Фамилия начальника сработала еще лучше кофеина: он тут же сел и уже хотел отбросить одеяло, но я успела взмолиться:
— Ради бога, только не при мне!
И выскочила из его спальни.
На самом деле не так уж меня испугал бы вид его голого тела, не думаю, что Никита настолько уродлив, чтобы я ужаснулась… Мне просто не терпелось услышать Женин рассказ, половину которого я и так уже пропустила. Прямо сейчас подробности ее жизни сыпались, как спички из перевернутого коробка в реку, чтобы их унесло безвозвратно — я не услышала, не узнала, а она не станет собирать их ради меня.
Не знаю, зачем мне понадобились эти детали… Женя не останется с нами, не войдет в нашу странную семью, так что и не нужно запускать руки в ее душу по локоть. Может, за время работы с Логовым я просто привыкла всем мелочам придавать то значение, какого они не заслуживали? Но поди разберись, какие незначительные, казалось бы, факты имеют значение, а какие смело можно отбросить, еще не начав рассматривать под лупой…
Когда я ворвалась в кухню, Артур уже стоя дожевывал круассан, которые теперь приходилось покупать с вечера. Раньше он заезжал ко мне на завтрак с тепленькой сдобой, и ее запах стал для меня ароматом утра. Это было нашим ритуалом, по которому, как ни странно, я начала скучать, когда мы поселились вместе. Пыталась реанимировать круассаны в микроволновке, но это было уже не то…
— Фотография мальчика есть? — промычал Артур, когда в кухню за мной следом влетел Никита и даже не пожелал никому доброго утра, чтобы не перебить шефа.
— Много было. В телефоне.
— Ну да. Ладно, пробьем.
В Женином голосе послышалось недоверие:
— У вас и дети в базе есть?
— В Греции все есть.
Очевидно, это была какая-то старая шутка… Мы с Женей только переглянулись, а Логов пробормотал:
— Опять чувствую себя ископаемым.
Игнорируя последние реплики, Никита уже торопливо макал круассан в смородиновое варенье, как будто это был блин. Но не мне было его учить: я сама обожала есть их вприкуску со сгущенкой — прямо из банки… В такие минуты Артур едва сдерживался, чтобы не блевануть, но думал, будто я не догадываюсь об этом. Правда, иногда у меня случался приступ воспитанности, и я аккуратненько намазывала круассан маслом, вызывая у этих двоих любование и замечая это. В такие минуты они смотрели на меня, как на карапуза, научившегося самостоятельно держать ложку, и взгляды у них становились до смешного масленые.
Но сейчас глаза Артура были «рабочими» — цепкими:
— Другие подозреваемые есть?
Женя покачала головой:
— Мой муж отбывает срок.
Только меня это поразило? Никита даже не подавился и продолжал заглатывать круассан, натягиваясь на него, как удав на кролика. И тон Артура нисколько не изменился:
— Вы не разведены?
— Нет. — Она чуть помедлила. — Не бросать же в беде. Да и вообще… Антон — хороший парень.
— Какая статья у хорошего парня?
— Сто шестьдесят первая.
Я уточнила:
— Это что?
— Грабеж, — произнес Никита с набитым ртом.
— А… Ну, это еще ничего.
Заставив меня вздрогнуть, Артур громко рассмеялся:
— Почему-то в школе мы все знали только одну статью — сто семнадцатую.
— Изнасилование, — пояснил Ивашин.
— Девчонки вечно угрожали нам: пойдешь по сто семнадцатой! Хотя тогда мир еще не обезумел до того, чтобы считать приглашение на танец сексуальным домогательством.
Никита воскликнул:
— Ага! У них там, — и он мотнул головой в сторону предполагаемого запада, хотя солнце садилось много правее, — вообще уже только девушки имеют право приглашать.
— Охренели совсем, — пробормотал Логов. — Скоро они все превратятся в гермафродитов… Ты доел, наконец? Поехали. Нам еще с банком разбираться.
И не удержался:
— Хороших парней ловить будем!
Но Женя неожиданно улыбнулась:
— Я понимаю, мы с вами по-разному смотрим на эти вещи…
Артур прищурился:
— А ты прям такая жена зэка до мозга костей?
В какой момент Логов начал говорить ей «ты»? Я как-то упустила. Сцепившись взглядами, они молчали, пока Никита наспех споласкивал чашки. Между этими двоими шел молчаливый спор, или они прощупывали друг друга, впившись прямо в мозг… У обоих были такие лица, точно дело сейчас закончится новым синяком, только еще неизвестно, кому он достанется.
В том, что Женя вполне способна дать ему отпор, я нисколько не сомневалась. Вчера она потерпела поражение только потому, что была слишком измотана. Но сейчас перед нами стоял собранный солдат, готовый сражаться, по крайней мере за своего ребенка, и Артур не мог не уловить этого.
— Поехали, — бросил он.
И первым отвел взгляд, сделав вид, будто ищет ключи от машины.
Всю ночь Вишенка скулила во сне и перебирала лапками.
Уложив ее под бок, Татьяна Андреевна рассчитывала, что вместе им будет спокойнее, но собачка вздрагивала и подергивалась, как перепуганный ребенок. А едва рассвело, кубарем скатилась с кровати и сделала лужу рядом с тапочками хозяйки…
Подобного конфуза с ней не случалось уже несколько лет, поэтому Татьяна Андреевна забеспокоилась всерьез. И первым делом позвонила соседке, работающей в ветеринарной клинике. Та частенько помогала советами, чтобы Татьяне Андреевне не приходилось лишний раз в очереди сидеть, вирусы цеплять.
— Мы с ней такое пережили — вспомнить страшно, — поделились Татьяна Андреевна в трубку, не спуская Вишенку с колен. — Как я сама-то оклемалась? Если б моя малышка не стонала, я вообще спала бы без задних ног.
— Так у тебя, поди, обратная реакция! — откликнулась соседка. — Есть такие, что от стресса, наоборот, в спячку впадают. Чуть не в летаргию…
Рука хозяйки непроизвольно прижала собачье тельце:
— О боже! Надеюсь, со мной такого не произойдет.
— Надейся…
Показалось или это и впрямь прозвучало зловеще? Но после этого расхотелось расспрашивать, как лечить Вишенку и лечится ли такое вообще? Поразмыслив, Татьяна Андреевна решила прибегнуть к лучшему лекарю — времени: посидит дома, выспится, забудет…
За лужу на полу она, понятное дело, ругать любимицу не стала. Как сама удержалась от «непроизвольного мочеиспускания», когда те трое ворвались в банк?
Это выражение она вычитала накануне в новостях. Тяжело дыша и замирая, Татьяна Андреевна искала подробности ограбления, а прочла, как маленькая школьница описалась от страха, когда учительница отстригла ей волосы за баловство на перемене. Каким зверем надо быть, чтобы сотворить такое с ребенком? Ладно бы шлепнула — кому из нас не прилетало в детстве? Но откромсать волосы?! Или они были предметом тайной зависти стареющей тетки?
Переведя взгляд с монитора на окно, Татьяна Андреевна представила себя сначала на месте ребенка и содрогнулась от ужаса. Потом попыталась вообразить себя учительницей, но вместо гнева на расшалившихся детей испытала радость: «Наконец-то они носятся и орут, как нормальные дети! Как мы когда-то… И гаджетов нет в руках».
И застенчиво подумала: «Может, мне стоило тогда, в семнадцать лет, поступить в педагогический? Меня ведь никогда не раздражали дети… От них так вкусно пахнет!»
Внезапно она резко выпрямилась, будто что-то кольнуло ее, как Вишенку, когда они лежали с ней на полу того банка. Только Татьяна Андреевна не взвизгнула. Ее мысли заметались, пытаясь уловить догадку, которая была столь молниеносна, что не отпечаталась в памяти. Точно ведь что-то мелькнуло… Что-то очень ценное, правильное. Но никак не удавалось сообразить — что же именно?
Вдобавок «скололо сердце», как говорила ее бабушка, игла впилась в левую половину груди и не давала продохнуть до конца. Это всегда пугало Татьяну Андреевну, ведь она жила одна. Если случится инфаркт, никто ее даже не хватится… Вишенка испугается. Будет тихо плакать над ее трупом, но никто из соседей этого не услышит.
Когда удалось продохнуть и боль отступила, точно ее и не было, Татьяна Андреевна с облегчением сказала ей:
— Мы еще поживем!
И в тот же миг вспомнила, какая догадка ее осенила…
Вскочив, Татьяна Андреевна прошлась по комнате, взволнованно дыша. Ласково сжала мордашку Вишенки и прошептала:
— Это поможет. Помнишь того красивого следователя? Если я сообщу ему о том, что вспомнила, ему легче будет найти убийцу. Только сначала я должна сама проверить…
Нужно было вернуться в банк. Как это называется? На место преступления. Еще не веря, что делает это, Татьяна Андреевна начала собираться: подкрасила глаза, губы, коротко вздохнув о том, что все равно такие мужчины, как Артур Александрович, уже не обратят на нее внимания.
— Если только я не стану трупом в его расследовании, — она рассмеялась, подмигнув собачке.
На всякий случай надела летний брючный костюм бежевого цвета… Татьяна Андреевна уже дала себе слово не появляться в банке в платье или юбке: что за уродство валяться в них на полу?!
— Детонька, ты посидишь дома, — наклонившись, она умоляюще заглянула собачке в глаза и погладила короткие вихры. — А мне нужно кое-что проверить… Не хочется сбивать этого прекрасного Артура Александровича с толку.
Направившись к выходу, она показала Вишенке:
— Я тебе пеленочку в коридоре постелила, можешь сходить на нее, если захочешь. Я не буду тебя ругать! Я все понимаю…
Темные несчастные глаза провожали ее с укоризной, и Татьяна Андреевна уже готова была дать слабину и прихватить собачку с собой, но напомнила себе, каким испытанием для малышки станет очередное появление в банке. Нет, теперь туда только без Вишенки…
Спускаясь по лестнице, она набрала номер лучшей подруги, на которую еще с вечера успела переложить все тягостные подробности дня. Сейчас Татьяне Андреевне хотелось, чтобы Регина укрепила ее в задуманном. Но услышав ее голос, полный сострадания, внезапно испытала укор совести и заговорила на тему близкую, но не связанную напрямую — так ей, по крайней мере, казалось, — о свойстве некоторых запахов чудиться, хотя на самом деле их и нет именно в том месте и в то время.