— Еще и денег на месте не оказалось! День прожит зря…
— Найдутся.
— Макарычев прихватил?
Логов слегка скривился:
— В любом случае банк не разорится от такой потери… Пошли, надо наведаться туда.
— Опять? Я утром там был.
— Они уже истосковались по тебе. — Артур шмыгнул носом. — У тебя насморка нет? Я ни черта запахов не чувствую… А надо бы принюхаться к одной даме.
Поливец оживился:
— О! Это всегда пожалуйста.
— Семидесяти лет…
— Я так и знал, что ты ничего хорошего мне не поручишь.
Пока спускались на парковку, Логов наскоро пересказал ему разговор с Сашкой, но опер только хмыкнул:
— Серьезно? Мы бросаем все дела только потому, что девочке пришла в голову очередная бредовая идея?
— Эта девочка уже не раз подбрасывала нам блестящие идеи, — отозвался Артур достаточно сухо, чтобы Антон прочувствовал, как близко оказался к грани. — И жизнью рисковала ради расследования — забыл?
— Да помню я… Ладно тебе, шеф. Я ж ничего против Саши не имею. Просто звучит дико — определяем убийцу по запаху.
Артур усмехнулся:
— А чем ищейки занимаются? Мы же с тобой ищейки…
И подергал носом:
— Только вот я временно нюха лишился.
— Мой нос в твоем распоряжении. — Поливец сел с ним рядом. — На твоей приятнее ехать.
— Наслаждайся! Это моя вина, что гипотеза с запахом как-то выпала из нашего поля зрения… Я ее отверг, потому что подруга убитой Бочкаревой — как ее там? Врач. Она предположила, что это может быть запаховой галлюцинацией. После коронавируса многие страдают.
— Ох ты… А Бочкарева переболела?
— Вот именно. Поэтому я и не воспринял всерьез то, что ее преследует сладковатый, но неприятный запах, как она сказала. Но ведь началось это после ограбления! До него никаких галлюцинаций не было. Значит, и на этот раз ей могло не померещиться, а вспомниться. А вспомнив, она уже не смогла отвязаться.
Поливец смотрел на него с недоверием, которое обычно не позволял себе:
— Шеф, ты всерьез подозреваешь старушку? Это дико. Ты ж ее видел: она пистолет-то не поднимет…
— Не суди о книге по обложке, — заметил Логов. — Сашка тоже — чистый дохлик с виду, но, если понадобится, она еще нам фору даст в стойкости. С женщинами всегда так, у них в решительный момент внутренние резервы просыпаются. Помнишь все эти невероятные истории о матерях, поднимающих многотонные машины, чтобы спасти ребенка? Или даже паровозы…
— Должен быть сильный мотив, — проговорил Поливец задумчиво. — Я про Высоковскую… Пока мы ничего такого не нашли.
— Не особо и старались! Согласись, мы ведь практически не брали ее в расчет. Крутились рядом, но как реального стрелка Высоковскую никто не рассматривал. Ты правильно сказал: потому что это кажется диким… И если действительно она за всем этим стоит, то именно на такую реакцию наша дама и рассчитывала.
— Она — не дура, да?
— Далеко не дура. Нам нужно узнать о ней все, Антон. Если человек в старости идет на убийство, возможно, у этого преступления глубокие корни. Какие-то у нее счеты со Шмидтом…
Поливец побарабанил пальцами по ручке дверцы:
— Никто даже не намекал, что у них были какие-то контры…
— Контры? Сто лет этого слова не слышал. Бабушка моя так говорила.
— И моя.
— Только зашла речь о пожилой даме, и наши бабушки тут как тут! Надо заодно медицинскую карту Высоковской проверить: иногда люди решаются на действие, которое вынашивали годами, только узнав, что им осталась пара месяцев… Уже и посадить не успеют.
Поливец вытащил телефон:
— Сейчас сделаем. Наши техники пробьют за пять минут.
Отправив сообщение, Антон отвернулся к окну. В его голосе прозвучали незнакомые Логову нотки:
— Моя бабушка во сне умерла. Вторую я не знал толком, а эта — по маме — с нами жила. Такая тихая, сидела все на балконе, никому не мешала. И ушла так же тихо. Мне лет двенадцать было. Кажется, я ее толком и не замечал, пока она жива была… А как похоронили, вдруг стало ее не хватать. И места ведь не занимала, а дом словно опустел без нее.
— Тебя одна мама вырастила? — осторожно поинтересовался Артур.
Впервые на его памяти Антон разрешил ему заглянуть в душу, и не хотелось спугнуть его.
— Ну как одна? Вот как раз с бабушкой. Пока я сопливым был, она со мной возилась, мама-то работала… Я потом все сказки вспомнил, которые она мне рассказывала. Мама ее младшей дочерью была, так что бабушка уже состарилась, пока я родился. Ты знаешь, я не помню, чтоб от нее как-то неприятно пахло…
— Я тоже не помню, но это же общеизвестный факт. Только не все пожилые люди этим страдают. Там, видно, что-то на клеточном уровне происходит. Но мы не принимаем эту Сашкину идею как догму, — предупредил Логов. — Может, Бочкарева вообще о другом запахе речь вела.
— Теперь не узнаешь. А! Володя прислал инфу по Маргарите Лобацевич… Ты запрашивал?
— Это Марго. Читай.
Поливец театрально прокашлялся:
— Лобацевич Маргарита Максимовна… Ох ты! Ей уже тридцатник… Я думал, моложе. Москвичка. Родители… Так, мать Лобацевич Ирина Андреевна умерла шестнадцать лет назад. А Лобацевич Максим Альбертович живехонек, артист кино. Слышал про такого?
Логов только качнул головой. Потом добавил:
— Забавно. Отец артист, а дочь становится финансистом. Протест?
— Нищета осточертела, — предположил Антон. — Папа-то явно не процветает… Опять же дети вечно все делают назло родителям. Так что окончила Марго Финансовую академию. В Москве, естественно…
— Естественно.
— А! Так это у нее второе высшее. А первое… Не поверишь! Актерское.
— Вот теперь верю… Никакого подросткового протеста не было, просто таланта не оказалось.
Артур подумал, какое это должно быть мучительное разочарование, когда обнаруживаешь: как бы ты ни старался, сколько учебников ни вызубрил бы наизусть, мечта остается столь же недоступной, если взрасти она может лишь на почве таланта, которого у тебя нет. Просто не тянешь… И тут ничего не поделаешь. Но жалость к Марго сменилась уважением: не скисла, не забилась в уголок, сделала свою жизнь достаточно успешной, хоть ее русло пролегло далеко от видевшегося в мечтах курса.
Поливец все бубнил:
— Не замужем, детей нет. А пора бы уже…
— Похоже, у Марго все по полочкам разложено: сначала карьера, потом свадьба, затем дети. Правильная девушка.
Поливец хмыкнул:
— Иногда ты хвалишь таким тоном, что лучше б обругал…
— Не в ее случае. Она действительно молодец! С внешностью у нее все в порядке, другая на ее месте цеплялась бы за проходные роли, прыгала бы из койки в койку, лишь бы удержаться в кино. А эта, видишь, не побоялась начать все сначала.
— Так, что еще? Не привлекалась. Но ты это и без меня уже понял.
— Ну почему? Правильные девушки тоже иногда попадают за решетку…
— Только не эта. В коллективе отношения со всеми ровные, но дружбы не завела.
Артур предположил:
— Могло сказаться, что она — бывшая артистка.
— Типа, зависть?
— Зависть, злорадство… Ну и вообще не их поля ягода. Таких не любят. Но как раз Шмидт вряд ли мог быть замешан в травле… Если она вообще была! Так что мотива мы пока не накопали. Может, нам еще раз проверить всех случайных посетителей банка?
Выключив телефон, Антон вздохнул:
— А смысл? Они все четко помнят, где находились, и это не те места, откуда можно было попасть в башку Шмидта. Никто из них лично не был знаком с директором. По крайней мере, никаких свидетельств нет…
— Я тоже склонен думать, что замешан кто-то из своих, — согласился Артур. — Будем копать…
Они еще не успели добраться до банка, как пришел краткий отчет о состоянии здоровья Марии Владимировны Высоковской. Быстро пробежав глазами, Поливец раздосадованно воскликнул:
— Твою ж мать! Она здорова, как чемпион мира. У нее даже давление в норме… Такое вообще бывает в семьдесят лет?
— Будем надеяться, — вздохнул Артур.
— Вот только сахарный диабет имеется…
Резко повернувшись, Логов отрывисто переспросил:
— Диабет? Вот черт! Ну конечно…
— Что? — не понял Поливец.
— Я же знал, что пот диабетиков может источать сладкий запах. Если она волновалась, то могла вспотеть. Вот же дебил… Ее возраст тут ни при чем. Тем более она — женщина современная, деловая, вряд ли она запустила бы себя до такой степени. А вот болезнь до конца не спрячешь…
Антон неуверенно разулыбался:
— Значит, она? Уверен? Или диабет не дал бы ей провернуть такое?
— Да уже не помешал бы. Им же главное — инсулин вовремя вколоть, а уж об этом Мария Владимировна наверняка позаботилась. А в остальном она достаточно крепкая, и ей вполне под силу было и спланировать это ограбление, и обвести Ткаченко со товарищи вокруг пальца. Ну конечно! У нее имелся собственный тайный план, и она блестяще его реализовала.
— Эй! Ты прямо в восторге от нее, да?
— Знаешь, как я это вижу? Высоковская имела зуб на Шмидта… Или чем-то он ей очень мешал! Выясним. Но она спланировала убийство директора, замаскировав все под банальное ограбление. Чем-то она подкупила его заместителя — Данилу Макарычева, и тот взялся найти исполнителей. Наверняка Мария Владимировна выяснила, откуда он родом, может, раскрутила на доверительный разговор.
— А он все консультанта подставить пытался, урод, — мрачно заметил Антон. — Типа, это он — любимчик старушки…
— Игната Науменкова? Да, Макарычев откровенно пытался произвести подмену. Как бы то ни было, банду он собрал и ограбление провернул. С помощью Высоковской, конечно. Она тут мозг… Но при этом у нее был свой план, для которого она использовала даму с собачкой.
— Бочкареву…
— Высоковской не составило труда установить, что Бочкарева является в банк строго двадцать первого числа. И всегда с Вишенкой под мышкой… Так у Высоковской и возникла мысль использовать собачку. Возможно, она уже проследила за приятелями Данилы. Вряд ли она стала бы знакомиться с ними открыто. Ткаченко не врал: они действительно не знали «человека из банка». Все инструкции им передавал Макарычев.