— Запаховые галлюцинации, — подтвердила Регина. — После ковида у многих…
— Правда?
Татьяна Андреевна сама не поняла: удивилась она этому, расстроилась или обрадовалась? На всякий случай уточнила:
— А что другим людям мерещится?
— Кажется, как будто кто-то курит совсем рядом, — припомнила подруга. — Иногда запах лекарств мерещится… А тебе что?
— Тоже что-то вроде этого, — уклонилась Татьяна Андреевна.
И порадовалась тому, что решилась отправиться в банк и все проверить самой, прежде чем звонить следователю Логову. Хотя сделать это Татьяне Андреевне очень хотелось…
«Зачем? — одернула она себя и бросила телефон в сумку. — Такой невероятный… От одного взгляда просто цепенеешь. А он ведь даже не увидел меня… Для него я — старая, некрасивая тетка. Почти бабка. Господи, как это произошло?! Когда я успела превратиться в нее? В себя… Еще вчера была тоненькой, легконогой. Волосы развевались по ветру, и парни оглядывались вслед, я это лопатками чувствовала. До сих пор чувствую себя такой, а в зеркале — какая-то бегемотиха… Откуда она взялась?»
Может, стоило подавить желание облегчить Логову поиск? Он ведь даже благодарности не испытает, только торжество победы над очередным преступником, если ее догадка поможет… Но вдруг улыбнется? Татьяна Андреевна успела заметить, как он улыбнулся той девочке — Саше… Кажется, она его соседка? Наверное, Логов знает ее с детства, ведь в улыбке было столько тепла…
От этого воспоминания стало зябко: уже много лет никто не улыбался ей так. И вряд ли кому-нибудь еще захочется этого. Нет, Татьяна Андреевна не страдала от этого каждый день и не выставляла себя на посмешище, пытаясь удержать ускользающую молодость, цепляясь за скальпель хирурга. Просто в невероятных глазах следователя Логова ей внезапно увиделось то несбывшееся, о чем мечтает каждая девочка, еще ожидающая своего капитана Грэя и не обожженная мужским равнодушием, — то, какой фантастической могла стать ее жизнь… Но не стала.
Стоит ли читать детям сказки? Нежная душа ребенка впитывает их так жадно и глубоко, что вытравливать сладкий обман приходится десятилетиями. Иногда до последнего вдоха… Разве не ждет каждый из нас, что вот-вот эта сдавившая горло тягомотина под названием «реальная жизнь», наконец, закончится, и обещанный в детстве бал увлечет в неземной мир, где не придется думать, чем оплатить ипотеку и как устроиться на работу получше? И мысли будут не о том, стоит ли брать очередной кредит или обойтись без новых сапог, машины, ремонта, — а о вещах возвышенных и достойных…
Вот только это время для большинства из нас так и не наступает. Так что слава сказочникам, сумевшим хотя бы в детстве подарить нам ощущение головокружительного счастья! Оно и дает сил выжить, когда годами приходится перебирать гречку, а не примерять бальное платье, которое никогда не будет сшито…
Ей все труднее было дышать, размышляя об этом. К тревожащему Татьяну Андреевну ощущению, что она близка к разгадке жутковатой тайны, прибавилось еще и неприятное подозрение, несколько раз заставившее ее обернуться на ходу, — стало казаться, будто за ней кто-то следит… Шаг в шаг идет по улице, минует турникет, дышит в затылок на эскалаторе.
Но этого, конечно же, не могло быть! Поэтому Татьяна Андреевна и запрещала себе вертеть головой — еще посчитают ее ненормальной… Ведь любая фобия ненормальна. Кому нужно тратить на нее время? Даже если оно не особенно драгоценно?
И все же виски уже несколько раз пришлось промокнуть салфеткой, а к спине неприятно липла тонкая блузка без рукавов… Хорошо хоть под летним жакетом этого не видно.
Откуда взялся этот необъяснимый приставучий страх? И почему в нем чувствуется привкус восторга? Подобное она испытывала в детстве, когда, подпрыгнув, цеплялась за круглую перекладину «крутилки» и держалась изо всех сил. Тонкие ноги болтались в воздухе, когда кто-нибудь из мальчишек посильнее раскручивал их, и хотелось визжать от сладкого ужаса, заставлявшего сердце выскакивать, а длинные волосы развеваться по ветру, который баловался ими, забрасывал на лицо.
Как Таня любила это рискованное развлечение! Ни дня не проходило, чтоб она не повисла на «крутилке». Но однажды ее пальцы разжались… Утром прошел дождь, только никто не придал этому значения. Что металлическая перекладина мокрая и скользкая, она поняла, лишь уцепившись за нее. Еще можно было спрыгнуть… Но мальчик, который их раскручивал на этот раз… Ну да! Он действительно был чем-то похож на Артура Логова. Или ей сейчас так кажется? Противно было даже думать о том, чтобы выставить себя трусихой в его глазах. И пусть он увидит, какие у нее длинные ноги…
Таня стиснула пальцы и зубы: «Удержусь!» Солнце уже припекало, и летняя маечка, так же как сегодня, прилипла к спине, только не от жары, а от страха. Сколько ей удалось продержаться? Один круг? Или несколько?
Полет длился один миг, Таня даже не успела испытать восторга. А потом — ужас, удар, тьма…
Заскочив к Овчинникову, хищно нависшему над парой листков, как успел заметить Артур, присланных из лаборатории, он с мольбой заглянул ему в глаза:
— Добрый человек, выполнишь личную просьбу?
И почувствовал, как Володя сразу напрягся:
— Что еще?
— Посидишь в базе? Надо тетку одну найти. Похоже, украла ребенка. Женя сама тебе все расскажет.
— Женя?
— Мать малыша. Не могу Поливцу ее поручить: он — тезка ее мужа, который срок мотает. Мало ли… Лучше, чтоб ничего личного.
Выпятив острый подбородок, оперативник обреченно вздохнул:
— Ну присылай… Куда от тебя денешься?
— Некуда, — подтвердил Логов и спохватился, уже отойдя на несколько шагов. — Да! У нее глаз подбит… Лучше не спрашивай.
— Ладно, — вяло согласился Овчинников. — А с банком вы без меня справитесь?
«Скажу, что справимся, — обидится», — мгновенно решил Логов и вытаращил глаза:
— Ты что?! Я надеюсь, ты с ней быстро управишься и вернешься к нам. Сашку тебе дать в помощь? Они вроде подружились.
— Вот еще не хватало, чтобы они трещали у меня над ухом, — пробурчал оперативник.
Логов не сомневался, что этот цепкий парень выполнит его поручение наилучшим образом. Именно поэтому обратился к нему, а не к Антону, порой позволявшему себе скакать по верхам. Особенно если рядом оказывалась симпатичная девушка…
«Она — симпатичная», — Артур и сам не понял: это прозвучало в нем вопросом или утверждением.
А мысли уже устремились к порогу банка, директор которого был убит накануне, и пока его совсем не унесло, Артур успел позвонить Ивашину:
— Передай Женю в заботливые руки Овчинникова. Он знает, что делать. И дуй в допросную, сейчас явится первый свидетель.
Ему не давало покоя то, что ни у кого из заложников, среди которых, по его версии, скрывался убийца, криминалисты не выявили на одежде химикатов, неизбежно остающихся после выстрела. Мог ли кто-то из них переодеться? Грабители с порога вывели из строя камеры, но сохранилось видео, сделанное до их появления, и можно было сравнить одежду, что была на каждом из присутствующих за минуту до налета, с той, в которой каждого сфотографировали после. Но если этот парень не дурак, то рубашку или что там на нем было, он сменил точно на такую же. Мог заранее припрятать ее в туалете, и, конечно, уходя, прихватил ее из банка — никто же не обыскивал людей на выходе…
На всякий случай он все же пустил Поливца по следу:
— Смотайся в банк, проверь все туалеты и закутки — нет ли где сменной одежды.
— Понял, — бросил Антон, и можно было не сомневаться, что он действительно уже мгновенно выстроил в уме причинно-следственную цепочку. И найденная рубашка, если таковая отыщется, будет мигом доставлена в лабораторию.
В допросной оказалось душновато, но кондиционер тут не ставили специально, чтобы подозреваемый не ощущал себя комфортно. Пусть нервничает, мечтает вырваться отсюда, в идеале — любой ценой, то есть рассказав правду, которую собирался утаить. Это ломало только слабаков, тертые калачи и не такое выдерживали, но Логов был уверен, что польза от отсутствия кондиционера определенно была. При этом его никак нельзя было обвинить в издевательстве над допрашиваемыми, ведь он сидел с ними в одном помещении и терпел те же муки.
Сегодня с ним рядом задыхался Ивашин, отвечавший за диктофон. А Сашка куда-то исчезла, не сообщив о планах, и это беспокоило Артура, хотя он уже какой раз пытался убедить себя, что она — взрослая девочка, двадцатый год, как-никак… Но это не особенно помогало. И он уже признавал: пора смириться — Сашка навечно останется для него ребенком, и он будет тревожиться за нее до гробовой доски, хоть и не успел стать официальным отчимом.
До Москвы они добрались вместе. Всю дорогу Сашка что-то писала в блокноте — он подарил ей целую кипу с разными обложками, предположив, что от рисунка может зависеть жанр и настроение рассказа. Но иногда она набирала текст в телефоне, и это поражало его: раньше Логов был уверен, что писатели придерживаются определенного способа работы. А для нее вроде бы и не имела значения форма, — только содержание. Несомненно, так было правильнее, и все же сбивало его с толку.
— Дашь почитать? — спросил он перед тем, как отправиться к Овчинникову.
Саша подняла прозрачные голубые глаза, остававшиеся серьезными, даже когда она смеялась:
— Если хочешь…
— Ты же знаешь, что хочу.
— Но тебе некогда!
— Сейчас — да. Но дома я почитаю.
— Дома, — повторила она и вслушалась в звуки. — Странно, правда? У нас — общий дом.
Артур подмигнул:
— Причем не только у нас с тобой…
Она попыталась улыбнуться, но губы дрогнули:
— Раньше мне хватало одной мамы… Я никогда не хотела большую семью. Но сейчас… Знаешь, это в общем-то неплохо. Нас уже четверо!
— Не считая собак, — подсказал он.
— А их нельзя не считать.
— Никак нельзя.
Сидя в допросной, Логов физически ощущал, как ее не хватает. Когда Сашка устраивалась у него за спиной, он лопатками чувствовал ее взгляд — она уверяла, будто накачивает его энергией, чтобы Артур лучше соображал. Он не мог с уверенностью сказать, что это помогает, но Сашино присутствие каким-то образом облагораживало даже эту унылую комнатешку с голыми стенами и окном без штор и жалюзи. Оно выходило на глухую стену соседнего здания, тоже принадлежавшего Следственному комитету, так что о