– Не шевелись, сейчас я ее ухвачу!
– Да я и не шевелюсь! а что с тобой, у тебя что-то болит?
Но я не собираюсь рассказывать ей про свою голову!.. мне не помешала бы помощь профессионального композитора!.. причем прямо сейчас!.. у меня в голове проносятся разные реминисценции! какие-то обрывки!.. совершенно нелепые!.. ведь без контрапункта симфоний не бывает!
От виска к виску ужасная боль!.. пронзает мою голову! извините меня!.. я не хотел жаловаться… моя рубашка прилипла к спине… да!.. но я не собираюсь об этом говорить… хватит уже кривляться!.. что за хроника: я!.. я!.. Европа рушится? а вот у меня рубашка! прилипла к спине! я!.. тююююу! тю! тю! опять где-то сигнал тревоги… я пытаюсь воспроизвести музыку… как жаль, что меня этому не учили!.. тююююуш! послушаем!.. мне бы очень сейчас пригодилось второе ухо – того, что у меня осталось, явно не достаточно… хорошо бы на пианино, наугад… одним пальцем, вторым… позже я два года отбарабанил за решеткой в Копенгагене, время у меня там было… там я все время вспоминал про Ганновер и сочинял по-настоящему величественные мелодии, можно сказать, симфонии… я тихонько мурлыкал их себе под нос… самому себе… там, в каталажке… брум!.. трррах!.. уууу! я был там один, и никому не мешал… сторожа уже привыкли… я провел в тюряге два года, в павильоне К, Vesterfangsel… раз уж я оказался в Дании, им пришлось куда-то меня пристроить…
Сейчас я сижу здесь и пишу, а сверху[83] доносится музыка, рулады симфоний… мне так кажется, я никогда никого ни о чем не спрашиваю… слушаю и молчу… но я не собираюсь напевать себе под нос, как там, в тюрьме Vesterfangsel… надеюсь, здесь танцуют барышни, а не язычки пламени, как в Ганновере… мне так сказали, а сам я их никогда не видел… я хорошо представляю себе эту студию: я поднимался туда два… или три раза… по ночам… я ведь не умею вести светских бесед, чего нет, того нет… убогого постоянно мучают угрызения совести… он молчит… как и я… вот человек, от рождения занимающий удачное положение, без колебаний сразу устремляется вперед!.. всюду лезет!.. высказывает свое мнение, обо всем судит!.. навязчиво указывает вам, что вы должны думать! светский человек ничего не умеет делать… но он таким родился… он или она всегда обо всем судят, ведь у них есть на это полное право!.. еще бы!.. а вы можете бормотать себе под нос, вас никто не услышит!.. одно дуновение, и вас больше нет!
Но тогда я находился совсем в другом месте, и слышал только три… ну, может, четыре ноты… сидя там, на платформе, в куче обломков и строительного мусора… на остатках платформы, на месте вокзала Ганновер-Север… надо сказать, больше у нас ничего не осталось… наши последние тряпки и рюкзаки пропали во время взрыва! землетрясение, обвал, и все семь тележек похоронены под лавиной кирпича от двух… трех фасадов, плюс балконы из кованого железа!.. а что за лунный свет! никогда вы не увидите таких трагических событий ни в кино!.. ни в театре!.. уверяю вас: Голливуд умер!.. черт побери!.. задним числом они не смогли бы вам показать того, что происходило!.. в действительности!.. что касается меня, то я не могу даже смотреть на фотографии!.. призванные воспроизводить, доносить до нас! вот именно! запечатлевать, фотографировать! мгновенно извращать реальность!.. вам не хочется видеть то, что тогда происходило?.. тогда прибегайте к транспозиции!.. к перемещению!.. и еще к поэтизации, по мере возможности! но кому это нужно?.. да никому!.. возьмите, к примеру, ту же Гонкуровскую премию!.. это же просто конец всему!.. всем и всему!.. «транспозиция уже невозможна»… а зачем нужны были крестовые походы?.. но в те времена люди хотя бы перемещались сами!.. а теперь они в своих усовершенствованных супер-реактивных самолетах катапультируются с шестнадцатого этажа в Пасси прямиком на Голгофу… за семь минут… фотографируются под «Оливковыми деревьями»… мсье – в роли Иосифа… мадам – в роли Марии… детишки, естественно, в роли ангелочков… и обратно, чтобы успеть к аперитиву!.. теперь ведь у каждого в заднице мотор, они едут, куда захотят и как захотят, им уже не нужны ни ноги, ни голова, они превратились в пустые оболочки, переносимые ветром… они даже исчезнуть не смогут, это уже произошло…
Вы можете сказать: ну до чего же надоел этот старый придурок!.. безусловно, я согласен, вы правы, меня заносит… я должен продолжить рассказ об этих трех нотах… надо поспешить! прекратить выпендриваться… и описать Ганновер… вы же понимаете, это необходимо!.. до того, как я свалился от удара кирпича, я вообще никаких забот не знал… спокойно напевал, что в голову придет, беззаботно мурлыкал себе под нос, музыка меня не интересовала… но теперь я вдруг почувствовал потребность!.. мне была важна эта мелодия… вы только посмотрите на меня! не имея ни образования, ни опыта, пытаюсь собрать какие-то обрывки… да кстати! мои костыли!.. тоже пропали во время этого идиотского взрыва… ведь на нас обрушился сразу целый фасад… так мне кажется, хотя я не уверен…
– Фелипе, дружище!.. Фелипе!
Я сообщаю ему о своей проблеме… конечно, сейчас он найдет мои костыли!.. ведь нам нужно двигаться дальше… по другому пути… на этом вокзале Ганновер-Север остался только один путь… я слышал разговоры, что скоро должен прибыть какой-то поезд… увидим!.. пассажиров-то здесь хватает!.. обычные люди, вроде нас… и военные… фрицы и венгры, по-моему… они тихонько переговариваются, перешептываются… всматриваются, как и мы… вдаль… а вокруг… продолжают полыхать пожары… догорают остатки домов… буйство красок… в ярком лунном свете мы все напоминаем пьерро: как будто мукой обсыпаны… Фелипе приносит мне мои две трости, которые оказались неподалеку… да!.. да!.. да!.. а как же моя величественная мелодия?.. она прекрасно подходит к этим руинам… я бы сказал, к этому океану огня, язычкам пламени, охватившим весь Ганновер… эта мелодия все громче звучит у меня в голове… кажется, она совсем недурна… но как же ноты?.. ведь нужны точные, верные ноты? о, это только реминисценции… конечно… а еще?.. несколько спокойных нот после бури…
Если хотите, можете мне не верить, но после той ночи в Ганновере я не раз задавался вопросом… а может, я всю жизнь искал именно это… и везде… и всегда…
«Все ясно, он уже впал в слабоумие, мы же читали об этом в „Пари-Матч“ [84]! этот деградировавший полутруп! он уже ходит под себя!»
Можете меня перебить… правду все равно не скроешь… но после всех этих пережитых мною приключений, забавных и не очень, я по-прежнему задаю себе один вопрос… удалось ли мне сохранить в себе это музыкальное сопровождение?.. о, я ведь не претендую на многое!.. три-четыре ноты… нотки доброты, если так можно сказать… мне этого достаточно!..
И вот однажды я решился… поднялся наверх к этим барышням, танцовщицам… в одиннадцать часов вечера… я ясно слышал!.. эти три… четыре нотки… в одиннадцать часов вечера наверху уже никого не было… я знаю, что мне нужно… симфонии!.. перебираю пластинки… вот они!.. можете мне поверить, я сразу же нашел… то, что мне нужно… да!.. нет!.. да!.. а теперь к пианино! оно на другом конце студии… наверное я слишком долго об этом думал… я тыкаю в клавиши… готово!.. почти верно, так!.. да!.. эти «ля» на клавиатуре звучат точно… я продолжаю!.. ничего удивительного! если вы ломаете над чем-нибудь голову в течение двадцати лет, то, черт побери, у вас все получится!.. даже если у вас нет музыкального образования и не очень хорошо со слухом!.. я снова спускаюсь к себе, я нашел эти четыре ноты… соль диез! соль! ля диез!.. си!.. запомните!.. именно их я там тогда и слышал.
Но там, на насыпи… я чувствовал себя не особенно хорошо… плюхнулся в обморок, как барышня… а когда Фелипе меня разбудил, уже светало…
– Поезда не было?
Спрашиваю я.
– Нет… нет… пока нет!
Он меня успокаивает… ладно… я говорю себе: Лили, я снова здесь, с тобой!.. и с Бебером!.. о, но сирены: ууууу!.. так же, как и в Берлине… могли бы и успокоиться, все ведь и так разрушено!.. или почти все… уууиииии!.. все залито ярким лунным светом… и тррах! бабах!.. разрывы бомб… что же они еще здесь взрывают?.. кстати, а где Фелипе?..
Вот наконец и поезд!.. вы наверняка думаете: да он только тем и занимается, что садится на поезда!.. и все же, вот он!.. кажется, это последний поезд из Ганновера в Гамбург… если, конечно, это можно назвать поездом… локомотив на угле, к которому прицеплена дюжина или же пятнадцать разбитых вагонов… вагонов?.. нет!.. покореженных фургонов, без перегородок и дверей… что-то вроде разнокалиберных платформ… но хуже всего то, что эти повозки все забиты какими-то запчастями, кажется, больше всего тут огромных прожекторов в чехлах… пассажиры при желании могут залезать и устраиваться, по возможности, тем более, что на этой линии поездов больше не будет… а потом рельсы будут взорваны, по стратегическим соображениям… все вокруг только об этом и говорят… наверное, они знают… в сплетнях далеко не все ложь, хуже всего то, что в них много правды… ну а нам все же лучше не рисковать… даже если допустить, что сведения относительно прекращения движения по линии Ганновер-Гамбург не совсем точны, а только приблизительны… о, полезли!.. с трудом, но нам это удалось!.. мы пристроились между огромной катушкой кабеля и какой-то махиной, кажется, динамо-машиной… в тесноте, да не в обиде… Лили, Бебер в сумочке, Фелипе и ваш покорный слуга… но вот чтобы согреться остается рассчитывать друг на друга, надеть на себя нам больше нечего, все потеряно во время этой погони… и обвала… или почти все… рюкзаки и «канадки»… все осталось под кирпичами… вероятно это так, хотя точно я не знаю… успокойтесь, совсем голыми мы конечно не остались!.. но чувствовали себя почти таковыми, из-за дождя и ветра… и из-за погоды и потому, что мы ничего не ели с самого этого обвала… на самом деле ничего, ни кофе, ни хлеба… правда, положение остальных, в других вагонах, было ничуть не лучше… я видел, как они устроились… вскарабкались на эти повозки, втиснулись, как и мы, между грудами запчастей… они тоже не шевелились, как и