Почти неделю отряд Риэго не входил в соприкосновение с неприятелем. Но вот вновь показались передовые части правительственных войск, а еще через день О’Доннель подтянул к Морону всю свою дивизию и стал окружать городок.
Огромное несоответствие сил не оставляло патриотам никакой надежды на успех в случае решительного столкновения. Риэго поспешно покинул Морон. Отряд стал медленно отходить в сторону гор, сдерживая противника арьергардными стычками.
О’Доннель атаковал теперь с большой решимостью: число его стрелков превышало втрое общее количество людей в рядах повстанцев.
Два вражеских батальона охватили колонну с флангов и открыли по ней убийственный перекрестный огонь. Сохраняя свой строй, подбирая убитых и раненых, патриоты отступали в намеченном направлении. Время от времени они вынуждены были переходить в контратаку, чтобы сдержать неистовый напор врага, крайне осмелевшего, уверенного в своей близкой победе.
Однако паническое бегство восставших, на которое так рассчитывал О’Доннель, заставляло себя ждать. В критическую минуту Риэго, покрытый пороховым дымом и кровью, выхватил красно-зеленое знамя у раненого знаменосца и, пришпорив коня, бросился на зарвавшихся передовых стрелков противника, увлек за собой Осорно с его драгунами.
Два раза кавалерия абсолютистов пыталась стремительным налетом сломить сопротивление и смять повстанцев. Ее встречали градом пуль, штыками, и она откатывалась назад, терпя тяжелый урон.
Но и ряды патриотов быстро редели. Еще два часа такого боя — и колонна перестала бы существовать. К счастью, надвигалась ночь. О’Доннель убедился в том, что все его усилия сбить противника со взятого им направления в горы не приведут к успеху. Продолжать преследование в темноте он не решился. Генерал приказал бить отбой, и колонна, наконец, оторвалась от врага.
Риэго не мог дать людям ни минуты отдыха. Надо было под покровом темноты забраться как можно глубже в сьерру.
Подсчитать людей?.. Зачем?! Перед концом боя он видел в лучах заходящего солнца, как немного их осталось. Страшное это видение и сейчас не покидало ею. Горстка… меньше одного батальона!..
В безлунную мартовскую ночь уцелевшие брели по кручам, напрягая последние силы. Риэго слышал за собой приглушенный топот ног и лязг оружия. Изредка застонет измученный невыносимой усталостью солдат. Раненые, притороченные к седлам мулов, бредили, истекая кровью.
Иногда из тьмы доносились хрип и клокотанье, вдруг смолкавшие. Тогда останавливались, чтобы похоронить умершего.
Риэго спешил туда, приказывал положить покойника у скалы и идти дальше. Если раздавался ропот, Рафаэль хватался за пистолет:
— Во имя Испании — ни одной потерянной минуты!
На рассвете 5 марта показалась Вильянуэва-де-Сан-Хуан.
Пересчитали бойцов: их осталось 400 человек. Выбыли из строя лучшие офицеры: Алугнис, де Кастро, Кароселли. Умирал капитан Чарнеко. В руки врага попали Ортис и Осорно.
Вперед, вперед!..
Два часа отдыха в Вильянуэве — и дальше в поход. Ночь провели в Хилене. Не останавливаясь, прошли Эстепу.
У старого моста через полноводный Хениль на колонну налетел кавалерийский разъезд в 60 сабель. И снова схватка.
Непрерывно отбиваясь от наскоков врага, добрались к концу дня 6 марта до Агилара. Противник не показывался. Риэго разрешил привал на час — только сгрызть корку хлеба, смоченную в вине, и опять в поход.
В Монтилье мертвый сон подкосил солдат посреди улицы.
В ту ночь алькальд Монтильи много раз поднимался с постели, чтобы посмотреть, улегся ли, наконец, его беспокойный постоялец. Сквозь дверную щель он видел все то же: подполковник как маятник все ходил да ходил из угла в угол.
Риэго подводил мучительные итоги. Двести лиг прошел он по Андалузии, и нигде, почти нигде не нашел настоящей поддержки, помощи без оглядки и расчета. Почему?.. Чем больше он думал, тем крепче утверждался в мысли, что должны существовать неизвестные ему слова убеждения, слова, которые могут преодолеть у народа чувство страха, поднять его так, как поднимали когда-то призывы герильи… Но что эго за слова? Какие чаяния живут в народных глубинах?.. Вот уже два месяца зовет он на борьбу против тиранов — и призывы его рождают лишь слабый отзвук в тех, кто должен был ответить предельным напряжением воли, жертвенной решимостью отдать жизнь за великое дело. Вот и солдаты колонны платят ему за заботу и дружбу горячей сыновней привязанностью. А ведь и они идут в бой только с покорной готовностью. Ни разу еще не видел он такого могучего порыва, как в годы, когда такие же крестьянские парни дрались с французами. Они защищали Испанию от чужеземного нашествия! Да ведь теперь они борются за свободу, против рабства! Но то были львы, а сейчас?.. Да, только покорная готовность.
«Какая доблесть!» (Ф. Гойя).
«Продавщица оршада» (Г. Доре).
Вдруг дело всей его жизни предстало Рафаэлю в новом свете. Он увидел себя и своих единомышленников одинокими среди огромной массы равнодушных соотечественников. Горечь этой мысли воскресила в его памяти тот кубок полынного настоя, который ему пришлось выпить при посвящении в масоны.
Риэго присел к столу, низко склонил голову на горячие ладони. Долго сидел он так, охваченный душевной болью.
Но вот вождь повстанцев стремительно срывается со скамьи. Раз начавши борьбу, он доведет ее до конца! Если Кирога держит еще Леон, рейд сослужит ему неоценимую службу. Но пусть даже Леон пал — жертвы не пропадут даром. Поход колонны еще долго будет призывать народ к борьбе!..
Сейчас осталось только одно: подороже продать свою жизнь — свою и жизнь солдат — и оставить будущим борцам с тиранией достойный подражания пример.
Благословенна будь судьба, посылающая такой конец!
В три часа утра 7 марта барабан поднял людей, и колонна покинула Монтилью. Риэго намеревался теперь пересечь Гвадалквивир и углубиться в лежащий к северу от него горный массив.
Ближайшая переправа через эту широкую реку была в Кордове, густо населенном городе, перекрестке многих военных путей. Здесь были расквартированы кавалерийский полк, два пехотных полка, дивизион артиллерии. Несмотря на это, Риэго, переговорив со своими офицерами, решил направиться туда.
Когда колонна подходила уже к предместью города, сильный военный отряд преградил ей путь.
У бойцов революции не могло оставаться сомнений — это был конец! Их подвиг завершится у покрытых арабесками ворот.
Ни один не дрогнул. Взяв на изготовку ружья, они затянули боевую песню:
Солдаты, на бой нас
Отчизна зовет!
Мы ею клянемся —
Победа иль смерть!
Вперед же летите,
Солдаты свободы,
Оковы народа
Спешите сорвать!
Пред гневом священным
Тюремщик презренный
Чела дерзновенно
Не смеет поднять!
Выстроившийся у ворот неприятельский отряд не дал боя. Он как-то незаметно растаял.
Путь в город открыт. Развернув знамена, колонна прошла ворота — и вот она уже на улицах Кордовы.
Где же полки и батальоны, послушные Мадриду? Они без уговора укрылись в казармы, очистили дорогу патриотам, не захотели драться с солдатами свободы.
Гибнущая колонна одержала здесь свою моральную победу.
В лохмотьях, покрытые грязью, идут солдаты и офицеры. Лица обращены к знамени. Изможденные, измученные люди поют слова бодрости и силы, но кажется, что жизнь теплится только в их глазах.
Народ заполнил улицы. Толпа неподвижна. Она зачарована непостижимой смелостью этих людей. Потрясены самые черствые души. Многие в молчании крестятся. Старая нищенка подбегает к Риэго, целует ему руку.
Не прерывая песни, повстанцы пересекают город. Они располагаются на ночлег в предместье Сан-Пабло.
Риэго и его офицеров с почестями принимают в аюнтамиенто. Жители собрали для героического отряда пятьдесят тысяч реалов.
На другой день, в семь часов утра, отряд покинул Кордову, чтобы поскорей добраться до сьерры.
Напрягая последние силы, преследуемые оставляют за собой по семи-восьми лиг в сутки. Эспьель, Бельмес…
Со времени отхода, от Кордовы колонна растеряла еще 200 человек. Многие заболели. Покидали ряды все усталые, изверившиеся. Это была уже агония…
10 марта стали в Фуэнте-Овехуна. День был пасмурный, дождливый. Когда Риэго заметил приближающихся со стороны Кордовы всадников О’Доннеля, он мог только приказать отступить со всей возможной поспешностью.
Через Берлангу прошли 100 человек, через Вильягарсию — 30… До Бьенвениды, что в Эстремадуре, добралось 13 марта только 20 беглецов, которых преследовал по пятам целый кавалерийский эскадрон.
Крепко обнял Рафаэль каждого из верных своих товарищей.
— Братья, мы кончили поход!.. Нам надо рассеяться, иначе нас изрубят всех до одного… Пусть каждый ищет своего спасения, как только может. Те, в ком еще остались силы и желание послужить Испании, пусть пробираются на остров Леон.
IIIРЕВОЛЮЦИЯ ПОБЕЖДАЕТ
Части генерала Фрейре полностью отрезали остров Леон от суши, а генерал Кампана крепко держал Кадис. Колонну Риэго — главную надежду восставших — абсолютисты загнали в далекие сьерры. Казалось, революционная армия была обречена на неизбежную гибель.
Из Севильи Фрейре слал в Мадрид многообещающие реляции и требовал подкреплений, заверяя короля Фердинанда в том, что он скоро подавит мятеж и захватит всех его зачинщиков.
Но подвижная колонна Риэго путала все карты. Фрейре не мог решиться начать генеральную атаку на остров Леон до тех пор, пока у него за спиной бродил отряд смелых бойцов-революционеров, связывавших его кавалерию, грозивших взбунтовать воинские гарнизоны в глубоком тылу.
Все внимание трусливого правительства и бездарных королевских генералов было приковано к тому, что происходило на юге Испании, в Андалузии. Они лихорадочно стягивали туда свои силы, оголяя остальные провинции. Это развязывало руки революционерам Галисии, Каталонии, Наварры, Валенсии.