Это наследие прямого и часто непримиримого правления церкви делает Рим одним из самых антиклерикальных городов. При этом он до сих пор остро сознает свою зависимость от жреческой традиции. Газетные новости, о которых я рассказал, взяты наобум. Я просто хотел проиллюстрировать непрекращающуюся увлеченность, почти страсть, смешанную с откровенным неуважением. Эта одержимость приправлена законом, запрещающим священникам жениться. Начало положил XI век, когда монах Гильдебранд, избранный папой Григорием VII (1073–1084), понял, что, навязав священникам безбрачие, ему легче контролировать своих подданных и дешевле их содержать. Упоминание о священниках и сексе в одном предложении всегда вызывало легкую оторопь, однако не являлось ничем, кроме местного клише.
Джоакино Белли, великий поэт XIX века, уловил отвращение римлянина к немужеподобным мужчинам, которым город должен был подчиняться, в то время как сами они нарушали клятвы. Используя аллитерацию, поэт выразил это при описании города — Papa, preti, principi, puttane, pulci, e poveri (папа, первосвященник, принцы, проститутки, блохи, попрошайки). Во времена правления Борджа, согласно римской переписи, число зарегистрированных шлюх оказалось непропорционально велико. Не меньше поражает невероятное количество монахов обоего пола. (Перепись 1676 года свидетельствует: 150 000 жителей, из них 12 000 монахов и монахинь и 1000 легальных проституток.) Сленг и афоризмы Рима давно сосредоточились на взаимоотношениях мирян с их религиозными правителями. Одна из моих любимых фраз касается дилеммы, когда не знаешь, нужно ли выбросить что-то поношенное или лучше заменить его чем-то новым — «Il Papa e morto; si scelt’un altro» («Папа мертв? Выберем другого!»).
Римляне считают, что грехами плоти священнослужители не ограничиваются; все убеждены, что они полностью продажны. Эта уверенность дала рождение фразе антиклерикально и безбожно настроенного премьер-министра.
Ее часто повторяют при традиционных похоронах: «Если священникам платят, они поют». Приведу каламбур, созданный из акронима города — SPQR (senatus popolus que romanus — Сенат и народ Рима). Эта надпись украшает античные статуи и по иронии судьбы штампуется на крышках люков XXI века. Люди придумали свою версию расшифровки букв этого акронима: «solo I preti qui regnam» — «только священники правят здесь». Остряки имели собственные интерпретации акронима для фашистского режима в Риме, и даже создание государства Ватикан и номерные знаки его машин — SCV — дало рождение новой шутке: «Se Critsto Vedesse!» — «Видел бы это Христос!»
Антагонизм города и церкви уходит корнями глубоко в историю. Христиане, в особенности Римская церковь, всегда подчеркивали тот факт, что первые три столетия своего существования они подвергались гонениям. Теологи вывели из этого довольно сомнительную теорию о том, что Бог сберег и дал силы ранней церкви пройти через кровавые испытания, с тем, чтобы, закалившись, она обрела стойкость и непримиримость в борьбе с язычниками и еретиками. Противоположных взглядов и оценок придерживаются не столько теологи, сколько историки. В этой связи можно упомянуть Эдуарда Гиббона и более близкого нам по времени Робина Лейн-Фокса, обвинивших христианскую культуру в том, что, обретя доминирующую роль в римском мире с начала IV столетия, она неуклонно способствовала разрушению славного прошлого империи. Оба этих взгляда относятся прежде всего именно к тому периоду, который рассматривает настоящая глава, — веку разделения языческой и христианской культуры. Памятнику, который мы будем здесь описывать, уделяли мало внимания, но среди сохранившихся строений начала IV века он представляет наибольший интерес.
Виа Номентана уходит из Рима на северо-восток. Эта античная дорога приводила к Номенту, ныне Ментане. Городок находится примерно в пятнадцати милях от Рима. За городскими стенами сразу начинается район, построенный в последние годы XIX века, что соответствует Умбертинскому периоду. Здесь находятся большие виллы и красивые жилые дома, за высокими стенами угадываются сады. Эклектичная, следующая древним традициям архитектура заставила Генри Джеймса противопоставить этот район и другие новые городские зоны последним застройкам Нью-Йорка. Однажды, сказал он, новые части Рима будут казаться старыми. Джеймс был прав. Оказавшись в миле от Порта Пиа, я увидел, что комплекс античных зданий, сгруппировавшихся вокруг катакомб Агнессы, вовсе не выглядит неуместно. По-настоящему пригородная атмосфера сохранилась и вошла в резонанс с поздней античностью.
В классический период запрещали хоронить внутри городских стен, и потому дороги, ведущие из Рима, неизбежно становились местами упокоения его жителей. Античная Аппиева дорога очень ясно об этом рассказывает, потому что переделать ее в современную трассу не удалось. Раскопки, проведенные здесь и на землях, по которым она проходит, с полной очевидностью доказали, что в древности римляне отвели эту территорию для погребений. И богатые, и бедные, при Республике и империи, в языческие времена и в христианские, легли в эту землю. Некоторых после кремации хоронили в маленьких нишах (колумбариях), другим строили внушительные мавзолеи или запечатывали в стены, предварительно прорубив в них ходы. Такие погребения мы называем катакомбами. Дороги, выходившие из города, также приводили к кладбищам. Одно кладбище было на холме Ватикана, чуть в сторону от виа Остиенсе, где после пыток погребли святого Петра. Там же и могилы других христианских мучеников. Они окружают город, протянувшись вдоль дорог. Церковь Святой Агнессы, катакомбы и примыкающие к ним помещения, по общему мнению, находятся там же, потому что семья Агнессы владела виллой на той территории, куда принесли для погребения ее истерзанное тело.
В списках покойных, причисленных к лику святых, преобладают девственницы. Но святая Агнесса — еще ребенок. Как писал Генри Джеймс, страдание детей находит в душе человека особый отклик. Классическое описание ее мучений содержат тексты миланского епископа V века святого Амброзия и средневекового автора Якопо де Вораджине (Иакова Ворагинского). В наше время Якопо стал бы сценаристом мыльных опер, полных подробных мелодраматических событий. Таковы его «жития» святых. Его книга «Золотая легенда» — бесценный справочник для человека, серьезно интересующегося искусством Ренессанса. Она дала материал для трудов Джорджо Вазари. История Агнессы типична в своей жестокости. Начинается она, почти как сказка:
В один прекрасный день Агнесса возвращалась из школы (совсем как Лолита. — Дж. Б.), когда сын префекта увидел ее и влюбился. Он пообещал девушке драгоценности и большое богатство, если она согласится стать его женой. Агнесса ответила: «Пойди прочь, не разжигай греховный огонь, ты, исчадие зла, пища смерти».
Поскольку Агнесса, преданная своему духовному жениху, Христу, все более страстно отвергала ухаживания молодого человека, над ней попытались учинить групповое насилие и сжечь заживо. Она пережила все эти ужасы с божественной помощью. Кульминация мученичества традиционно состоялась на стадионе Домициана. Площадь Навона, построенная на этом месте, сохранила очертания античного стадиона: она имеет форму правильного овала. Церковь Сант-Аньезе-ин-Агоне работы Борромини — самое красноречивое напоминание той традиции. В одной из арок (fornices) античного стадиона был бордель (fornix). Туда и поместили Агнессу. К счастью, у девушки чудесным образом отросли волосы и прикрыли ее наготу, словно покрывалом. Насильник раскаялся. Перспектива насилия над такой волосатой женщиной, очевидно, убила потенцию даже самого жестокого язычника.
Мученичество датируется 305 годом, то есть случилось за семь лет до победы Константина над императором Максенцием у Мильвианского моста и до официального признания христианства. Поэтому культ Агнессы родился в подходящий момент. Распространение христианства и возникновение на его почве благотворительности и социальной помощи покачнуло авторитет «божественных» императоров. Популярность теперь зависела от помощи бедным. Жестокое преследование христиан при Диоклетиане и Галериане вызвано не религиозными, а политическими причинами. Несмотря на весь фантастический гротеск, история Агнессы является продуктом более романтично настроенного Средневековья. Этот рассказ обладает несомненной силой убеждения как символ мужества слабого человека перед лицом жестокой власти. Чтобы лучше познакомиться с темой мученичества, в частности девственниц, можно обратиться к сохранившимся в переписке свидетельствам современников об истории благородной Фабии Перпетуи и ее служанки Фелицаты, которые были казнены в Карфагене, в Северной Африке, за сто лет до Агнессы. Эти тексты повествуют о событиях той поры лучше, чем церковно-житийные писания идеологов церкви или сочинителей более поздних времен.
Робин Лейн-Фокс рассуждает о воздействии таких событий на общество, все еще способное наслаждаться жестокостью арены:
Во времена становления церкви мученичество являлось исключительно публичным событием. Христианство совпало с определенной фазой в истории публичных развлечений. Христианских мучеников приводили на городские арены, где они, безоружные, должны были сражаться с гладиаторами либо дикими зверями — быками, леопардами и медведями… Насилие представляло отличное зрелище для бесчувственной толпы… Когда благородная Перпетуя и Фелицата вышли на арену Карфагена, «толпа пришла в ужас, увидев, что одна из женщин — хрупкая девушка, а другая совсем еще ребенок…». Словно на бое быков, зрители бурно выразили восторг, когда девушек бросили на растерзание диким зверям. Во времена контрреформации пытки и женские мучения вдохновляли художников, работавших под патронажем церкви.
В церковь Санта-Аньезе-фуори-ле-Мура можно приехать на автобусе, либо прийти пешком от станции метро «Пьяцца Болонья». Глядя на это здание, невозможно представить, что оно связано с теми мучениями. Однако нелишне вспомнить: именно потому, что 1700 лет назад здесь произошло нечто ужасное, мы сюда и приходим.