Питер ответил спустя сутки: «Ты не понимаешь с первого раза, да? Я живу дальше, ясно? И тебе желаю того же. Переверни страницу и успокойся». Она понимала его злость и все же была уверена: чтобы перевернуть страницу, ее сначала нужно прочитать.
Контактов Адама она не нашла, зато отыскала его отца, причем совершенно случайно – вспомнила рассказы Адама о том, что детство его прошло в картинговом клубе, где его отец собирал и ремонтировал карты – крошечные болиды, похожие на газонокосилки, – следил за их исправностью, а по выходным курировал соревнования местной гоночной лиги и тренировал школьников. Ли загуглила и просмотрела всех сотрудников картинговых клубов в Лос-Анджелесе, и там нашла знакомую фамилию – Уэллек; фамилия не то чтобы очень редкая, но всяко не «Смит»; Ли отыскала его профиль в Фейсбуке и проверила данные – возраст и профессия совпадали, даже внешне в его лице было что-то похожее на Адама – эта невероятная серьезность: на фото профиля был уже пожилой человек в бейсболке, который смотрел в камеру так, словно фотографировался на какие-то очень важные документы. Его лента состояла в основном из постов двух видов: в первых он делился рецептами мясных блюд, во вторых хвастался успехами своих учеников, их кубками и победами на местных чемпионатах по картингу.
Ли написала ему, рассказала свою историю и попросила «если можно, пожалуйста» поделиться контактами сына.
Мистер Уэллек ответил в тот же день:
«Здравствуйте, мисс Смит,
К сожалению, Адама больше нет. Он умер четыре года назад».
Она несколько раз перечитала строчку, чтобы убедиться, что не ошиблась. Встала из-за компьютера и прошлась из угла в угол по комнате, ей вдруг ужасно, до дурноты захотелось пить, она сходила на кухню, налила в стакан воды из-под крана и выпила залпом. Стало полегче, она вернулась к компьютеру – и увидела еще одно письмо от мистера Уэллека, он предлагал встретиться и поговорить.
Он встретил ее лично на входе в гараж, одетый в грязный синий комбинезон механика, на поясе – кожаный ремень с целой лентой ключей и других инструментов; на голове – засаленная, уродливая бейсболка, которую не стирали, наверно, со времен гражданской войны, как минимум («это моя счастливая бейсболка, сегодня у моих парней важный заезд», – пояснил он, заметив ее взгляд). При личном знакомстве сходство мистера Уэллека с Адамом стало еще более очевидным; он тоже отдаленно напоминал Курта Кобейна, только такого, который не покончил с собой, но располнел и прожил внятную и спокойную жизнь здорового человека, без надрыва и мыслей о суициде; а в его взгляде и улыбке было что-то такое, что делало его похожим на грустного домашнего кота.
Он пригласил ее в гараж и показал свои «владения», познакомил с коллегами. Затем они прошли на трассу, где пилоты – дети школьного возраста в огромных шлемах – уже рассаживались в свои похожие на газонокосилки болиды. День был жаркий, воздух дрожал над асфальтом. Вдоль обочины по всей длине трассы лежали раскрашенные в белый и красный цвета покрышки от автомобилей, которые, как поняла Ли, должны были смягчить удар в случае, если кто-то из юных гонщиков не справится с управлением.
– Его арестовали весной 99-го, – сказал мистер Уэллек; он постоянно трогал козырек своей грязной бейсболки – так нервничал; и Ли не могла понять, что именно его нервирует – воспоминания или тот факт, что его команда, кажется, проигрывает гонку. – В аптеку влез ночью. Искал дозу. Его поймали, бросили в камеру. Установили личность и позвонили мне. Я приехал и увидел его, – он покачал головой, – ужасное зрелище, от него почти ничего не осталось, он весил килограммов пятьдесят, не больше. Мешок с костями. Я оплатил ему адвоката. Ему скостили срок, назначили обязательные работы и курс лечения. И вроде все было хорошо, – мистер Уэллек вздохнул. – А потом он сбежал, прямо из клиники. Украл карточку доступа у кого-то из персонала и свалил через аварийный выход. И опять стал аптеки обносить. Не знаю, что у него за фиксация была на аптеках. Я много об этом думал: где я ошибся? Все ли сделал? Конечно, я, эммм, был не в восторге от всего этого. Да что там, в ярости был! Вы поймите, я же тоже человек, у меня нервы. Но я все сделал все, что мог. Чтобы оплатить лечение, я машину продал, – показал себе за спину большим пальцем, словно там где-то стояла его проданная машина. – Ему было легче, правда. Он даже вес набрал, перестал быть похож на ведущего «Баек из склепа». И, в общем, он сбежал из клиники, и я был так страшно зол. Очень сильно зол. Слег с давлением, так… так… так меня трясло. Я чувствовал себя оскорбленным, я думал «ах ты ж маленький неблагодарный мудень, я ради тебя продал свою «Камаро», и этим ты мне отплатил?» Мне, конечно, нужно было как-то по-другому все сделать. Нужно было искать его, – он посмотрел Ли в глаза, словно хотел попросить у нее за что-то прощения. – Но я не стал искать. Я решил – не хочешь лечиться, и хрен с тобой. Я умываю руки, – он снова замолчал, тер ладонью покрасневшую на солнце шею. – И еще через месяц мне снова позвонили из полиции. Я когда услышал голос копа в трубке, сначала, знаете, испытал… как бы это сказать… злорадство. И до меня даже не сразу дошло, что меня зовут на освидетельствование. Что он не в клетке, а в морге. Он где-то был на квартире с этими своими, – мистер Уэллек неопределенно махнул рукой, – ну с этими, с барыгами с этими. Туда копы ворвались, а он – а он – а он – ну, он на балконе был и не хотел сдаваться, пытался перепрыгнуть с одного балкона на другой. И сорвался.
По трассе с газонокосилочным жужжанием гоняли карты. Минуту или две мистер Уэллек и Ли молча наблюдали за гонкой. И каждый раз, когда мимо проносился его протеже на красном болиде, мистер Уэллек хватался за козырек кепки и тихо шептал: «Ну куда, куда ты давишь? Сбрасывай! Вот так, вот так, мягче!» Ли разглядывала его лицо и ясно представляла себе, как в детстве, когда на картах гонял Адам, мистер Уэллек, еще молодой, точно так же стоял на обочине, за покрышками, и поддерживал его; и ей стало ужасно грустно, хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему и сказать что-то такое, отчего ему стало бы легче; хотелось как-то проявить эмоции, но она боялась его смутить, показаться навязчивой.
– Я не знаю, насколько это уместно, – сказала она, – но вы писали в письме, что говорили с Адамом про Колумбию. И про Гарина.
– Ой, да, да, конечно, – он стал хлопать себя по карманам. – Пойдемте, я должен вам показать.
Они зашли в гараж, в раздевалку, мистер Уэллек открыл шкафчик, достал рюкзак и извлек из него папку. Они сели за пластиковый столик в столовке. Мистер Уэллек выложил бумаги и разложил их так, чтобы Ли могла прочесть. Она пробежалась глазами по заголовкам – это были распечатки каких-то очень старых статей.
– Что это?
– Это статьи из газеты «Лексингтон сегодня» за 70-й год. Про семью Гарина. Я думаю, вам будет интересно.
– Господи, – Ли разглядывала заголовки, – где вы их откопали?
Мистер Уэллек грустно улыбнулся.
– Ну, мне нужно было как-то устаканить все это в голове. Как-то прожить. Первое время, когда Адама не стало, я просто не знал, как быть. Я хотел знать – как так вышло? И, в общем, начал копать. Адам, пока лежал в клинике, без конца про Гарина говорил, рассказывал всем, что профессор скоро придет за ним и заберет его, и все будет как раньше. Врачи заверяли меня, что он не в себе, у него галлюцинации. Он по ночам разговаривал сам с собой, с Гариным в своей голове. Тогда мне казалось, что это просто наркота и его вылечат. А потом, когда все уже случилось, я стал думать иначе. Мне стало интересно, кто такой этот Гарин и как он смог превратить моего сына в… – мистер Уэллек запнулся, вздохнул. – И, в общем, я начал искать, и выяснилось, что про этого гондона почти ничего нигде нет. И это первое, что меня удивило. Я даже частных детективов нанимал – и они возвращались с какими-то крохами. Но один – последний – был хорош, и он нашел вот это, – мистер Уэллек выбрал один из листов и протянул Ли. – Так я узнал про детство Гарина. Его отец пропал без вести в 70-м году после ДТП на дороге. При очень странных обстоятельствах. Настолько странных, что о нем даже в газетах написали, – он в воздухе руками изобразил заголовок. – «Таинственное исчезновение русского». Я вообще случайно об этом узнал – копался в архивах прессы штата Миссури за семидесятый год. Вот, даже копии сделал, качество не очень, там ксерокс был старый, засвечивал все, но текст вполне читаемый. Если кратко, отец Гарина был главой русской диаспоры в Лексингтоне, считался образцом добродетели. И тут такое дело: возвращается он домой из соседнего города, и на дорогу прямо ему под машину выскакивает олень, – бог знает, как он там оказался, оленей в тех местах отродясь не видели, – ну и, в общем, авария, все дела, машину заносит, и в кювет. Кто-то из местных проезжал мимо, увидел сбитого оленя в луже крови и тормозной след на асфальте. Вызвали копов, те приехали, осмотрели место – а там никого, машина пустая. Ни крови, ни следов вокруг. Он просто испарился. А это же семидесятые, понимаете? Везде потом писали, что его пришельцы забрали, – мистер Уэллек ткнул пальцем в одну из статей. – Сразу куча свидетелей мутных, которые, типа, видели огоньки в небе над дорогой и все такое. Но даже не это самое интересное. В паре миль на юг от аварии копы подобрали у дороги ребенка – нашего Юру Гарина, ему тогда тринадцать было. Или двенадцать, я не помню, надо уточнить, посчитать. Оказалось, папаша наорал на него и в качестве наказания высадил из машины прямо на дороге и заставил пешком идти домой по обочине: «чтоб подумал над своим поведением». У меня нет точных данных, но, судя по всему, такие методы воспитания были в их семье нормой, – мистер Уэллек осекся. – Вы в порядке? Вы как-то побледнели.
– Нет, – Ли покачала головой, – то есть да, в порядке. Продолжайте, я слушаю.
– Короче, именно в тот день все пошло не по плану: папаша выкинул его из машины, а сам через пару миль поймал на капот оленя. И с тех пор его никто не видел. А искали прям всем городом, всей диаспорой. Фото во всех газетах, на каждом столбе, – махнул рукой, – все бесполезно. Тело так и не нашл