Добравшись до каретной мастерской Бингэма, Минс остановился. Ему вдруг стало страшно залезать наверх. Утром он так торопился поскорее выйти на охоту, что забыл про Кайна. Последнее время он нередко просыпался по утрам от страшного его хрипа, но в этот раз он ничего подобного не слышал.
Слишком много смертей довелось повидать Минсу на своем коротком веку. Восемь мальчишек, его друзей, погибли от холода, болезней или голода. Обычно они умирали зимой и промерзали насквозь. Еще недавно бегали, смеялись, шутили, плакали и вдруг обращались в неподвижный предмет вроде порванного одеяла или сломанной лампы. Когда Минс на них натыкался, ему приходилось тащить их к груде останков, которая всегда появлялась зимой. И не имело значения, как далеко она находилась, путь к ней всегда казался ему ужасно долгим. Поглядывая на бледное, заиндевелое тело, Минс вспоминал все хорошее, что связывало его с друзьями.
«Неужели когда-нибудь я стану таким же? — печально размышлял он. — И меня кто-нибудь вот так же притащит и бросит в общую кучу?»
Свернув в переулок, Минс упрямо сжал челюсти, взобрался на крышу и, сдвинув в сторону доску, оказался в темноте, потому что солнечный свет сюда почти не проникал. В полной тишине он пополз в глубь темного Гнезда и вдруг осознал, что не слышит дыхания Кайна, не слышит вообще ничего! Он со страхом выставил руку перед собой, но от одной мысли, что сейчас наткнется на холодное, застывшее тело друга, его затрясло. Однако вместо этого он нащупал шелковистую материю и отпрянул, когда она начала источать свет.
Где же Кайн? Плащ лежал на полу, а Кайн словно растаял без следа. Минс потянул ткань на себя, сияние усилилось, яркий свет залил все помещение. Кроме Минса, в Гнезде никого не было. Кайн исчез.
Минс немного посидел в растерянности, и тут его осенило! В ужасе бросил он плащ на пол и пнул его ногой. Сияние стало прерывистым и заметно померкло.
— Ты его сожрал! — вскричал Минс. — Ты меня обманул, проклятый!
Плащ почти погас, и Минс хотел отползти подальше от этого убийцы, но тот лежал между ним и выходом.
В конце лаза возник темный силуэт. Кто-то на мгновение перекрыл с трудом проникавший в Гнездо солнечный луч.
— Минс, ты здесь? — раздался голос Кайна. — Минс, смотри, я добыл кусок баранины!
Кайн забрался внутрь и закрыл за собой доску. Минс уже привык к слабому освещению и разглядел в руках друга пару окровавленных костей. Подбородок у него был весь красный от крови.
— Я бы и тебе оставил, но нигде не мог тебя найти. Клянусь Мэром, я ужасно проголодался!
— Как ты себя чувствуешь, Кайн?
— Хорошо, только все еще хочется есть, но в остальном я чувствую себя чудесно.
— Прошлой ночью… — начал Минс и осекся. — Прошлой ночью ты выглядел паршиво.
Кайн кивнул.
— И мне снились странные сны, — сказал он шепотом.
— Какие сны?
— Какие-то странные вещи. Я тонул в темном озере, при каждом вдохе захлебывался водой, пробовал плыть, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Это был настоящий кошмар! — Кайн наконец заметил, что Минс держит в руке кусок говядины. — Эй, тебе тоже удалось раздобыть мяса? Давай его приготовим, я все еще ужасно хочу есть.
— Что? Да, конечно, — сказал Минс, передавая мясо приятелю, и подозрительно взглянул на плащ.
— До чего же я люблю Кровавую неделю, — заметил Кайн. — А ты, Минс?
Наступил день открытия Большого зимнего турнира Аврина. Взревели трубы, загрохотали барабаны. Флаги двадцати семи благородных Домов возреяли на утреннем ветру. Зрители начали заполнять трибуны Полей Высокого Двора. Впереди их ждали десять дней поединков и завершающий их по традиции зимний пир. Большая часть лавок в городе закрылась, почти никто не работал. И только бойни, несмотря на начало турнира, продолжали коптить и солить мясо, потому что это грандиозное событие совпадало по времени с Кровавой неделей.
Каждый год люди толпами стекались на турнир в предвкушении удовольствия от кровопролитных и зрелищных схваток. Двумя годами раньше в одной из них погиб барон Линдер, когда расщепленное копье сэра Гилберта пробило забрало его шлема. В том же году сэру Далнару из Ренидда отсекли руку во время финального боя на мечах. Однако ничто не могло сравниться с тем, что случилось пять лет назад во время боя между сэром Джервисом и Фрэнсисом Стэнли, графом Харборном. В финальной схватке турнира сэр Джервис, который давно затаил обиду на своего графа, отказался от копья мира и выбрал копье войны. Вопреки многочисленным советам граф согласился ответить на смертельный вызов. Копье Джервиса пронзило кирасу, словно пергамент, и впилось в грудь Стэнли. Однако и Джервис не вышел из схватки невредимым. Копье Стэнли пробило шлем Джервиса и вонзилось в его глазницу. Оба замертво упали на землю. Победу присудили графу, получившему дополнительные очки за удар в голову.
Поля Высокого Двора с давних пор считались местом судебных поединков. Если жителям Аврина не удавалось установить истину обычным путем, противники сходились в бою, чтобы выяснить, на чьей стороне правда. Однако с течением времени целью состязаний все чаще становилось выяснение того, кто лучший воин.
По мере того как владения Аврина расширялись, ежемесячное прибытие на Поля Высокого Двора для разрешения своих споров и обид начало вызывать трудности. Поэтому возник обычай решать эти вопросы два раза в год, в священные дни Середины лета и Праздника зимы. Считалось, что в течение этих двух недель Марибор особенно бдителен и справедлив.
Постепенно празднества становились все более пышными. Теперь воины сражались не только во имя чести, но ради славы и золота. Рыцари со всей страны приезжали, чтобы сойтись в схватке за самое почетное звание в Аврине — победитель игр Полей Высокого Двора.
Вдоль всего поля стояли великолепные шатры, украшенные геральдическими цветами благородных участников турнира. Оруженосцы, грумы и пажи полировали доспехи и чистили лошадей своих лордов. Рыцари, собиравшиеся участвовать в поединках на мечах, проводили тренировочные бои со своими оруженосцами. Представители судей обходили карусель — серию шестов, с которых свисали стальные кольца размером с мужской кулак. Они измеряли высоту каждого шеста и углы поворота колец, которые участники турнира должны были собрать на свои копья, проносясь галопом вдоль шестов. Лучники тренировались в стрельбе по мишеням. Копейщики делали выпады, чтобы проверить, не скользят ли ноги по песку. На главном ристалище фыркали лошади безоружных всадников, совершавших пробные заезды.
Адриан стоял среди всей этой суеты, прислонившись спиной к шесту, а Уилбур постукивал по его груди большим молотком. Нимбус договорился с кузнецом, чтобы тот подогнал по нему взятые на подержание доспехи. Вовремя получить все необходимое оказалось совсем просто, но подгонка доспехов занимает довольно много времени.
— Вот, смотрите, сэр, — сказал Ренвик, подавая Адриану сложенную в несколько слоев холстину.
— А это еще что такое? — спросил Адриан.
Ренвик удивленно посмотрел на него и пояснил:
— Это надо подложить под ваши доспехи.
— Не нужно ему ничего подавать, парень, — проворчал Уилбур. — Просто засунь, куда следует!
Смущенный Ренвик принялся засовывать куски ткани в широкий зазор между латами и курткой Адриана.
— И постарайся, чтобы все плотно сидело! — приказал Уилбур.
Он тоже взял кусок ткани и затолкал его под нагрудные латы.
— Это слишком туго! — пожаловался Адриан.
Уилбур бросил на него косой взгляд:
— Вы измените свое мнение, когда сэр Муртас угодит вам копьем в грудь. Я не хочу, чтобы меня обвинили в том, что я вас плохо подготовил к поединкам из-за того, что мальчишка не справился с порученным ему делом.
— Сэр Адриан, — начал Ренвик, — я хочу спросить, может, мне стоит принять участие в турнире оруженосцев?
— Почему бы и нет? А ты хорошо владеешь оружием?
— Нет, но я все равно хотел бы попробовать. Сэр Малнесс никогда мне не разрешал. Он боялся, что я его опозорю.
— Ты действительно так плох?
— Мне не позволяли тренироваться, и сэр Малнесс запрещал пользоваться его лошадью. Он любил повторять: «Человек на лошади смотрит на мир иначе, а парень вроде тебя не должен к этому привыкать, тебе ни к чему разочарования».
— Похоже, сэр Малнесс был весьма приятным парнем, — заметил Адриан.
Ренвик неловко улыбнулся и отвернулся.
— Я много раз наблюдал за турнирами, очень внимательно, и я умею скакать на лошади, но никогда не держал в руках копья.
— Приведи-ка моего коня, и мы посмотрим, каков ты в деле?
Ренвик кивнул и бросился за лошадью. Этельред предоставил Адриану гнедого жеребца по кличке Злодей. При разведении лошадей этой породы особое внимание уделялось резвости и выносливости. На лошадь надели конский доспех, защищавший от случайных ударов копья. Несмотря на свое имя, это был хороший конь, борзый и сильный, но не очень норовистый. Злодей не имел привычки кусаться и лягаться, а когда Адриан с ним познакомился, ласково потерся головой о его грудь.
— Садись на коня, — сказал подростку Адриан.
Ренвик, радостно улыбаясь, тут же вскочил в высокое седло. Адриан протянул ему щит, покрытый зелеными и белыми квадратами, и тренировочное копье, которыми снабдили его регенты.
— Наклонись вперед, плотно прижми копье локтем к телу и держи баланс. А теперь сделай круг, я за тобой понаблюдаю.
Несмотря на весь свой энтузиазм, юнец выглядел уже не так уверенно, одновременно править конем и держать длинное копье оказалось делом непростым.
— Ему нужно подтянуть стремена, — посоветовал проезжавший мимо сэр Бректон.
Он гарцевал на сильном жеребце белой масти, покрытом красивой попоной в золотую и синюю полоску. Те же цвета выступали на вымпеле, трепетавшем под наконечником его копья, которое он держал вертикально, уперев тупым концом в стремя. Бректон красовался в сияющем зеркальном доспехе и держал под мышкой шлем с плюмажем, на другой руке у него был повязан легкий голубой шарф.