– А Одиль?
– Она не может двигаться!
– А эти, там?
Я вижу четырех шкетов, еще более тщедушных, чем наши, и таких же слюнявых и сопливых, как те, укутанные в шерстяные тряпки и брезент… но они смеются… наши смеялись лишь изредка… а эти четверо, должно быть, из породы смешливых…
– Откуда они родом?
– Они были с Одиль… Она послала их к тебе…
Кучи развалин и обломки лавчонок… и сплошь мостовые бугрятся… трамваи горбятся сверху, один на другом, один на другом, в вертикальном положении и опрокинутые вверх тормашками… Больше нечего искать… тем более, что задымленность усиливается, я вам уже говорил, дым густой, едкий, черный и желтый… о, я вроде бы повторяюсь… но, значит, так надо… я хочу дать вам точное представление… ни одной живой души… должен сказать… все уехали?… Куда?… Погреблены под кучами на мостовых? А сколько было народу в Гамбурге!.. Исчезли все? Как им угодно!.. Я занят сгущенным молоком… цель!.. Кажется, я разглядел открытый магазинчик… бакалейный, а может, это аптека…
– Следуйте за моими белыми палками!.. Трудяги сопливые!..
Легко сказать… я с трудом карабкаюсь… надо исследовать руины! Черта лысого найдешь здесь кусок хлеба! Хочу сказать, армейского хлеба… мины-ловушки, битум, воронки… это я нашел легко! А, один малыш отстал, остановился… на что он смотрит?… Иду туда… Фелипе тоже, и Лили… что его так заинтриговало? В битуме?… Совершенно черная обугленная нога… только ступня… верхняя часть и само тело отсутствуют… тело, должно быть, сгорело… Харрас говорил: они все поливают фосфором… ничего не остается… ясно! А, малыши столпились вокруг… это уже не нога, это тела в смоле… битум превратился в смолу… жирный черный налет… ну да!.. Мужчина, женщина и ребенок… ребенок посередине… они еще держатся за руки… и маленькая собачка… это потрясает… люди хотели спастись, от фосфора загорелся битум, вся семья была накрыта, задохнулись… должны быть, как и другие, впечатанные в битум… позже мне сообщили – тысячи и тысячи… нам не до смеха, нас интересует молоко, хлеб, одним словом, бакалейная… полагаю, по здравому размышлению, эти развалины были опасными, не говоря о гниющих трупах… повсюду все взрывалось… везде тлели развалины, я видел битум… чем дальше мы продвигались, тем жарче становилось… холера! Это вызывало страх… как зыбучие пески, вы понимаете, залив возле замка Сен-Мишель… и еще запах горелого… не только человеческого мяса, было ужасно холодно… смрад стоял бы невыносимый… было над чем посмеяться, но сперва найти еду… снабжение… пусть меня извинят, но это слово мне о многом говорит… не правда ли, с этим кирпичом, со своей больной головой я имею право на некоторые воспоминания, вылавливаю их из памяти, как волосы из супа… о, тем хуже! Ну и так далее… пятое-десятое… Верден, хочу сказать, 14 октября, снабжение 12-го полка… я был со своим фургоном… полк в Воэвре… я ясно вижу этот верденский подъемный мост… стоя на стременах, я сообщаю пароль… подъемный мост скрипит, опускается, охрана, все двенадцать человек, выходит проверять… фургоны тащатся один за другим… армия тогда была серьезная, доказательство: она выиграла войну… итак, мы вступили в Верден, шагом, в поисках наших буханок хлеба и консервов… мы тогда еще не знали остального, всего, что будет потом!.. А если бы знали, что нас ждет, то не сдвинулись бы с места, не просили бы ни поднимать мост, ни открывать ворота… неведение – вот в чем сила человека и животных…
Там, где мы теперь, нет ни ворот, ни подъемных мостов, я говорю вам о Гамбурге… мне остается только туда идти, проникнуть со своей сопливой бандой!.. Гудрон уже не горел, но был еще очень мягок… потеплело… нога не тонула, но оставляла следы, лучше не останавливаться… конечно, потеплело и в городе из-за непрекращающихся взрывов… кое-где битум кипел… скоро уже не пройдешь… но снабжение?… Мы далеко не уходили… шли только там, где это было еще возможным… по другой стороне маленького канала… это в районе маленьких гамбургских каналов, он немного напоминает Венецию… почти полностью загроможден обломками кирпичей и железа… однако в отдельных местах можно было пробраться… «смелей, дурачки! Сюда!» Я так их и не пересчитал… они собрались, пересекли канал раньше нас… нас – я имею в виду Лили и Бебера в сумке, Фелипе со своим кулем на голове и себя, качающегося от усталости… еще руины, развалины, горы мусора, как в Берлине… но здесь теплее, как мне кажется… я говорю горы, скорее – холмы!.. И тут же попался один, огромный, сравнимый по площади с пространством от собора Трините до площади Бланш… наверняка, под ним погребены целые кварталы, жилые дома и люди… оттуда, конечно же, и этот смрад… смешение смрадов, я бы сказал… мы присаживаемся… неплохо… гора обломков, как та, в Люнебурге, где я видел – вы помните это – на самом ее гребне мой первый локомотив… мы отдыхаем… вдруг меня пронзает… а наши малыши? Наши запакованные сопливцы?… Все исчезли?… «Фелипе, Лили, где малыши?…» Они не знают… ах, да! Лили их видела… они забавлялись, толкая друг друга там… с другой стороны бугра… я говорю себе: так и есть!.. Они нырнули в дыру!.. Я был убежден… у них мания нырять в дыры… я заметил… это их уловка – исчезнуть… зарыться вдвоем, втроем… отродье, приютские какашки, они ищут задницу!.. Где они могут быть?… Под домом?… «Лили! Фелипе!» Пускай они ищут вместе со мной, немедля!.. Там же есть бреши, трещины… одна, достаточно широкая, чтобы все пролезли… они, должно быть, уже там, в конце… если бы я их позвал, они бы не отозвались, они бы не сообразили… глухие слюнявые кретины… но все Уродцы почему-то ловко пролезают через дыры, проскальзывают между камнями и кучами металлолома… Катакомбы словно созданы для них… должно быть, они все там внутри… я вам уже упомянул о разрушенном пространстве, примерно, как от собора Трините до площади Бланш… можете себе представить? А вдруг малышей придавило? Или они задохнулись?… На свежем воздухе, при свете дня они перемещались только прыжками… вылезали то из одной, то из другой дыры… а в этой кромешной темноте… я не мог даже вообразить… можно было только предположить, и все разом… а мы смогли бы протиснуться в эту щель?… Если малыши убежали или погребены под развалинами, мы могли бы просто вернуться к поезду, вот и все… они же сами убежали!.. Лили говорит мне: «Знаешь, самое лучшее, если мы выпустим Бебера!» В такую дыру кот пролезет наверняка, хотя он еще вреднее детей, может и сбежать… но, забравшись туда, вдруг их найдет… замяукает… «Выпусти его!» Лили ставит кота на землю… и как только дети могли здесь пролезть?… Спрашиваю себя… Бебер легко входит в лаз, идет… Лили зовет его… он мяукает… мяуканье спокойное… Лили ни о чем не спрашивает меня, она протискивается следом, нет времени на передышку… на четвереньках забирается туда, она может рискнуть, она акробатка… я бы не смог… ах, нет!.. Могу… на коленях!.. Точно так же… смелей, малыш!.. Будь что будет!.. Ай!.. Тут глина… я кричу… «Я иду! Я иду!» Лили мне отвечает… порядок! Я продвигаюсь… помогая себе локтями… работаю локтями… я не поверил бы… снаружи нельзя представить, что проход расширяется, хочу сказать, что это пещера… нечто вроде грота… коридор… шаг вправо, поворот и снова поворот… глина… думаю, что это хрупкая, осыпающаяся глина, только сильно увлажненная, липкая… не понимаю, как это произошло… возле Гамбурга как-то не замечался глинозем… высокие, огромные… конечно, дымовая завеса все замаскировала… ни пустотелых холмов, вроде этого… я не геолог, не специалист… зову: «Лили!.. Лили!..» – «Да!.. Да!.. Да!.. Иду!..» Фелипе окликает меня… «Dottore! Dottore!» Он не остался, тоже полез в траншею, как и мы… где-то неподалеку отсюда, уверен, гниет труп… дохлые крысы или люди?… Увидим… быть может?… Это авантюра, я хочу сказать, в духе… в общем, если вдуматься, этот холм образован обвалом… если хотите… как могло такое случиться? Всегда можно что-нибудь придумать… воображение, знаете ли… секретное оружие?… Об этом много говорили!.. Что оно предназначалось для уничтожения Англии и тому подобное!.. Но значит, это обернулось против своих? Возможно, взрыв на складе боеприпасов, торпедный резерв?… Такое случалось… откуда же этот колосальный выброс земли, этот глиняный смерч над Гамбургом?… Этот огромный бугор?… И не было никого, кто бы нам объяснил… я вам уже говорил о высоте этого образования, как расстояние от собора Трините до площади Бланш… теперь мы продвигались вперед очень осторожно, шаг за шагом… в сумеречном свете, лившемся сверху… я ору, надрываюсь… «Тебе там видно?…» – «Да! Да! Иди, здесь светло!..» Дневной свет в этом гроте?… Грот по своей площади, смею сказать… вы меня понимаете… три четверти площади собора Парижской Богоматери… продвигаясь вперед, вижу, что это нечто… должно быть, щель высотой… расселина, я бы сказал, с вершиной… назвал бы ее кратером… в общем, дыры повсюду… только вообразите, только представьте себе: гигантский обвал из хрупкой известки… обвал… в общем, пузырь, гигантское вздутие глинистой почвы… кто-то же это видел, в конце концов… и однажды они засвидетельствуют… однако же это свершилось!.. То, что это реальность, свидетельствовало наше продвижение в этой гигантской пустоте… Лили, я, Фелипе и Бебер… сверху падал не только дневной свет, но капал дождь, по стенам, конечно, сбегали ручейки… есть спелеологи в Альпах, Доломитах, Пиренеях, Высоких, Низких горах, которые по воскресеньям высаживаются в самых труднодоступных местах… мы же не более чем случайно «приставшие», не бог весть что… вынужденно, глина… оно могло бы обрушиться, все это подобие кратера наверху, не выдержать, лопнуть… о, конечно… но сейчас мы двигаемся вперед… я вам говорил об этом, три четверти собора Парижской Богоматери… узенький туннель превратился в огромный грот… и заметьте, там было почти светло… свет падал сверху, струился с высоты… из отверстия кратера… впечатление, я вам повторяю, огромного нефа, только из глины… Не только… боковые стенки кажутся достаточно тонкими… как могло возникнуть подобное образование?… Пузырь, обвал… раковина?… В результате подземного извержения, поднятия грунта, взрыва торпедного склада… такое случалось кое-где… были, возможно, и другие бугры в самом Гамбурге… раздутые обвалы… я не видел, я не мог ничего видеть из-за пелены дыма… наконец мы подошли, полагаю, вплотную к конечной точке… расселины… и конечно, я сразу же учуял тр