Его лопаток коснулся Сашкин шепот:
— Точно, как в кино…
Не отозвавшись, Логов уточнил:
— Татьяна Андреевна, значит, вы находились возле двери в кассу?
Она кивнула, но тут же спохватилась:
— Ох, нет. Я же отошла водички попить. — Ее рука вытянулась в сторону кулера. — Жарко.
— Очень, — охотно подтвердил Артур. — Вы успели попить?
— Нет. Я только хотела взять стаканчик, и тут они… Я так испугалась. Сердце чуть не выскочило.
— Еще бы.
— И у Вишенки тоже.
— В самом деле? — рассеянно отозвался он. — Можете показать, как вам пришлось лечь?
Ее щеки и шея покрылись неровными багровыми пятнами. Любому человеку неловко рассказывать о пережитом унижении, когда он целиком оказался во власти грубой силы. А женщине еще и неприятно вспоминать о том, какой некрасивой и неуклюжей она показала себя пусть даже незнакомым людям. Но ведь все они сейчас были здесь и делились с полицией как раз такими неприятными подробностями: кто где упал, кому не удалось удержаться от слез, кого паническая атака заставила задыхаться…
Логов понимал все это и все же вынужден был спросить:
— В какую сторону вы лежали головой?
Татьяна Андреевна очертила рукой неровный овал:
— Вот так…
— То есть почти напротив Шмидта, — в беседе со свидетелями Артур старался говорить о жертве как о живом человеке, тогда людям легче было поддерживать разговор.
Ее одутловатое лицо виновато напряглось:
— Я его даже не заметила.
«У нее была удобная позиция, чтобы совершить выстрел, — прикинул он. — И собачка могла стать отличным прикрытием. Может… Как ее? Вишенка… потому и залаяла, что испугалась выстрела?»
Едва удержавшись от того, чтобы не мотнуть головой, Артур возразил себе: «Нет. Не в той последовательности все происходило. Все заложники в голос твердят, что сначала взвизгнула собачка, потом раздался выстрел».
— Почему она взвизгнула?
— Что?
Бочкарева смотрела на него с растерянностью, казавшейся вполне искренней, но Логов и не таких актрис встречал. Его палец устремился к собаке:
— Вишенка. С чего вдруг она завизжала? Вы придавили ее? Или ущипнули? Что вы с ней сделали?
— Да ничего я с ней не делала! Я понятия не имею, почему она…
— В какой руке в этот момент у вас была собачка?
— В какой… В левой. Кажется…
— А вы — правша?
На это она кивнула уверенно:
— Конечно.
— Почему — конечно?
Ее щеки опять пошли пятнами:
— Даже не знаю, почему я так сказала… Не то чтобы я считаю левшей какими-то… неправильными. Нет! А вы — левша?
— Нет, мне не подковать блоху, — отозвался Артур весело. — Итак, мы с вами правши. Но собачку вы держали в левой руке. Почему?
— Почему? — повторила она.
«Тянет время? — попытался понять Логов. И опять заспорил с собой. — Вряд ли. Будь эта женщина убийцей, у нее имелась бы четкая версия произошедшего. Если только… Да, вполне возможно, что она как раз и придерживается придуманного образа выбитой из колеи простушки. Тогда она и должна мямлить и заикаться».
Внезапно лицо ее прояснилось, точно она вспомнила, как все было:
— В правой же руке у меня была сумка! С деньгами. Я всегда ношу ее правой рукой, она сильнее — больше шансов удержать, если кто-то попытается вырвать.
— Без сомнения! Если, конечно, вы правша.
— Я — правша.
Сашка, о которой Логов чуть не забыл, подала голос из-за его плеча:
— А зачем вам вообще наличные? С картой же удобнее.
Короткие ресницы забились, с левого глаза опал крошечный комочек туши.
— Я знаю, что старомодна. — Она вздохнула и потупилась, что почему-то отозвалось в душе Логова раздражением. Что за неуместное кокетство?
Он отозвался сухо:
— Допустим. Кто находился с левой стороны от вас? Рядом с собачкой? Только без паники! Постарайтесь спокойно восстановить в памяти картину происходившего… В банк врываются грабители. Сколько их было?
Этим простым вопросом, ответ на который Артур давно знал, он попытался направить ее мысли в привычное русло. Пусть мысленно сосчитает людей в черном, а там, глядишь, ее внутреннему взору откроются и другие детали. Общую картину придется собирать, вставляя перепутанные пазлы, и это займет немало времени. Но иного пути у них нет, если только грабители не явятся с повинной… А на это он особо не рассчитывал бы.
— Трое, — ответила Татьяна Андреевна уверенно. — Я ведь уже говорила. Один ворвался в кассу, а двое остались с нами.
— Хорошо, — подбодрил он и с облегчением ощутил, что, кажется, справился с внезапной антипатией к этой женщине. — Видите, вы все отлично помните!
В работе Логов старался не допускать проявления каких бы то ни было чувств и даже к преступникам, чья вина не подлежала сомнению, относился нейтрально. Иначе объективность не сохранить, а следователю она необходима.
— Они все были вооружены? — задал он следующий вопрос.
Она опять часто заморгала:
— Мне кажется, да… А разве бывает по-другому?
— Разное бывает, — уклончиво ответил Логов. — Итак, они ворвались в зал в тот момент, когда вы хотели попить водички. И? Расскажите, как вам это помнится, не пытайтесь ничего додумать. Возможно, из-за стресса какие-то моменты просто выпали из вашей памяти, это не страшно. Мы сопоставим рассказы всех свидетелей, — он кивнул на полицейских, которые записывали показания у остальных, — и составим реальную картину.
Казалось, ей удалось справиться с паникой, смешавшей все мысли. На миг Артуру представилось, как она с усилием выпутывается из прочной паутины, в которой увязла вместе с собачкой. Не бросила ее, молодец… Хотя он понимал, что не все собачники оказываются хорошими людьми.
Ответила Татьяна Андреевна неспешно, и Логову это понравилось:
— Я помню, что выронила стаканчик… Но он еще не был наполнен, так что вода не разлилась. — Она поискала глазами и указала на ряд стульев у стены. — Да вот он!
«Если она врет, это очень умно с ее стороны — использовать такую мелочь, чтобы придать своему рассказу достоверность, — отметил Артур. — Или эта женщина очень умна, или… говорит правду».
— Эти трое в масках одновременно что-то кричали… Но у меня так зазвенело в ушах, что я толком не разбирала их слов. Знаете, все вокруг поплыло… В голове стало мутно и… горячо.
Логов кивнул:
— Вполне нормальная реакция. Собачка была у вас в руках?
На мгновенье Бочкарева задумалась:
— Нет, она стояла рядом со мной. Я же собиралась налить воды… Потом все начали падать на пол, и я сообразила, что тоже должна лечь. Вот тогда я прижала к себе Вишенку, — она изобразила, — вот так.
— Колени вы поранили, когда упали?
Опустив голову, Татьяна Андреевна посмотрела на кресты пластыря:
— Видимо, — и сконфуженно усмехнулась. — Похоже, я рухнула как подкошенная. Даже не знаю, почему я так испугалась…
Логов взглянул на нее с интересом:
— Страх смерти кажется вам странным?
Пожав плечами, она нехотя призналась:
— Мой муж умер. Сын живет во Владивостоке, там у него работа, семья. Мы почти не видимся. В моей жизни никого нет, кроме Вишенки. За что мне цепляться?
— Многие люди не считают одиночество несчастьем, — подала голос Сашка. — Кто-то вообще проводит всю жизнь наедине с собой.
«Но тебе это не грозит. — Артур поймал ее взгляд. — Я всегда буду рядом».
Чуть заметно улыбнувшись, Саша качнула головой. Что это значило, он решил выяснить позднее.
— Давайте вернемся к делу, — остановил Логов. — Итак, вы легли на пол. И оказались головой почти к голове Шмидта. Но не обратили на него внимания…
Татьяна Андреевна медленно кивнула, будто мысленно сверяла воспоминания:
— Ну не то чтобы вплотную! Между нами оставалось расстояние… Может, метр? Но я не обратила на него внимания, вы правы. Я даже не знала, что он — директор банка.
Тронув ее локоть, Никита указал на стену возле кассы:
— А вон же его фотография! Неужели никогда не замечали?
Артур едва удержал улыбку: «Углядел! Даром что одноглазый…» Судорожно вздохнув, будто ее поймали с поличным, Татьяна Андреевна виновато зачастила:
— Ах, боже мой, в самом деле… Наверное, я видела этот снимок. Не первый раз прихожу… Но знаете, как бывает: он уже примелькался. В магазинах ведь тоже висят фотографии директоров, но кто на них смотрит?
— И то верно, — согласился Артур.
— Я думала, в зале только посетители… Или как это правильно? Клиенты.
— Ну разумеется. Логично было подумать именно так. Ладно, поехали дальше: Шмидта вы не заметили. А тех, кто оказался с вами рядом? Это же друзья по несчастью! Вы должны были хотя бы обменяться взглядами.
— Нам велели не поднимать головы, — пробормотала она. — Я прижала Вишенку и шептала ей, чтобы она ничего не боялась. Что я с ней… Ну знаете же, что говорят детям в таких случаях…
— Детям?
— Ну конечно детям, — согласилась Сашка. — Вишенка для вас как ребенок! Это же ясно.
Ему представились испуганные глаза Моники: «Ну да… Это правдоподобно».
— У вас есть собака? — спросила Татьяна Андреевна с надеждой.
— И не одна, — улыбнулся Артур.
— Тогда и вы должны понять.
— Я понимаю. Мне только досадно, что вы ничем не можете нам помочь. Никого не заметили, ничего не помните.
Виновато поджав крупные губы, она выдавила:
— Поверьте, я желала бы…
— Что поделаешь!
Он взглянул на Ивашина:
— Оставьте Татьяне Андреевне визитку, вдруг все же что-то всплывет…
— Я постараюсь, — вздохнула она. — Сейчас все так мутно. Какая-то мысль вертится… Но я никак не могу ее ухватить.
— Бывает. Благодарю вас. Пойду попытаю счастья с другими.
Улыбнувшись, Артур уже направился было к тоненькой сотруднице банка, с которой беседовал Поливец, когда голос Бочкаревой остановил его.
— И в ушах до сих пор звенит от этого жуткого выстрела, — пожаловалась она Саше. — Может, у меня контузия?
Логов обернулся:
— Выстрел прозвучал так громко?