Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Рауль, фото!
Рауль вынимает из бумажника еще одну фотографию и показывает ее Андерсону.
Прилльвиц. Рана слева.
Р а у л ь. Хорошо зарубцевалась. (Кладет фото обратно.)
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Умер он не от этого. Но здоровье так и не удалось полностью восстановить.
А н д е р с о н. У меня не было пистолета.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. В те годы пистолеты были у всех. Вы сказали: «Потому что имел все основания полагать, что он погиб. Какие такие основания? Ведь вот вы не погибли же. Потому и полагали, что считали его убитым — вами же.
А н д е р с о н. Ничего я не считал. И ничего не знаю. Ничем не могу быть вам полезен. Как избавляются от таких, как вы?
Р а у л ь. Путем чистосердечного признания.
А н д е р с о н. Я хотел спасти беженцев и судно. Судно принадлежало мне.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Оно по-прежнему принадлежит вам.
А н д е р с о н. Искореженное, проржавевшее, набитое трупами.
Р а у л ь. Но в нем и те двадцать пять ящиков.
К а р о л а вносит кофе, сыр и компот. Вслед за ней появляется Л о й к с е н р и н г.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Как же сложились ваши дела потом? Вас еще успели интернировать на Борнхольме?
А н д е р с о н. Когда англичане высадились в Рённе, я был уже во Фленсбурге.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. А несколько позже перебрались сюда и — посвятили себя делу восстановления родины. Да, у вас еще была родина. Видите ли, капитан Андерсон, каждый из нас гонится за каким-то своим идеалом: Рауль — за Атлантидой, Лойксенринг — за субтропическими красотами морских глубин, я — за этой Янтарной комнатой. Когда мы со найдем, наши пути разойдутся. Стены этой комнаты — там, на дне, — часть того, что я потеряла. Пусть их получат русские — но из моих рук. Мне, графине фон Браак, доставит особое удовольствие подарить им ее. Это политический акт. И вы можете принять в нем участие. Из чувства национальной гордости мы с вами должны продемонстрировать то единство, недостаток которого другие нации используют к своей выгоде. В этом наша историческая миссия.
А н д е р с о н. Но ведь я могу назвать и ложные координаты.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Для этого вы слишком порядочны.
Р а у л ь. А кроме того, нам есть с чем их сопоставить.
А н д е р с о н. Я мог бы потом дать эти же координаты русским. Или полякам.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. А как вы объясните, почему дали их сначала нам?
А н д е р с о н. Меня вынудили.
Р а у л ь. Поищем-ка в его берлоге. Может, он вел записи. Или дневник. Лойксенринг? Señora Карола, побудьте здесь.
Л о й к с е н р и н г. Минуточку. Я еще не доел сыр. (С наслаждением жует. Запивает вином.) Ложные координаты — вполне реальная вещь. Вспомните, графиня, мои слова: угрохаем кучу денег, наймем людей и на глубине шестьдесят — семьдесят метров закопаемся в ил вместе с мидиями и камбалой. А заработаем дырку в кармане. Как поступает профессионал при такой раскладке? Изыскивает гарантии. Что дает гарантии? Заложник, которого Приканчивают, если обман налицо. Kidnapping[13]. В данном случае кандидатура одна — госпожа Карола. Но багажник машины — не самое удобное помещение для дамы. Да и сомнительно, чтобы здешние таможенники, обнаружив ее там, отнеслись с полным доверием к вашей версии, графиня, — мы, мол, готовим приятный сюрприз для Советского Союза. Извините, господин капитан, что я так открыто тут перед вами высказываюсь, но ведь нам необходимо прийти к соглашению с учетом реальной обстановки. Я был…
Р а у л ь. Хватит, Лойксенринг. Пошли.
Л о й к с е н р и н г. Я был с самого начала против идеи провернуть это дельце здесь. Надо было постараться переманить вас на Запад. В том климате мы знаем что к чему. А здесь — когда еще подует тот же ветер! Мы давно уже будем на свалке. На все надо время. Наши доморощенные прожектеры надеются: мол, подключим эту страну к международной системе кровообращения — и готово! Те же болезни появятся сами собой.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Ваши поучения неуместны.
Л о й к с е н р и н г. Потому что неприятны. Буржуазные методы не годятся для борьбы с идеологией социализма. Я стараюсь достигнуть договоренности с соучастниками. Свобода действий у нас здесь весьма ограничена.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Это-то верно.
Р а у л ь. Обыщем его комнату.
Л о й к с е н р и н г. Устаревший прием.
Р а у л ь. Можете посоветовать что-нибудь получше?
К а р о л а. Я согласна.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. На что?
К а р о л а. Чтобы меня похитили.
Л о й к с е н р и н г. Бога ради, госпожа Карола! Мы к этому не готовы. Еще завалим всю нашу операцию. Лучше прикиньте, как бы нам тут, на месте, обтяпать это дельце. Общими силами. Поскольку тяга к наживе не вяжется с мировоззрением этой страны, графиня и взывает к совести, намечая тем самым хотя бы точку зрения, на которой мы могли бы сойтись.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Мне не нравится ваша двусмысленная фразеология с уголовным душком, Лойксенринг. Однако вывод вы сформулировали очень точно. Благодарю. Может, господин капитан скажет, на каких условиях он согласен сотрудничать с нами. Почему бы не применить к нашему предприятию принципы, которые начинают осуществляться в отношениях между государствами с различным общественным строем? Грубой силой мы ничего не добьемся, дорогой Рауль. Тенденция к взаимопониманию присуща всем и отвечает воле народов к миру.
А н д е р с о н. Ваша ирония неуместна.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Ирония? Вы противитесь выводам, которые мы делаем из вполне приемлемой доктрины вашего же лагеря. Я объявила о своей готовности в знак примирения противоречий добровольно передать объект наших переговоров тем, кого имею все основания ненавидеть. Следовательно, мною движет отнюдь не желание отомстить.
А н д е р с о н. Какой там объект, графиня. Никакого объекта нет. Нам не о чем вести переговоры. А хоть бы и был, у меня нет его координат. Остов судна находится где-то юго-восточнее Борнхольма, может быть, как раз там, где после войны потопили тонны боеприпасов. Что бы ни лежало в тех ящиках — ничего этого уже нет! Мой «Нордланд» не был океанским лайнером, который, подорвавшись на мине, получает одну-единственную пробоину и идет ко дну целехоньким. «Нордланд» — небольшой пассажирский пароход, ходивший вдоль побережья. Для такого суденышка мина — все равно что крепкая серная кислота для медной монетки: она его уничтожает. Вы же сами были при этом: сколько времени судно продержалось на воде? Четверть часа? Пять минут?
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Я была без сознания. Прилльвиц говорит, примерно десять минут.
А н д е р с о н. Интересно. Грохочет взрыв, Прилльвиц включает секундомер, поворачивается ко мне, хватает карту, короткая стычка, я вытаскиваю пистолет, стреляю, он цепляется за штурвал, вода захлестывает нас, он натягивает спасательный жилет, выключает секундомер и прыгает…
К а р о л а. Кто стреляет?
А н д е р с о н. Я.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Фото, Рауль.
Рауль показывает. Карола берет в руки снимок. Пауза.
Р а у л ь. Что скажете, señora?
К а р о л а. Мальчишка. Сделал все-таки эту татуировку. Страсбургский собор. Боже мой, как давно все это было, как давно.
Р а у л ь. Больше ничего не добавите?
К а р о л а (возвращает ему фото). Вам это не интересно. Просто мы поспорили. Я считала, что он не решится выколоть на груди церковь. Мне хотелось венчаться в Страсбургском соборе.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. А шрам?
К а р о л а. След ножевой раны после драки в Сан-Паули. Он был заядлый драчун, покойный Прилльвиц.
Р а у л ь. Asqueroso! Una desgracia! Maldito![14]
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Вы не выдумали все это только что?
К а р о л а. Если вы были близки с мужчиной, то и сами знаете, что мелочи, особенно дорогие вашему сердцу, не забываются. До самой смерти.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Например, драка в Сан-Паули?
К а р о л а. Например, шрам.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Не повезло.
А н д е р с о н. Они утверждают, что шрам этот — от пули, которую я якобы всадил в Прилльвица.
К а р о л а. Уж ты бы не промахнулся.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Вот оно что. Я и не знала.
К а р о л а. Зато теперь знаете. Отец терпеть не мог Прилльвица, а тот его. Повторяю, я готова уйти с вами. Хотя бы кухаркой.
Л о й к с е н р и н г. Вы не Белоснежка, а мы — не семь гномов. Без координат похищение не состоится. Вы нужны нам только как залог их истинности.
К а р о л а (Андерсону). Скажи им координаты. Чего ты тянешь? Пусть себе ныряют. И пусть этот металлолом насквозь проржавел — тебе-то что? А я хоть полгода поживу в свое удовольствие. Раньше мая-июня в море не полезут: холодно. И до той поры не смогут от меня отделаться. Где ваша штаб-квартира?
Р а у л ь. Знает ваш отец координаты?
К а р о л а. В своем деле отец всегда был педантичен до крайности. Он и сейчас перечислит вам по памяти все маневры «Памира» у мыса Горн, хотя с той поры минуло шестьдесят лет. Как же ему не знать координат катастрофы, погубившей его собственное судно всего тридцать один год назад в каких-то трехстах километрах отсюда по прямой?
А н д е р с о н. Что это значит, Карола?
К а р о л а. Разве ты не был педантичным? И не остался таким до сих пор? Ты уже не переменишься — вплоть до Страшного суда. Разве не твой конек — отмерять, взвешивать и считать? Деньги, мясо, показания барометра, мой досуг, наши развлечения, птичий корм, молоко для кошки? Я сказала «наши развлечения»… Да я не имела права даже посадить кусты, которые мне нравились, или посеять цветы, которые радовали бы мой глаз. Только мальвы, дрок, терновник, падуб и каштан — ничего больше.