– А-а…
– Да, так вот, за дураков! Без которых наше общество в целом, ни наша система в частности не протянули бы и дня.
– Поясните, граф.
– С удовольствием. Если вы вспомните историю на Желтой улице, то поймете суть моего краткого выступления. Как известно, вычислить убийцу нам помогли не дедуктивные и прогрессивные методы, которые лично я считаю полнейшей чепухой, а банальное стукачество моего «барабана», извиняюсь за прямоту. И как вы помните, задержанный товарищ очень настойчиво добивался у меня, кто ж его вломил. На что я дабы не подставить своего человека, со всей ответственностью заявил, что разоблачению способствовали последние разработки в области криминалистики – использование экстрасенсорики и ясновидения – и что в скором временив с преступностью в нашем отечестве будет покончено. От всевидящего ока не укроется ни одна прошмандовка.
Товарищ на полном серьезе внял моим объяснениям, потому что излишками «серого вещества» не страдал, а я в силу своей артистичности убеждал его очень искренне. Спустя час в коридоре ко мне подошел следователь и осторожно спросил, правда ли, что мы отыскали убийцу с помощью экстрасенса. «Ну, само собой! А ты как думал? Извини, двадцать первый век на пороге, сколько ж можно с преступностью по старинке бороться? У нас и лазеры, и парапсихологи». Это я ему заявил. Он потом целый день на меня с уважением посматривал.
Ну, думаю, оказывается не только среди преступников дураки имеются, но и среди своих.
Каково же было мое удивление, господа, когда на другой день в одной из центральных газет, в интервью одного из наших высоких руководителей, я прочел примерно следующее:
«Несомненно, раскрытию убийства на Желтой улице способствовал принципиально новый метод – применение экстрасенсорики и ясновидения». Что и требовалось доказать! Думал, у нас два дурака, оказывается – три!
Да, так вот, господа, за них и выпьем. Удивительнее всего, что тогда я, кажется, сам поверил в экстрасенсов.
– Насчет экстрасенсов не знаю, а барабашка, похоже, у нас действительно завелся. У меня постоянно ручки со стола пропадают, – произнес Паша, поднося кружку ко рту.
– Я в барабашек не верю, я в «барабанов» верю. – Вовчик наконец опрокинул кружку и снова устремил свои светлые очи на квашеную капусту. Решившись наконец и кинув в рот еще одну горсть капусты, он встал. – Все, мне пора. Много не пейте. Я надеюсь, к утру вытрезвитель будет на прежнем месте и с крышей.
К крыше Вовчик относился трепетно. И не без причины. Пять месяцев назад, когда их группа вселилась в комнаты этого медицинско-милицейского учреждения, пришлось сделать небольшой косметический ремонт. То есть сорвать паутину и вымыть окна.
До переезда здесь размещалась вытрезвительская кладовая, имевшая отдельный вход с улицы.
В один из тех «ремонтных» дней, когда Вовчик с упоением натирал старой газетой надтреснутое стекло, проходящий дядечка поинтересовался:
– Что, ремонт?
– Ага, – незамедлительно согласился Белкин.
– Магазин, что ли, будет?
– Точно. Коммерческий. «Похоронные принадлежности», – мрачно пошутил Вовчик.
Мужичок испарился так же неожиданно, как и появился. Однако час спустя напротив второго окошка, к которому перешел усердный Вовчик, остановилась черная «иномарка». Из нее вышла пара быкообразных ребят и, приблизившись, задала намозоливший уши всех коммерсантов вопрос:
– Кто ваша «крыша»?
Вовчик, уловив, что ребята обращаются именно к нему, выдохнул на стекло, потер его грязной газетой и кивнул на соседнюю дверь:
– Со всеми вопросами туда…
«Быки», ничего не переспрашивая, изобразив на лицах серьезный настрой и достоинство, заглянули внутрь вытрезвителя. Прочитать вывеску у дверей они не удосужились. Что они там объясняли или спрашивали насчет «крыши», Вовчик так и не узнал. Спустя полчаса он ненароком бросил взгляд на место, где остановилась машина, но ни авто, ни его пассажиров уже не наблюдалось.
После этого случая Вовчик уверенно говорил, что у их команды самая крутая «крыша» в Питере. Крыша медицинского вытрезвителя.
Белкин накинул джинсовку, потряс руки остающихся товарищей и вышел на улицу.
Коллектив распался, и остальные тоже потихоньку начали собираться. Исключением был Игорь Петрович Таничев, которому злая судьба подкинула дежурство до утра. Петрович уже воткнул в сеть троллейбусную печку, хоть немного спасающую от подвальной сырости и осеннего холода. Постоянно держать печку включенной боялись по причине пожароопасности.
Обязанности по уборке и выносу мусора также ложились на плечи Таничева, но жаловаться на судьбу-злодейку он не стал, а спокойно собрал с опустевших столов объедки и бутылки и скинул все в мусорное ведро.
– Пока, Петрович.
– До завтра.
– Спокойной ночи. В смысле, без «мокрух».
– Сплюнь…
Сбивчивая речь Андрея, чересчур изобилующая словами-паразитами и междометиями, пока воспринималась присутствующими как должное.
И перебивали молодого человека исключительно уточняющими вопросами, не несущими попыток уличить в противоречии или лжи.
При желании запутать говорившего можно было бы за пару минут. С точки зрения ментовской, да и обычной, логики, его рассказ не выдерживал никакой критики. Но пока не перебивали. Правило такое. Если говорит – пусть говорит.
Андрею было двадцать четыре, возраст далеко не переходный, но страдающий остаточными явлениями детства и честолюбивой юности, когда кажущийся огромным жизненный опыт толкает на необдуманные шаги и бестолковые решения. По старому принципу: «Не надо меня учить…»
Мнение, что собственная значимость достигается не зрелыми мыслями, а приданием себе соответствующего облика, широко распространено. Вот и здесь то же самое. Тоненькое колечко, цепочка карманных часов, спрятанных в жилетке, далеко не молодежная стрижка со свежей укладкой, белая ниточка края визитки в нагрудном карманчике, портсигар с видами Парижа, запонки с черным камнем. Ослабленный галстук и расстегнутая верхняя пуговица.
И волнение. Правда, не напускное. Довольно близкое сходство с игроком в западном казино. поставившим на кон половину своего состояния и с тревогой ждущим решения капризного, не подчиняющегося ни чьей воле шарика.
Андрей сидел на табурете в центре небольшой кухни блочного дома, остальные расположились вокруг. Гончаров примостился на подоконнике.
– Не гони, – тормознул Андрея Белкин. – Спокойнее. Давай еще раз и внятно. Сегодня ты до двух находился дома. Хорошо. В два к тебе пришел Кузнецов. Зачем?
– Не знаю. Ей-Богу! Ну, зашел. К вам же заходят? Посидеть там…
– Допустим. Короче, зашел в гости. Дальше. В четырнадцать сорок – звонок в дверь. Открывал Кузнецов?
– Да, я на кухне с кофе возился.
– Ты ждал кого-нибудь?
– Нет, никого.
– Обычно ты спрашиваешь, кто там, за дверью?
– Всегда. Понимаете…
– Понимаю. Кузнецов тоже спросил. Без твоей просьбы. Ему ответили, что нужен Белов Андрей, после чего он открыл дверь. Понятненько. Продолжай.
Андрей слегка трясущимися пальцами открыл портсигар и прикурил.
– Не торопись только, – еще раз напомнил Белкин.
– Постараюсь. Вошли трое. Может, еще кто был. Там, на лестнице. Антона прямо на пороге вырубили. Он к вешалке отлетел. Я бегом в коридор. Тьфу! Идиотизм. Ствол в лицо. Револьвер. «К стене, руки за спину!» Подчинился, тут не до героизма дешевого. Двое – к Антону. «Ты Белов?» Он за нос держится, молчит. Один ему по животу кулаком… Антон упал. Но не отвечает. Ох…
Андрей сделал пару глубоких затяжек.
– Я признался. Все равно б узнали. Чего надо спрашиваю. Я Белов. Те ко мне. "Баксы
где?" – «Вы чего, мужики? Какие баксы?» Один дубинкой мне по шее, видите след? «Пятнадцать тысяч. Быстренько покажи, чтоб дяденек не злить». Черт, а? Сказал. А куда деваться?… Потом показал. Вон, в баре. Один проверил, нашел. Меня – на пол, руки «скотчем» замотали. «Лежи тридцать минут. И не вякай никому. Сунешься в ментуру – в узелок завяжем».
– Ну, это обычно. Понты.
– Мне тогда не до понтов было. Ушли бы только. Они по комнате пошарили и на выход. Слава Богу, думаю. А тут Антон встрял. Зачем? Неужели не знал, что сейчас творится? Они про него и забыли. У меня в прихожей гантели, восемь кэ-гэ каждая. Он и дернулся, дурак. Вскочил и крайнему по башке, на! Тот на пол. Второй выстрелил, еб… Прямо в голову. Антон даже не вскрикнул. Те – своего под мышки и в лифт.
– Лифт что, стоял на этаже?
– Да. Я не видел, как они садились. Слышал, двери закрылись.
– Ты же лежал лицом вниз. Как же ты видел Антона?
– Повернул шею. Вот так.
Андрей изобразил.
– Ладно, дальше.
– Я поднялся кое-как, к соседям побрел. Позвонился носом. Михалыч дома оказался.
Помог.
– Ты все время дома при параде? – кивнул Гончаров на костюм Андрея.
– Нет, конечно. Я по делам собирался, когда Антон пришел.
– И ты не сказал ему об этом? Вы ведь сорок минут сидели.
– У меня время еще оставалось. Я ведь так планировал – кофе попьем и разойдемся.
Паша переглянулся с Белкиным. Оба поняли друг друга однозначно. История шита белыми нитками, и с хозяином квартиры предстоит не один час работы. Чего не хотелось ни тому, ни другому. Сегодня организм требовал обильного отдыха после вчерашнего банкета, который не закончился простым кабинетным застольем, а затянулся до пяти утра, после того как прикупившие в ларьке еще один пузырь «России» Гончаров и Казанцев решили навестить Белкина. Давненько не видались.
Костик в силу любвеобилия предложил подснять девочек, но Паша уговорил не осквернять светлый мужской праздник присутствием женских юбок. Девочки пусть останутся на годовщину Октября или на Новый год.
Вовчик не то чтобы обрадовался визиту, но негостеприимным хозяином выглядеть не хотел. Однако, опасаясь, что ребята потребуют еще и ночную дискотеку, предложил в качестве банкетного зала кухню.
Пили много и долго, отпустив себе грехи тем, что сегодня пьют не они одни, а весь уголовный розыск страны, начиная стажерами и заканчивая генералами. Генералы – в кабаках, что соответствовало их положению, остальные – там, где нашлось место.