Когда мы рассаживаемся, мой любимый не без гордости извлекает из духовки мясо по-французски, от которого идет такой запах, что у нас с Сережкой начинается активное слюновыделение. Но Толик не спешит. Все его движения торжественны и полны глубокого смысла, как у великого Дюма-отца, почитавшего поварское искусство превыше всех других видов творческой деятельности.
Чтобы доставить Толику удовольствие, ем не торопясь и не забываю нахваливать блюдо, памятуя при этом о мамином совете поощрять в будущем супруге хозяйственные наклонности. Сережке подобные тонкости ни к чему. Он мигом заглатывает мясо и косится на духовку.
— Остался один гарнир, — огорчает его старший брат.
— Годится!
Умяв остатки гарнира, он сыто откидывается на стуле. Наступает время светской беседы.
— Лариска, расскажи чего-нибудь страшненькое, — просит он.
Толик укоризненно кривится:
— Сергей, что за обращение? И вообще, откуда у тебя интерес к криминальным историям?
— На юридический собираюсь, — тут же находится младший брат, хотя, как мне помнится, в начале лета собирался учиться на скорняка.
— С твоими-то знаниями — в юридический институт?! — с патетической горечью восклицает Толик. — Не смешно!!
Сережка машет на него рукой, поворачивается ко мне:
— Лариска, у тебя есть знакомые в юридическом?
— Сергей! — одергивает Толик. — Как тебе не стыдно?! На что ты надеешься?!
— На связи, — очень просто отвечает Сережка, подмигивает мне и закидывает ногу на ногу.
— Уйди с глаз! — сквозь зубы шипит мой любимый.
Сережка примирительно бросает:
— Ладно, если тебя юридический не устраивает, запишусь в старатели. Один хмырь рассказывал, в артелях хорошие деньги зашибают.
Толик устало вздыхает и принимается мыть посуду.
Только что снятый со сковородки блинчик выглядит сухим и безжизненным, как испещренная кратерами поверхность Луны. Но вот на него попадает кусочек масла, и он оживает. Масло растекается по лунным морям, заливает кратеры, аппетитно щекочет ноздри. Потягиваю крепкий чай из бокала, окунаю блинчики в клубничное варенье и задумчиво смотрю в окно.
— У тебя по утрам такой вид, — жалобно говорит мама, усаживаясь рядом.
Подскакиваю и бегу к зеркалу.
Вид как вид. Лишь глаза немного припухли со сна.
Возвращаюсь на кухню, бодренько бросаю:
— Отличный вид. Не кирпичи же таскаю.
Мама грустно вздыхает и подкладывает очередной блинчик. С трудом осиливаю последнюю порцию, доползаю до своей комнаты и падаю в постель.
Могу я позволить себе в выходной день поваляться?!
Решаю, что вполне, и раскрываю книгу.
Трещит телефон. Если это Маринка — удавлю при встрече! Пока раздумываю, что бы еще такое сделать с подругой, мама поднимает трубку.
— Ларочка, тебя!
— Маринка?!!
— Нет… Люся.
Придется удавить Люську. Догадалась же звонить в субботу в этакую рань! Ведь порядочные люди в одиннадцать еще спят!
— Да! — рявкаю в трубку.
На другом конце провода Люська удивленно округляет глаза:
— Ты что, не выспалась?
Вопрос архисложный, и я молчу. Но Люське мой ответ и не нужен. Она сообщает, что Василий уже уехал на дачу, она увезла детей к свекрови, накупила продуктов и теперь ждет нас с Толиком.
Пытаюсь сопротивляться:
— У него же сегодня первое сентября.
Люська не слушает возражений.
Вскоре я закидываю на заднее сиденье «Нивы» собранную мамой сумку.
Весь город усеян школьниками и школьницами. Впечатление, словно все лето они где-то скрывались, а сегодня стараниями родителей выловлены, вымыты, выглажены и выпровожены в классы на радость и горе учителям.
Детвора вьется и у киоска «Союзпечати», разглядывая значки, марки и всякую всячину. Внезапно они рассыпаются вспугнутыми воробьями, и я имею возможность лицезреть впечатляющий полет длинноволосого молодого человека, покинувшего обитель средств массовой информации с помощью ноги в линялых джинсах. Поскольку сменщица Архипова-младшего не должна бы ходить в такой одежде, делаю вывод, что нога принадлежит Георгию Глебовичу, и не ошибаюсь, так как из двери высовывается его голова.
— Иди, иди! Здесь по субботам не подают! — насмешливо, но с долей угрозы провожает он поднимающегося с земли парня.
Сценка у киоска заставляет меня притормозить, а постыдное бегство длинноволосого с поля сражения — переключить скорость и нажать на педаль акселератора. Одна догнать длинноволосого не успеваю. Он вскакивает в отходящий троллейбус.
Делаю круг по площади и выхожу из машины.
— Лариса Михайловна! — радушно улыбается победитель, на лице которого совершенно не отразилась скоротечная схватка. Лишь воинственно выдвинутый суперменский подбородок свидетельствует о легком возбуждении.
Улыбаюсь в ответ:
— С кем это вы так мило беседовали?
— Когда? — вздергивает брови Архипов.
— Минуты две назад… Из вашего киоска стремительно вышел молодой человек и, кажется, споткнулся…
Архипов-младший так старательно морщит лоб, будто вспоминает подробности битвы на Калке. Потом разводит руками:
— Не припомню.
— У вас склероз?
— Не замечал, хотя, черт его знает?.. Годы! — смеется он.
— Да вы проходите, что ж это мы через окошко беседуем?
— Спасибо, я тороплюсь.
— Как вам будет угодно… Так что вы говорили о болезни века?
Участливо отвечаю:
— Меня беспокоит состояние вашей памяти.
— Зря вы переживаете. С памятью у меня все в порядке, — тем же тоном отзывается Архипов.
— Нет, нет, уверена, что вам непременно следует обратиться к врачу! Вчера вы не помнили происшедшего несколько месяцев назад. Сегодня не можете восстановить в памяти то, что случилось только что. У вас прогрессирующий склероз! Это очень опасно!
Георгий хмурится, натужно улыбается:
— Вы прямо пугаете меня, ставите в тупик.
— Вы сами загоняете себя в угол, — возражаю я.
— Не понимаю ваших намеков! — начинает раздражаться Архипов.
Выхожу на финишную прямую:
— Вы брали у Стуковой деньги?
Архипов безмятежно хлопает себя по лбу:
— Действительно — занимал! Точно, склероз! Сейчас же закрываю киоск и иду к врачу!
— Почему не вернули?
— Не успел, — коротко разводит руками Георгий.
Такая наглая непосредственность начинает меня бесить. Задумчиво произношу:
— Ваши действия мне очень напоминают один состав преступления…
— Какой же? — удивляется он.
Поясняю:
— Мошенничество. То есть хищение личного имущества граждан путем злоупотребления доверием… Вы же не собирались отдавать Стуковой долг.
— Как — не собирался?! — почти возмущается Архипов. — Вы считаете меня непорядочным человеком?!
Вздыхаю:
— Если бы только непорядочным… Вы — мошенник.
— Насколько мне известно, долги — дело гражданского судопроизводства, — ерепенится Георгий.
— Эрудиция делает вам честь, но, к сожалению, она однобока. Как и у всякого преступника. Получение денег взаймы без намерения отдать долг — самое обыкновенное мошенничество. Надеюсь, прокурор согласится с моей правовой позицией.
Архипов пытается улыбнуться:
— Лариса Михайловна, ваша логическая посылка неверна. Я же сказал, что хотел отдать деньги Стуковой, но не успел.
— Опять лжете и снова забываете. Разве не вы говорили, что у Стуковой денег, как у дурака махорки, а поскольку на тот свет пускают бесплатно, то она обойдется?
— Ну, папа…
Вглядываюсь в затвердевшее лицо киоскера:
— Вспомнили!.. А про длинноволосого юношу?!
— Пока нет, — цедит Архипов-младший.
— Буду надеяться на полное просветление вашей памяти, — многозначительно говорю я и прощаюсь.
Подъехав к зданию школы, нажимаю на сигнал. В окне учительской показывается физиономия Толика. В соседнем — благодушные, еще не несущие на себе отпечатка учебного года, лица пожилых преподавательниц. Женщины замечают мою «Ниву» и деликатно отходят в глубь комнаты. Голик приветливо машет рукой.
Когда он выходит, сообщаю, что Люська пригласила нас на пикник и ждет в два часа.
— Так уже два, а мне еще переодеться надо, — растерянно смотрит на часы мой любимый.
Быстренько заезжаем к нему, затем едем к Люське.
На трассе прибавляю скорость. Люська боязливо поглядывает на спидометр:
— Кончай, Ларка! Угробишь!
Однако ее опасения напрасны.
До дачи добираемся без приключений.
Василий гордо расхаживает по участку. Останавливается возле Маринки, скрючившейся у кустов малины. Скептически замечает:
— Глубоко копаешь. Не порань корни… Да вилы-то возьми поудобнее, горе ты мое!
Маринка оборачивается и обреченно вздыхает:
— Замучил совсем. Плантатор!
— А как же ты думала урожай достается? — насмешливо басит Василий и, увидев нас, довольно потирает ладони: — Вот и еще помощники подоспели!
— Это ты так гостей встречаешь?! — накидывается на него Люська. — Как тебе не стыдно?! Люди отдохнуть приехали, а ты и обрадовался!
— Об их же здоровье пекусь.
Маринка втыкает в землю вилы, спешит к своей спасительнице:
— Не надо мне такого здоровья! Совсем заездил!
Люська по-хозяйски окидывает взглядом участок. Упирает руки в бока:
— Ты куда Славу дел?!
— В погреб, — простодушно отвечает Василий. — Ты же сама велела закром для картошки сделать. Он и вызвался.
Удивленно смотрю на Люську. Мне совсем не нравится, что придется проводить время в одной компании с Марковым. Но, чтобы не обидеть Маринку, молчу.
Вызволенный из подземелья Марков так радостно приветствует нас, словно мы знакомы по меньшей мере лет десять. Отвечаю прохладной улыбкой. Немного оживленной суеты, и мы устраиваемся за столом, укрытым от посторонних глаз кустами сирени, а от дождя — брезентовым навесом.
— И что это я так проголодалась?! — восклицает Маринка.
Василий хохочет.
— От работы на свежем воздухе всегда аппетит разы