— Здорово, сосед! — услышал он над головой голос Павлюка.
Ерохин посмотрел вверх. Над высоким забором торчала рябая физиономия. Павлюк усмехнулся.
— Забор вот решил подлатать… Как съездилось?
— Нормально, — буркнул Ерохин.
Он хотел пройти мимо, но Павлюк остановил его:
— Погодь-ка!
— Чего еще?
— Ты, сосед, извиняй, но я по-дружески, — состроил соболезнующую мину Павлюк. — За бабой-то своей присматривай, совсем от рук отбилась…
Ерохин недобро переломил бровь:
— Чего еще?
— Связалась с этими… ну, с Валькой да с Иркой. Сам знаешь, известные профуры…
— Опять чего-нибудь было?
— Было, сосед, было, — огорченно покачал головой Павлюк. — Не мне говорить, не тебе слушать, но опять выпимши была, опять мужики захаживали. Какие-то ненашенские. Стыдно сказать, вся улица с тебя смеется…
— Вся улица, — машинально повторил Ерохин.
— Пора тебе мужское достоинство проявить, — проникновенно посоветовал сосед. — А то Нюська же первая тебя на смех поднимает. Мол, Ерохин так меня любит, что все стерпит.
— Все стерпит? — пересохшими губами произнес Ерохин и побледнел. — Убью, суку!
— Ну, ты уж так-то того… Не лютуй, — залебезил Павлюк.
— Поучить, конечно, не вредно, чтоб уважала… Но…
Уже не слыша этих слов, Ерохин, деревянно переставляя ноги, подошел к воротам.
Кромов заносит ответ в протокол, снова спрашивает:
— Раз уж мы заговорили о соседях… Когда вы вернулись из поездки без жены, они любопытствовали, где она?
— Было дело.
— И как вы объяснили ее отсутствие?
Старуха смотрела на оперуполномоченного так, словно перед нею было пустое место. Кромов хотел уже повторить вопрос громче, решив, что она недослышит, но в это время старуха наконец разжала губы:
— Они же только соседи мне… Чего я про ихнюю жизнь знаю? Живут да и живут. Кому чего отпущено, тот так и мается. Судить тут некого.
— Вы же живете рядом много лет? — настаивал Кромов.
— Рядом-то рядом… А в душу не влезешь.
— Ну, все-таки? — твердо спросил оперуполномоченный.
— Одно скажу, не дело это, когда мужик женщину одну дома оставляет. Она бережет себя, бережет, а потом и оступилась…
— Анна Ерохина вела себя…
— Что Анна?! — перебила старуха. — А он о чем думал?! Сам и виноват. Захотелось жену красивую да молодую, так заботься, не бросай одну. А ему, видишь ли, и заработки подавай, и жену молодую… Руки-то каждый может распускать, а ты попробуй жену так воспитать, чтобы она себя в строгости держала.
— От женщины тоже многое зависит.
— Это с какой стороны поглядеть. Есть бабы покрепче, есть послабее… Водка это все. Она, проклятая, кого хошь с пути истинного собьет. А Анне еще и подружки такие попались, которым веселья подавай. Веселье-то они как понимают? Вино рекой и мужики толпой.
Кромов понял, если беседу не направить в нужное русло, она может затянуться. Поэтому спросил:
— Вам было известно, что Анна уезжает вместе с мужем?
— Витька сказал. Он у них, хоть и сорной травой растет, мальчонка уважительный, любит со старшими поговорить.
— Они вместе вернулись?
— Будто не знаете, — обиделась старуха. — Разбилась же Анна, с поезда упала.
— Это Ерохин вам сказал?
— Ерохин, как приехал, говорил, будто она в Красноярске осталась, у сестры. Да я ненароком у Витьки спросила. Он и сказал, что мать из вагона выпрыгнула. Я его давай пытать, а он одно твердит, дескать, скоро вернется. Вот я и подалась к Ерохину, выяснить, что к чему.
— Как он себя вел?
— Мялся, бубнил…. Потом сказал, что собирается в милицию заявлять. А чего собираться, если жена на его глазах из вагона выпала?
Телефон на столе разражается противным треском. Кромов нетерпеливо хватает трубку. Спрашивают оперуполномоченного Брылкина.
— Звоните сорок шесть, пятьдесят семь, ноль три! — отчеканивает Кромов и опускает трубку на рычаг. Потом поворачивает голову к Ерохину: — Итак, что вы сказали соседям по поводу отсутствия жены?
— Сказал, в Красноярске осталась… У родни, — отвечает тот.
— Насколько мне помнится, вы хотели привезти сына домой и после этого сообщить в милицию. Почему же продолжали тянуть время?
— С пацаном страшно было расставаться, вот и не шел в милицию. Да и кому охота в тюрьму по своей воле идти?
Ерохин закончил писать заявление, сложил его вчетверо, слепым движением сунул в карман. Два часа, в течение которых он корпел над вырванным из школьной тетради листком, вымотали его больше, чем самая дальняя поездка. Вымотали физически и опустошили душу.
— Витька, — слабым голосом позвал он.
Сын продолжал сооружать крепость из деревянных кубиков.
— Витька!
— Что, пап? — обернулся тот.
— Иди ко мне.
Не спуская глаз с посеревшего лица Ерохина, Витька подошел и остановился перед ним:
— Что?
Ерохин усадил его на колено, прижал к себе:
— Ты папку любишь?
— Ага.
— Может быть, я надолго уеду…
— Куда? В поездку?
— В поездку, — хмыкнул Ерохин. — Далеко-о…
— А меня с собой возьмешь? — просительно проговорил сын.
— Нельзя тебе со мной… Но я писать тебе буду. Ты пока у бабушки поживешь.
— Мамка же скоро приедет…
Лицо Ерохина задергалось, он отвернулся:
— Ну, там посмотрим. А пока ты уж меня не забывай…
Он собрал нехитрые Витькины пожитки, обвел взглядом комнату, сказал:
— Поиграй во дворе, я скоро вернусь и пойдем к бабушке.
Кромов рассудительно произносит:
— Не могу понять, откуда у вас, Ерохин, такая убежденность? Вы уже не первый раз заявляете, что ожидали ареста. Как увязать это и ваши слова о непричастности к смерти жены?
— Как хотите, так и увязывайте, — устало отвечает Ерохин. — Надоело мне все.
— Может, прервемся? — предлагает Кромов.
— Не надо.
Все так же методично оперуполномоченный задает очередной вопрос:
— Во время поездки между вами возникали ссоры, скандалы?
— Как обычно. Полаемся да помиримся.
— И незадолго до ее гибели тоже поругались?
— Понимаю, к чему вы клоните… Было, — кривится Ерохин.
Витька расхохотался и срубил сразу три отцовских шашки. Ерохин, который специально просмотрел эту разгромную для себя комбинацию, сделал огорченное лицо:
— Вот это я зевнул!.. Нельзя же так, Витька, с отцом расправляться!
— Ага! Будешь знать, как мои съедать!
Покачав головой, Ерохин сгреб шашки с доски:
— Проиграл, давай снова.
Витька выиграл и на этот раз. Ерохин с преувеличенной досадой поскреб затылок:
— Не везет…
Обернувшись, Витька радостно крикнул:
— Мам! Иди посмотри, как я папку обыграл!
Анна вышла из-за ящиков, и уже по ее улыбке и заблестевшим глазам Ерохин понял, что она опять выпила. Он молча встал, обошел штабель, приподнял брезент. Его взгляд безошибочно отыскал ящик, в котором виднелась пустая бутылка.
— Анна!
По голосу отца Витька догадался, что родители будут ругаться, и полез к люку, где у него была оборудована лежанка.
Анна замешкалась, потом, глядя в пол, подошла, прислонилась к углу штабеля. Ерохин зыркнул на нее, выдернул из ящика пустую бутылку:
— Опять?! Опять?!
— Ну что ты кричишь-то сразу? Ну, сорвалась. Не буду больше…
— Я уже это сто раз слышал! Я же отвечаю за груз! Каждая бутылка денег стоит!
— Подумаешь, три сорок, — осторожно проговорила жена.
Лицо Ерохина побагровело:
— Дело не в трех сорока! Дело в тебе! Ты же уже не можешь без этой гадости! Тебя лечить надо! В ЛТП!
— Я же так, для настроения, — попыталась успокоить его Анна.
— Плевать мне на твое настроение! — зло выкрикнул Ерохин. — Домой вернемся — на развод подам! Витьку себе заберу, а ты мотай, куда хочешь! Можешь к своим подружкам идти, можешь под забором валяться, мне все равно! Думаешь, я каменный, всю жизнь тебя терпеть буду?! Ведь обещала же ты мне, ведь обещала!
Анна подняла на мужа полные слез и отчаяния глаза. Но это лишь больше взбесило его.
— Что ты на меня свои коровьи глаза пялишь?! Ни стыда у тебя нет, ни совести! На эту водку все променяла: семью, сына! Плачет она! Крокодиловы слезы льет! Хоть бы ты сгорела от этой дряни!
— Ну, не надо, — всхлипнув, попросила Анна.
— Не надо?! — Ерохин сжал кулаки. — Треснуть бы тебя в лоб хорошенько, может, образумилась бы?.. Хотя… Горбатого могила исправит!
— Причина вашей ссоры? — уточняет Кромов.
— Напилась она… — говорит Ерохин.
— Вы знали ее слабость к спиртному и, тем не менее, взяли с собой в вагон, где вино было в неограниченных количествах. Ведь это же была ее первая поездка?
Начальник Ерохина в который раз потер ладонью лоб, исподтишка покосился на протокол:
— Разрешается ли нашим сопровождающим брать с собой родственников?.. Вообще-то, нет… Но вы сами поймите, товарищ старший лейтенант, люди подолгу оторваны от дома. Скучают… Иногда приходится идти навстречу… Нарушения тут особого нет. Главное, чтобы груз дошел до получателя в целости и сохранности.
Кромов посмотрел на него:
— Значит, вы удовлетворили просьбу Ерохина?
— Ну, отказал бы я ему. Что из этого получилось? Села бы жена в вагон без моего разрешения… Я же, как лучше хотел. У него такие семейные обстоятельства…
— Какие же?
Мужчина замялся:
— Не люблю я сплетничать…
— Вы не сплетничаете, а даете показания, — прохладно уточнил Кромов.
— Извините… Нелады у него с женой были. Сами понимаете, она гораздо моложе, а он долго бывает в отлучках…
— Не понимаю, — сказал Кромов, глядя на покрывшийся бисеринками пота лоб собеседника.
— Изменяла она ему, — порозовел тот. — Слухи доходили… К спиртному пристрастилась… Вот я и подумал… Пусть возьмет. Как-никак под присмотром будет. И пить не станет, и другое…
— Раньше Ерохин с подобными просьбами обращался?
— Нет… Первый раз жену с собой взял…
— Для того и взял, чтобы с подругами не пьянствовала, пока меня нет. Думал, услежу… Все равно она с работы уволилась, дома сидела, — отвечает Ерохин.