Я здесь не хозяйка. Просто мне хочется вас угостить.
Все усаживаются.
Мы тут называли капитана Андерсона невменяемым. Зря, конечно. Просто сдали нервы, господин Хоппе. Причем у обеих сторон. «Особой» он меня тоже зря величал.
Х о п п е. Так-так-так. Это уже любопытно. Скоро признаетесь, что и впрямь хотели уточнить координаты.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Вы бестактны, Хоппе. Не попадаете в тон. Я как раз пытаюсь все загладить, а вы рубите прямо с плеча. Я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Хочу иметь возможность вновь приехать сюда. Учусь у Лойксенринга сговорчивости, гибкости и умению ладить с людьми.
Входит Р а у л ь с бутылкой виски.
Наливайте. Ах да, рюмки, госпожа Карола.
Х о п п е. Мне не надо.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Карола?
К а р о л а. Я не стану пить с вами. Кстати, моя фамилия Андерсон.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Вы ведете себя как ребенок. Рюмки, Лойксенринг. Рауль?
Рауль ставит бутылку на стол и садится.
Вот что такое мои друзья, господин Хоппе. Дело лопнуло — и каждый кто куда. Дружбе конец.
Х о п п е. Говорите, дело лопнуло. Вероятно, все же не совсем чистое? Какие-то два выстрела — один якобы давно, другой — сегодня. Что скажете, господин Андерсон?
К а р о л а. Не при них.
А н д е р с о н. Но при Хоппе. И при тебе. Хоппе — должностное лицо. И у него мой пистолет. Незаконное хранение оружия — не будем закрывать глаза на этот факт. Когда начнут разбираться, с меня спросят, и придется отвечать.
К а р о л а. Не при этих людях, отец.
А н д е р с о н. Но с них станется пустить слух, что я утаиваю местонахождение сокровища, которое является достоянием русского народа. И выставить меня грабителем. Меня, Андерсона, грабителем русских сокровищ. В связи с этим считаю нужным заявить: я сознательно позволил себя мистифицировать. Не нужна им Янтарная комната. Им нужно то, что лежит в ящиках. Мой «Нордланд» в свой последний рейс имел на борту не меньше ценностей, чем «Титаник» в свой первый. Каких же именно? Двадцать девятого января тысяча девятьсот сорок пятого года заключенные из концлагеря Штутхоф погрузили на пароход двадцать пять ящиков. Одновременно на борт поднялась команда эсэсовцев, после них — беженцы. Через три часа после отплытия мой штурман по поручению эсэсовцев стал прощупывать меня — не соглашусь ли я за соответствующее вознаграждение доставить ящики вместе с их охраной в территориальные воды Швеции. Ни при каких условиях они не хотели попасть в Данию — там добычу отобрали бы немецкие военные власти. Со мной бы раньше или позже расправились, если бы пароход не наскочил на мину. Когда мы стали тонуть, штурман силой захватил единственную уцелевшую шлюпку, чтобы спасти хотя бы один ящик. Вот когда я выстрелил. Ящики были набиты драгоценностями, часами и золотыми коронками из гетто и концлагерей Польши и прибалтийских республик Советского Союза. Координат этого места у меня нет.
Р а у л ь. Для чего вы все это рассказываете, capitán? Тоска какая-то.
Л о й к с е н р и н г. Зато правда. Правда, как она есть. Спокойной ночи, капитан. Спокойной ночи, фрейлейн Андерсон. (Уходит.)
Р а у л ь. Бедняга. Вы его травмировали, капитан. Французы привезли его в Германию из детского дома в Лотарингии. В этом доме малолетние сироты коммунистов воспитывались в духе национал-социализма. Вы напомнили ему о покойных родителях. Не очень-то благородно с вашей стороны, capitán. Buenas noches[18]. (Уходит.)
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Я хотела одного — разыскать Янтарную комнату. Обо всем прочем просто ничего не знала.
А н д е р с о н. И не стоит знать. Пусть лежит, где лежало.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Я действительно ничего не знала — готова поклясться. Вероятно, Прилльвиц понимал, что я не стану разыскивать такие… такие ужасные вещи. И чтобы заинтересовать меня, придумал нечто… нечто…
А н д е р с о н. Не запятнанное кровью.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Вот именно. Кроме того, Янтарная комната в какой-то степени относится к сфере моих профессиональных интересов.
А н д е р с о н. Вы говорили, что ее похитили в войну, во время осады Ленинграда фашистами. Как же можно считать, что на ней нет крови? Разве тот шедевр мирового искусства, который вы ищете, менее запятнан кровью, чем золотые коронки лагерников?
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Я бы вернула его русским.
А н д е р с о н. И удовлетворились бы славой и небольшим вознаграждением? Вопреки интересам ваших компаньонов?
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Я не фашистка!
А н д е р с о н. Да чего стоил бы ваш взбалмошный идеализм, когда бы дело дошло до дележки? Даже Лойксенринга не удалось бы на свою сторону перетянуть.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Двадцать лет я готовилась к тому дню, когда мне удастся совершить нечто значительное — настолько выдающееся, чтобы вырвать меня из ничтожества и забвения. Этого вам, вероятно, не понять. С самого рождения я была обречена на сомнительное будущее и выросла в обстановке, где свобода означает право каждого ежевечерне возносить хвалу господу за то, что он еще на сутки оградил тебя от свободы других. Я живу среди людей, давно снявших со своих правителей обязанность их обманывать и добровольно возложивших ее на себя. Само понятие «высокий уровень жизни» завораживает их настолько, что они верят в его реальность. Разве удивительно, что, имея за плечами такое прошлое, я пыталась связать свою судьбу с вечной красотой, запечатленной в камне, чтобы не впасть в отчаяние от уродств жизни?
А н д е р с о н. Сейчас вы упиваетесь своими бедами и бьете на жалость. Пустые слова. Как неузнаваемо изменился бы ваш тон, достигни вы поставленной цели. Я презираю вас. На что расходуются ваши способности? Двадцать лет вы ждали случая, чтобы под маркой международного соглашения совершить преступление — причем в такой стране, которая открыта для каждою, кто не злоупотребляет ее гостеприимством. Зарубите себе на носу: у нас не забывают обо всем на свете. У нас помнят обо всем свете — и считают это важнейшей задачей граждан земли. Мы не подходим друг к другу. И я не собираюсь демонстрировать единство с вами и вам подобными. Перед какой бы то ни было нацией. И уж во всяком случае не перед русскими. Нынче человечество делится не столько на нации, сударыня, сколько на друзей и врагов.
Х о п п е. Будьте готовы к девяти часам. И не вздумайте улизнуть на свой страх и риск. Слишком опасно. До границы мы отвечаем за вас. Ничего вам не будет, просто выдворят из страны, и все. Если, конечно, других грехов за вами не числится.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Домашний арест?
Х о п п е. В следующий раз приезжайте днем. Правда, по мне и днем слишком много вашего брата приезжает. Но это мое личное мнение. Правительство считает, что так надо — ради мира и спокойствия. Что ж, пускай: лучше мир такой ценой, чем война. Как-нибудь справимся. У нас тут места красивые, так что добро пожаловать.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к. Значит, в девять. Из-вините за причиненное беспокойство, капитан. Жаль, что мои вещи не подойдут фрейлейн Андерсон. Она пострадала больше всех, и хотелось бы как-то выразить ей сочувствие. Ведь жаль, верно? (Уходит.)
А н д е р с о н. Вы остаетесь?
Х о п п е. Кстати, насчет выстрела, капитан. Не хочу вас стращать, но без последствий это дело не обойдется.
А н д е р с о н. Знаю, Хоппе. Вы остаетесь?
Х о п п е. Нет.
А н д е р с о н. А если они опять начнут?
Х о п п е. Не начнут. Побоятся.
А н д е р с о н. Вас?
Х о п п е. Да нет, вас. (Протягивает ему пистолет.)
А н д е р с о н. Я ведь могу опять выстрелить. Что тогда?
Х о п п е. Пошлю к вам двух товарищей. Через двадцать минут будут здесь.
А н д е р с о н. Тех, что у машины?
Х о п п е. Да нет там никого. А теперь отсоединим-ка розетку. Чтобы не вышло короткого замыкания, когда опять дадут ток. (Отсоединяет.) Так. Их машина тоже в полном ажуре. Что поделаешь, капитан. Они иностранцы. «Будьте взаимно вежливы!» Есть у них в комнатах чем посветить?
А н д е р с о н. Керосиновые лампы.
Х о п п е. На молитву перед сном вполне хватит. Вам нужен телефон, капитан. И соседи. Или квартирант. Повлияйте на своего папашу, фрейлейн Андерсон. Вы на самом деле стояли в воде, и этот бандит собирался пропустить через вас ток?
К а р о л а. Побудьте здесь. Не можете же вы оставить нас одних с этой шайкой.
Х о п п е. Пока что сидят тихо, как мыши. Показания сочиняют. А нервы у вас что надо. В лес не побежали, крику не подняли. Молодцом. Жуткое дело. Прямо жуть. Если только вы оба не навели мне тут тень на плетень. Вам известно мое мнение. Если они и впрямь проделали с вами эту штуку, их в полиции по головке не погладят. Не обижайтесь, капитан, но и на вас я зуб имею. Как эти люди пронюхали про Янтарную комнату, про золото в ящиках, про штурмана?..
А н д е р с о н. Стечение обстоятельств, Хоппе. Случаются и более невероятные вещи. Я не обижаюсь, что вы мне не очень-то верите. С нынешнего дня собственная дочь мне не верит. Вот что меня больше всего удручает.
Х о п п е. Вашей дочерью впору гордиться.
К а р о л а. Побудьте здесь.
Х о п п е. Заприте эту дверь. И забаррикадируйтесь. Я вас в беде не оставлю.
К а р о л а. Может, вы отвезете нас в деревню?
А н д е р с о н. Это мой дом. И я его не покину.
К а р о л а. Тогда и я остаюсь.
Х о п п е. В деревню я, конечно, мог бы вас подбросить.
А н д е р с о н. Поезжай с ним, Карола.
К а р о л а. Без тебя не поеду.
А н д е р с о н. Я причинил тебе столько горя.
К а р о л а. Это разные вещи.
А н д е р с о н. Не подвергай себя новым опасностям.
К а р о л а. Присылайте своих людей, Хоппе. Мы продержимся.