— Хватит! Ты лучше скажи, что нам теперь делать?
— Советую проинформировать Берлин об истинном положении.
— Нет! Решительно — нет!
— Воля ваша, мой генерал. Вы сами просили совета. В Берлине все равно узнают. От кого-нибудь из других. От Мейзингера, например, или Кречмера… И тогда фюрер подумает, что вы… — Он не договорил.
Генерал наклонил голову:
— Это будет еще хуже — ты прав. Но что именно сообщить?
— Разрешите, я набросаю текст? — Рихард взял лист бумаги и начал писать. — Примерно так: "Ведение Японией войны против Дальневосточной армии нельзя ожидать ранее весны сорок второго года".
— Добавим: "Дальневосточной армии, очень сильной в боевом отношении", — мрачно уточнил Отт. — Фиаско. Крах! Эта радиограмма означает, что наша с тобой деятельность потерпела полный провал.
— Во всяком случае, генерал, мы не сидели сложа руки.
Посол вызвал шифровальщика и приказал немедленно отправить радиограмму в Берлин.
Казалось бы, ответ получен. И все же… Все же Зорге не мог принять окончательное решение: нападет Япония на Дальний Восток или нет?.. Не хватало какого-то последнего звена.
На 4 октября у Рихарда были намечены еще две встречи. Одна из них — с Ходзуми Одзаки.
Советник премьер-министра подтвердил:
— Кабинет окончательно решил не выступать против Советского Союза в нынешнем году.
Ходзуми, как обычно, говорил тихо и спокойно, однако глаза его радостно блестели. Рихард с трудом сдерживал желание обнять своего друга.
— Но есть одно "но"… Квантунская армия останется в Маньчжурии до весны будущего года.
— До весны многое может измениться, — проговорил Зорге, но подумал: "Последнее недостающее звено? А вдруг и это решение кабинета — отвлекающий маневр, глобальный обман?.."
* * *
Вечером Рихард встретился с Ханако. Она была в голубом кимоно с широким фиолетовым поясом и серебряным шнуром. Этот наряд очень нравился ему.
Ханако немножко грустна и выглядит очень молодо — такой же, как в этот самый день несколько лет назад, когда они впервые встретились в ресторане "Рейнгольд" и она праздновала вместе с ним его день рождения… потом была первая ночь… их ночь…
День рождения… Он проходит незамеченным для окружающих. Только самые близкие приобщены к этому маленькому празднику. Но Рихарда этот день настраивал на сосредоточенный самоанализ. Он был благодарен Ханако, что она не забывает об этом дне.
Они сидели в том же зале "Рейнгольда" на тяжелых скамьях, стилизованных под пивные бочки. Столик скрашивал букет осенних хризантем. Играл оркестр. Ханако с состраданием смотрела на него.
— Что с тобой, вишенка?
— Вы так плохо выглядите! — Она дотронулась рукой до его лба. — У вас жар… Вы не такой, как всегда…
— В этот день смотришь назад, и вокруг, и вперед… Думаешь, в общем, о смысле жизни… О своем месте в ней…
— Вы такой умный, Рихард-сан!
— Эх, к этому… — он постучал пальцем по лбу, — еще бы и кроху счастья.
У нее на глазах выступили слезы:
— Не надо… Вы всегда были веселым и сильным!
Он рассмеялся:
— Мы любим в женщинах слабость, они в нас — силу. Так будем достойны звания мужчин!
— Со мной вам не нужно притворяться, — еще тише проговорила она. Хотите, я сыграю?
Она сняла со стены гитару — самисэн, начала перебирать струны и негромко запела.
Когда она замолкла, Рихард попросил:
— Спой еще, вишенка. Я вспоминаю тот первый день… Спасибо. Без нашей дружбы мне было бы намного трудней все эти годы.
Она благодарно улыбнулась.
— Какие вести из дома?
— Мама хворает… Да, вчера вечером приехал мой брат железнодорожник. Он в Токио проездом. Его срочно откомандировали на юг.
Зорге напрягся. Меланхолия моментально слетела с него:
— Что? Подробней! Все, что знаешь!
Она удивилась:
— Это так интересно? Брат сказал, что вместе с ним из Маньчжурии откомандированы на юг еще триста самых опытных железнодорожников. Они сопровождают военные эшелоны.
— Какие?
— Брат сказал, что это части Квантунской армии. Их будут грузить на корабли и повезут на Тайвань или еще дальше. Очень много эшелонов. Брат сказал, чтобы скоро его не ждали.
— Милая моя! — он взял ее руки и поцеловал. — Это был чудесный обед.
Она опустила голову:
— Он уже кончился?
— Что поделаешь… Посиди минутку, мне надо позвонить.
Он подошел к стойке, на которой возвышался телефон-автомат, опустил монетку, набрал номер, подождал. Ответа не последовало. Он набрал другой номер. Отозвалась Анна.
— А где Макс? Что с ним? Я сейчас приеду.
Повесил трубку. Повернулся. Инстинктивно почувствовал, что за ним наблюдают. Оглянулся. Из двух углов зала на него смотрели настороженные глаза. Что бы это могло значить? Вспомнился утренний рассказ Макса о встрече с переодетым агентом, визит полицейского к нему самому за пишущей машинкой.
Он вернулся к своему столику:
— Пошли, Ханако.
Она внимательно посмотрела на него:
— Что-то случилось, Рихард-сан?
Он помедлил:
— Нет, ничего… Но пока нам не следует встречаться. Все будет хорошо. Скоро я пришлю тебе телеграмму, и мы снова увидимся.
Ханако жила у матери. Телефона там не было, и Рихард обычно посылал ей телеграммы.
— Я буду ждать, — ответила она. Возвратилась к столику, принесла букет хризантем. — Это вам. Будьте счастливы и здоровы, Рихард-сан. Я буду ждать телеграмму.
Он окликнул такси. Усадил ее. Захлопнул дверцу. Она увидела за стеклом его лицо. Спокойное, усталое. Машина тронулась с места. Он приветственно помахал рукой. Она улыбнулась. Могла ли она знать, что видела его последний раз?..
* * *
Зорге приехал к Клаузенам. Встретила его озабоченная Анна. Волосы на ее голове растрепались.
— Как Макс?
— Уже отпустило.
Зорге поднялся в спальню.
— Привет, Рихард! — Макс попытался встать с постели.
— Лежи! — подсел к нему Зорге. — Начинаем разваливаться на ходу?
— Конечно, — проворчал радист. — Когда всю жизнь — на полных оборотах… — И выжидательно повернул к нему голову: — Ну?
— Все, Макс! Можем молнировать: "Нет!" Япония не нападет!
Клаузен сделал движение, чтобы подняться.
— Лежи, лежи! Теперь я окончательно убежден. Но как же передать в Центр?
Радист спустил ноги с кровати:
— Пустяки.
— С сердцем шутки плохи.
Но Макс уже натягивал брюки:
— Буду передавать прямо отсюда.
Рихард понимал: другого выхода нет. Он позвал Анну. Она вошла в комнату и потребовала:
— Макс, немедленно ложись! — Повернулась к Зорге: — Это — безумие!
— Так надо, Анна, — сказал Рихард. — Мы — в бою. В атаку! И пусть пуля летит в грудь! — улыбнулся он.
Она не выдержала:
— Этот бой продолжается уже одиннадцать лет!
Он попытался успокоить ее еще одной шуткой:
— Что ж, Макс стал преуспевающим коммерсантом. Какова конъюнктура фирмы, босс?
— Во всяком случае, все ваши расходы фирма покрывает, и еще кое-что остается, — отозвался радист. (Когда в 1940 году Москва снизила вдвое (!) смету для группы "Рамзай", выживали только за счет фирмы Макса.)
— Ничего, скоро твоя фирма лопнет.
— Почему? — насторожилась Анна.
— Об этом еще успеем поговорить. А сейчас, товарищ "капиталист", засучи рукава.
— Давай сюда наше хозяйство, Анхен!
Она вынула обшивку панели, достала из тайника рацию, генератор, укрепила антенну. Зорге набросал текст, протянул Максу…
— Передавай, Макс!
Клаузен быстро зашифровал текст. Потом надел наушники и, сидя на постели, начал передавать.
— Все!
— Как приняли?
Радист снова застучал по ключу, выслушал ответ:
— Отлично! Слышимость нормальная.
Потом снял наушники, протянул их Зорге. Донесся голос далекого московского диктора: "…Дорогие радиослушатели! Композитор Дмитрий Шостакович написал две части Седьмой симфонии, посвященной Великой Отечественной войне. Работа над Седьмой симфонией идет интенсивно. В боевой обстановке обороняющегося Ленинграда композитор работает изо дня в день. Предлагаем вашему вниманию начало первой части симфонии. Она рисует картину мирной, счастливой жизни свободного народа…".
В наушниках зазвучала музыка.
Рихард нервничал. Поступавшая с Восточного фронта информация заставляла его надеяться только на то, что наши стоят насмерть.
А вот как к октябрю 1941 года складывалась военно-стратегическая обстановка по записям начальника штаба германских сухопутных войск генерал-полковника Ф. Гальдера.
Из военного дневника начальника Генерального штаба германских сухопутных войск генерал-полковника Ф. Гальдера:
На фронте сложилась следующая обстановка: кроме успешного наступления 11-й армии в Крыму и очень медленного продвижения 16-й армии в направлении Тихвина, вся наша операция по преследованию противника после двойного сражения в районе Брянск, Вязьма в настоящее время приостановилась вследствие неблагоприятной осенней погоды.
Танковая армия Клейста близко подошла к Дону в его нижнем течении и уже почти справилась с трудностями в снабжении, так что в ближайшем будущем можно будет подумать об очищении северного берега Дона от противника. Левое крыло танковой армии медленно продвигается через оставленный противником Донбасс, который большей частью разрушен. Очевидно, здесь в скором времени возникнут серьезные продовольственные затруднения для местного населения.
17-я армия медленно следует своим правым флангом вдоль южного берега Донца в юго-восточном направлении. Северный фланг армии не двигается. 6-я армия заняла Харьков и Белополье, однако дальше продвигаются вперед лишь слабые передовые отряды. Здесь из-за трудностей с подвозом снабжения и плохого состояния дорог наступательный порыв войск настолько снизился, что общий пессимизм распространился даже на командование группы армий "Юг". Явно требуются энергичные меры для подъема наступательного духа.
Группа армий "Центр" подтягивает 2-ю армию (усиленную подвижными соединениями) на Курск, чтобы в дальнейшем развить наступление на Воронеж. Однако это лишь в теории. На самом же деле войска завязли в грязи и должны быть довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз продовольствия.