало неожиданно легко. Свежий воздух, ветер и, наконец, вихрь закружил ее. Принцесса зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами.
– Смотри, – прошелестело в голове.
Голос – слишком низкий для женщины и больно тонкий для мужчины. Не старческое кряхтение и не молодой звон.
Иоанна распахнула глаза. Ахнула от неожиданности и заморгала. Шедший из стены радужный свет затоплял собой все помещение. Женщина могла рассмотреть стоявшую вдалеке фигуру – несомненно, голос принадлежал ей, но не различала подробностей. Даже цвета хламиды, в которую та была закутана, не сумела разобрать.
– Ричарда нет более среди живых, – прошелестело в голове, и все кончилось.
Иоанна очнулась на полу, в крайне неудобной позе. Во сне она подтянула к груди колени, а голову прикрыла руками. Она сильно замерзла, а когда попыталась подняться, вскрикнула от боли. Тело нещадно ломило, особенно спину. Принцесса все же встала и привела себя в порядок, кликнув прислужниц. Позже она вышла из комнаты и, как обещала, дала окончательный ответ.