— А что же мне делать? Вы можете меня защитить?
«Дрянь, — чуть не сплюнул Артур. — Даже сейчас думает только о себе?»
— Звоните, — процедил он.
Пока Марианна не звонила.
Коршун вылетел ему навстречу, радостно помахивая прозрачным пакетиком, в котором лежала свернутая вдвое бумажка. Артур даже остановился: кажется, он впервые видел их криминалиста в таком возбуждении. «Что?!» — спросил он движением головы, побоявшись спугнуть удачу голосом.
— В кармане кресла нашел, — раздув ноздри, выпалил Коршун. С Логовым ему приходилось разговаривать, задрав голову. — Номера машины, ясное дело, перебиты, отпечатки стерты, бардачок пуст… А вот квитанцию о ремонте наши орлы забыли.
Артур почувствовал себя так, будто с него сняли тяжеленный хомут, и тело вдруг стало легким, подвижным.
— Да что ты?! А жизнь-то налаживается, да? Осчастливь меня, скажи, что там есть фамилия.
— Да еще какая… Малафеев! Надеюсь, не вратарь…
— Не хотелось бы, — согласился Логов и перехватил пакетик. — Сейчас отправлю опера в этот сервис.
— Только квитанцию не отдавай.
— О чем ты? Сфотографирует.
Он с удивлением проводил криминалиста взглядом: в походке Коршуна появилась незнакомая размашистость. В Комитете все знали, что недавно он развелся и всю зиму ходил растерянный, придавленный давно забытым ощущением одиночества. Даже те, кого семейная жизнь не делает счастливым, привыкают к определенному укладу и после развода чувствуют себя выброшенными за борт в холодном океане. Никакой опоры, а берега даже не видно…
Но сейчас Коршун точно и впрямь обрел крылья, и Артур подумал: «Не иначе как встретил кого-то».
В этот момент его не скрутило от зависти. Если б захотел, то и в его жизни хоть сейчас появилась бы женщина… Только она не смогла бы стать Оксаной, как ни пыталась бы, а другая ему — зачем? Женя была хорошей… Возможно, очень хорошей. Только теперь Артур и сам удивлялся тому, что потянулся к ней, забывшись… Хотя допускал, что мог почувствовать себя счастливым с нею рядом. Но ему не хотелось этого. Пока не хотелось. И он понял бы это очень быстро, вот только, скорее всего, недостаточно быстро и уже втянул бы Женю в марево самообмана, откуда ей потом пришлось бы выбираться. Не заслужила она еще одной обиды…
Так что они оба должны быть благодарны Сашке, заставившей их протрезветь. Как? Она просто исчезла. Перед ним распахнулась пугающая панорама жизни без нее, и Логов отшатнулся в ужасе… Сашка была последней ниточкой, связывающей с Оксаной. С той жизнью, которая могла бы сложиться…
Однажды ему приснился младенец, голенький и прекрасный в своей естественности. Артур помнил, как держал его в ладонях, обмирая от благоговения и восторга. Вдыхал его ни с чем не сравнимый аромат, боязливо трогал губами гладенькую кожу. Сердце зашлось от нежности… И вдруг этот чудесный ребенок начал осыпаться прахом, просачиваться между пальцами. Было так жутко, что Артур закричал, срывая связки, и от этого проснулся — мокрый, оглушенный стуком в груди и в голове.
Лежа на спине, точно пригвожденный к постели, он долго смотрел в потолок и думал о том, что ему, должно быть, приснилась его зарождающаяся счастливая жизнь. Он не сумел удержать ее…
В автомастерскую пришлось ехать Поливцу — его напарник опрашивал старика, наткнувшегося на брошенный в лесочке автомобиль грабителей. Проходя мимо, Логов прислушался, но в разговор встревать не стал — вряд ли можно было выудить что-то интересное. Старик пространно повествовал о приболевшей жене, которая любит полевые цветы, вот он и отправился собрать букетик.
«Я тоже однажды принес Оксане, — вспомнил Артур и вдохнул поглубже. — Ромашки, кажется? Нет, васильки. Они были светло-синими, и ей показалось, будто цветы похожи на Сашкины глаза. Я не сказал, что нарвал их на месте преступления… Мы выезжали за город. Уже не помню куда. Кто-нибудь заметил тогда, что я собираю васильки? Наверняка я дождался, пока все разъедутся… Может, не стоило этого делать? Вдруг эти цветы впитали энергетику смерти, а Оксана вдохнула ее?»
Он одернул себя: сколько можно?! Все, о чем он думал, так или иначе сводилось к Оксане. Это не казалось ему правильным даже год назад, а уж теперь тем более. Но так происходило само собой, Логов не контролировал ситуацию… И не мог сказать, сколько это будет продолжаться. Может быть, всегда.
Пытаясь сосредоточиться на деле, Логов проговорил вслух:
— Куда они могли податься отсюда?
И чуть не подскочил, услышав ответ:
— Я выяснил, здесь неподалеку Старо-Марковское кладбище.
— Ивашин! Черт…
Никита уставился на него в недоумении:
— Вы забыли, что я с вами?
— Нет. Нет, конечно. Просто… Ты ведь отходил куда-то?
— Да я с вами уже минут пять своими соображениями делюсь, — в его голосе зазвучала обида.
Логов невозмутимо кивнул:
— Я все слышал.
— Ну конечно… Вы научились исключать мой голос из диапазона звуков, который воспринимает ваш слух?
«Похоже на то», — согласился Артур. И проговорил бодрым тоном:
— Так что там с кладбищем?
— Они могли там спрятать сумку с деньгами…
— Ты фильмов насмотрелся? На кой черт им лезть на кладбище, когда кругом лес? Под любым деревом можно закопать.
Ивашин вздохнул:
— Но на кладбище — эффектнее…
Артуру захотелось погладить его пушистую голову: ну надо же, какой дурачок…
— Может, ты не ту профессию выбрал? — подсказал он. — У нас ведь красиво-то редко бывает. В основном грязно, уродливо… Просто.
— Я уже понял.
Логов улыбнулся, чтобы подбодрить его. Он давно знал, как действует на людей его улыбка.
— Вот и хорошо. Я вызвал кинологов, надеюсь, собачка возьмет след.
— Поэтому Коршун никого к машине не подпускает?
— А ты думал, не хочет делиться добычей?
Ивашин уставился на него:
— Как вы догадались?
— Вот черт! Радость моя, ты серьезно?
— Нет, конечно, — тотчас увильнул помощник. — Шучу.
«Я учу ребенка врать, — признал Артур с грустью. — Оброс детьми, а как их воспитывать, понятия не имею…»
Ему захотелось обнять Никиту за плечи, но сейчас это выглядело бы странновато. Артур решил, что с этим можно повременить до дома.
Ищейка взяла след и привела к шоссе… Приземистая немецкая овчарка буквально стелилась по земле, собирая рыжими лохмами пыль с придорожной травы. Возле автобусной остановки начала крутиться на месте, потом села, всем своим видом показывая: все, парни, я свое дело сделала, дальше сами как-нибудь…
Это был не лучший исход, ведь здесь проехали тысячи машин и десятки могли останавливаться. На обочине Коршун обнаружил несколько смазанных следов автомобильных шин, что давало надежду выяснить, на чем грабители отправились дальше, но поиск не обещал быть простым.
Заняться этим нашлось кому, и Логов вернулся в Комитет: у него была назначена встреча с Валерием Афанасьевым — тем самым сотрудником банка, который занимался ипотечным кредитованием.
Дожидаясь в комнате для допросов его повторного появления, Артур крутил в пальцах гелевую ручку, пытаясь понять, о чем же хотела сообщить ему несчастная хозяйка Вишенки.
Тот парень в кофте с капюшоном, что столкнул ее под поезд, судя по записям камер метро, был ростом не выше ста семидесяти сантиметров, Игнат Науменков перерос его на голову. Значит, по крайней мере в этом случае, он вне подозрений. При первом допросе Артуру не терпелось увидеть Афанасьева: может, Валерий Сергеевич подойдет под эти параметры? Тогда можно попробовать надавить на него и выжать нужную информацию.
Убийца Бочкаревой не стал садиться в поезд на противоположной платформе, чтобы не светиться в вагоне, и это было умно. Тот парень сразу влился в толпу и вышел из метро там же на «Курской», где Татьяна Андреевна собиралась пересесть, чтобы добраться до «Новокузнецкой» — они с Вишенкой жили на Большой Татарской. Там, кстати, своих банков хватало, зачем она моталась на «Электрозаводскую»?
Сделав пометку в блокноте, чтобы попробовать выяснить это, Артур встал и почувствовал, что теряет терпение — Афанасьев опаздывал. Что, если парень пустился в бега? Это сразу давало ответы на многие вопросы и значительно облегчило бы работу следствия.
Но надеждам Логова не суждено было сбыться: когда сотрудник банка появился на пороге, Артур чуть не взвыл: Афанасьев был в три раза толще парня из метро! Можно загримироваться под толстяка, прикинуться выше ростом, но никак не удастся изобразить противоположное…
Сейчас Логов уже не вышел из себя, увидев Афанасьева, который на этот раз пришел вовремя, и вежливо предложил:
— Присаживайтесь, Валерий Сергеевич. Ну как у вас дела? Ничего не вспомнили?
Налитые щеки огорченно обвисли:
— Ничего. Как будто шторка в голове… Только попытаюсь вернуться в тот день, а она — раз! — и опустилась.
— Шторка, говорите? — рассеянно повторил Артур. — Очень жаль.
Он заставил себя встряхнуться:
— Валерий Сергеевич, я вот о чем хотел с вами поговорить… Точнее, о ком. Игнат Науменков вам хорошо знаком?
Афанасьев вытащил платок — настоящий, тканевый, а не бумажную салфетку, какими все сейчас пользуются! Промокнул над верхней губой, уже усеянной капельками пота.
«То, что он потеет, еще ничего не значит, — предупредил себя Логов. — Он просто полный человек, им это свойственно. Тем более, чувствует себя виноватым — ничем же не может помочь…»
— Игнат? Ну да. Я его знаю. Мы в курилке встречаемся иногда. Мне сказали, что курение помогает похудеть…
— Да что вы? В первый раз слышу!
— Может, поприкалывались, — вздохнул Афанасьев.
Очевидно, над ним подшучивали так часто, что он давно привык к этому.
— Несмотря на провал в памяти, вы кажетесь человеком наблюдательным. Какое впечатление у вас сложилось о Науменкове?
Откровенная лесть Афанасьева не удивила, и Логов сделал пометку: «Глуповат, но высокого мнения о себе». Аккуратно сворачивая платок («Еще и педант, однако!»), Валерий Сергеевич принялся обстоятельно излагать свои мысли: