Сейчас и сам Ромка далеко… Даже если он здесь, в Москве, на что Женя надеялась всей душой, расстояние кажется космическим, ведь сын не с ней. Украден. Не дотянуться, не сжать теплую, крепкую, но все же такую маленькую ручку… Когда их ладошки прижимались, ее наполняло ощущение цельности. Собственно, Женя и жила только в те минуты, когда Ромка был рядом, прижимался плечиком, листая книжку, шепеляво рассказывая по картинкам. Ему больше нравилось придумывать собственные истории, чем читать, хотя по слогам уже умел довольно бодро.
Она не давила на сына — пусть фантазирует, пока детство не кончилось… В школе загонят в прокрустово ложе, заставят быть как все, читать по программе, мыслить в формате ЕГЭ.
— Ты сдавала ЕГЭ? — повернулась она к Саше.
Заметила, что вопрос немало удивил: с чего вдруг?! Но Сашка умела держать себя в руках, это Женя уже заметила. Легкий кивок — вот и весь ответ. Нужно было отвязаться, ведь было очевидно, что продолжать этот разговор Саше не хочется, а она заупрямилась, как иногда бывало — Овен в ней уперся рогами:
— Сочинение нормально написала?
— Нет, — бросила Сашка.
И хотела уже снова умолкнуть, но вдруг — решившись! — впилась в Женино лицо взглядом, в котором звенела такая стынь, что ей стало страшно. Захотелось выкрикнуть: «Молчи!» Или просто зажать рот ладонью. Но слова уже потянулись от Сашки к ней, обвились вокруг шеи, сдавили так — не продохнуть.
— Я вообще не очень сдала. Не совсем отстойно, конечно, но могла бы лучше. Если бы… — должна была зависнуть пауза, но Саша ее точно сглотнула. — В прошлом мае у меня маму убили. И отца с сестрой. Так что, сама понимаешь, я не в лучшей форме к экзаменам подошла.
Женя почувствовала: ей не удается даже моргнуть, не то что произнести какие-то слова. Смотрела на нее и не дышала.
— Поэтому и не поступила никуда. Даже не пыталась.
Видимо, расслышав, Артур обернулся:
— Саш, все нормально?
— Вполне, — отозвалась она. — Не думай, мы тут не меряемся глубиной горя…
И улыбнулась Жене:
— С твоим Ромкой ничего не случилось. Я чувствую, что с ним все хорошо. Он же с бабушкой, она его не обидит… «Авессалом, нам весело?»
Последнюю фразу Женя не поняла, и каким-то образом это уловил Никита. Повернулся к ним и пояснил: Сашка процитировала мультик. Когда по недоумению в Женином взгляде понял, что подача ушла в пустоту, вскричал, воздев руки:
— Как это ты не смотрела «Неисправимого Рона»?! У тебя же малыш… Для него — самое то!
— Я показываю ему только советские мультики, — впервые Жене показалось это не совсем правильным. Может, и есть среди потомков Микки Мауса персонажи, достойные внимания?
Никита прищурился. Как ей показалось — ехидно.
— Чебурашка — это прекрасно.
— Между прочим, да.
— Шварцману уже сто лет отметили, — рассеянно проговорила Сашка.
— Кому?
— Мультипликатору. Это он нарисовал Чебурашку таким милым, что в него весь мир влюбился. Особенно японцы. У самого Успенского толком нет описания… Или сто один уже?
Никита отозвался с переднего сиденья:
— Ну всяко уже круто! Целый век прожить… Может, потому что он для детей рисовал? И сам подзаряжался.
— Ага, а Драгунский в пятьдесят с чем-то умер, — Сашка покосилась на нее. — Это автор «Денискиных рассказов».
Жене захотелось огрызнуться, но голос прозвучал на удивление спокойно:
— Я помню, — хотя помнилось смутно.
Но Сашка так тепло улыбнулась, чуть запрокинув голову:
— Ты их тоже любила?
— А кто их не любит?
Улыбнувшись через зеркало, Артур спросил:
— Саш, а я рассказывал тебе, что встречался с тем самым Дениской?
У Жени вырвалось:
— В смысле?!
Но Саша догадалась:
— С Денисом Драгунским? Он ведь тоже стал писателем, да?
Логов кивнул:
— Не таким известным, как отец, но — да, стал. И Ксения — его младшая сестра. Умерла недавно.
— Какой он? — подавшись вперед, Сашка замерла, дожидаясь подробностей.
Но Артур замялся:
— Да какой… Обычный. Ему ведь уже много лет. Не помню точно. Но за шестьдесят точно.
Это поразило Никиту:
— Дениске?
— Книжные герои остаются детьми, а их прототипы взрослеют и стареют, — пробормотала Сашка и откинулась на спинку сиденья.
— Я не подумал бы, что это он был тем мальчишкой, с которым мне так хотелось подружиться, — признался Логов.
— Вам тоже? И я мечтал его найти. Ну да… Наверное, всем хотелось такого друга.
«Сказать или нет?» — Женя немного неловко чувствовала себя в компании этих умников, но все же решилась произнести:
— Не очень-то здорово быть прототипом… Особенно такого героя. Ну, которого все любят… Мечтают найти его и все такое. Подружиться хотят. А ты на самом деле совсем не такой… Может, Драгунский все придумал в тех рассказах? А назвал мальчика именем сына, и все решили, что это о нем.
Обернувшись, Никита уставился на нее с неподдельным изумлением:
— Вот подстава, да?
— Я не пожелала бы такой доли своему сыну.
— Ты категорична, — заметил Артур. — Я же не сказал, что Денис Драгунский не был таким мальчишкой в детстве. Возможно, его отец все списал с реальности! Мы все меняемся… Ничего не поделаешь. Сейчас в нем уже не разглядишь того Дениску, но кто из нас сумел сохранить в себе ребенка? Каждый из нас в чем-то предал себя маленького. Изменил себе. Своим мечтам. Принципам. Мы выросли не такими, как хотелось.
«Какой у него голос», — Женя внезапно поймала себя на том, что готова слушать его и слушать.
Эта мысль ей не понравилась… С какой стати ей вообще вслушиваться в эти интонации, напоминающие об эротических фильмах? Нет, не то чтобы Женя их смотрела! Ну, может, пару раз, не больше. И, конечно же, вместе с мужем. Когда он еще был рядом. Никто другой и не оказывался в ее постели — ни до Антона, ни после. Женя не кичилась своей верностью, она была для нее естественной.
А голос Артура… Это всего лишь ассоциации. Подсознание не подчиняется логике и моральным устоям.
— Приехали, — произнес Никита совсем другим голосом.
И она очнулась.
Новенький рюкзачок ему понравился. Особенно цветом, ведь Ромка любил мандарины. И апельсины тоже, но они очень трудно чистились, все пальцы сломаешь. Иногда под ноготь забивались кусочки кожуры, и становилось так больно! Мандаринки чистились легче, корочка у них была совсем тоненькая. И пахли они радостью…
Ромка аккуратно складывал в рюкзачок незнакомые вещи, купленные бабушкой. К ним он еще не привык, поэтому не сразу угадывал, кому с кем удобнее лежать, вытаскивал их снова и укладывал в другом порядке. Его старые вещи, с которыми мальчик был хорошо знаком, остались дома, их очень не хватало сейчас, хотя он догадался, что должен радоваться обновкам, ведь бабушка сказала:
— Ликуй, Роман! У тебя начинается новая жизнь. Вот держи вместо твоего барахла…
И вручила ему большой пакет. Ромка не сразу понял, о каком барахле идет речь, но бабушка брезгливо указала пальцем на его любимую футболку с пандой:
— Снимай это старье.
А когда он, стесняясь, неуклюже стянул с себя одежду (даже трусики пришлось снять!), она поочередно подала ему новые вещички и заключила, оглядев одетого внука:
— Вот теперь ты похож на человека. У твоей матери абсолютно нет вкуса. Мой сын просто идиот…
Ромка уже знал — кто ее сын. И решил: она обзывает так его папу за то, что тот уехал куда-то от них с мамой. Куда именно, мама ему не говорила, но папа не бросил их, как отец Маруси — девочки из их группы в садике, это Ромка знал точно. Ведь папа иногда звонил, и тогда мамин голос звенел от радости.
И потом она обещала:
— Папа скоро вернется, вот увидишь. Если он будет вести себя хорошо, ему даже могут позволить вернуться раньше. Ты еще в школу не успеешь пойти!
— А кто ему не разрешает вернуться к нам? — допытывался Ромка, но мама так ни разу и не ответила на этот вопрос.
Но она никогда не называла папу идиотом, хотя очень скучала по нему и даже плакала, запираясь в ванной, — Ромка один раз подслушал, испугавшись, что мама долго не выходит. А больше не стал… Каждому иногда нужно спрятаться от всех и поплакать, а то слезы, накапливаясь, мешают дышать и может просто не хватить сил, чтобы жить дальше. Из ванной мама выходила румяной и спокойной, а щеки у нее были прохладными, как будто она умылась холодной водой. Хотя обычно это было не утром…
Ромка очень скучал по маме. Но бабушка пообещала, что если он аккуратно сложит вещи в новый рюкзак, то они снова отправятся в аэропорт и полетят домой. Только было непонятно, зачем вообще надо было лететь в Москву без мамы? Это оказалось совсем невесело, и посмотреть Ромка тут ничего не успел: бабушка велела ему сидеть дома и никому не открывать дверь, а сама куда-то уехала. Но у нее даже не оказалось никаких игрушек! Чем заниматься в этом огромном доме?!
— Когда мы прилетим на место, я накуплю тебе кучу игрушек! — пообещала она.
— Прилетим к маме? — уточнил он с подозрением.
Она широко улыбнулась — зубы у нее были белыми-белыми:
— Ну, конечно. А пока, будь добр, не мешай мне завершить все дела.
И умчалась на своем красивом «Мерседесе»…
А Ромка, подумав, поднялся по лестнице на третий этаж и скатился вниз по широким перилам, навалившись животом. Потом поболтал немного с разными растениями в комнате, называвшейся «зимним садом». Ему особенно понравилось деревце с длинными плотными листьями, свисавшими точно хвосты зеленых зверушек. Ромка погладил каждый хвостик пальцами и рассказал дереву про их с бабушкой игру: как шпионы они бежали от садика к машине — не «Мерседесу», а «Рено», на который она потом ворчала всю дорогу, — и запрыгнули внутрь.
— Пристегнись! — крикнула она, и в тот же момент машина сорвалась с места.
Он еще удивился, откуда взялось «Рено», ведь бабушка жила в другом городе и прилетела на самолете, но быстро сообразил и спросил со знанием дела: