Времена переменились. Бубонная чума унесла почти половину европейского населения, а Кола был уже не сильным юношей, а тучным мужчиной среднего возраста. В этот раз ему было суждено править всего два месяца. Конец его режиму пришел 8 октября. В убогой одежде торговца углем и с перепачканным сажей лицом Кола вышел с заднего крыльца окруженного народом Дворца сенаторов. Увы, он не снял свои драгоценности. Кольцо или браслет (слухи противоречивы) привлекли внимание кого-то из толпы. Риенцо был убит на том самом месте, где сейчас стоит памятник.
О недолгом диктате Риенцо следовало рассказать, поскольку это помогает понять, чем средневековый Рим отличался от прочих городов полуострова. В середине и конце Средневековья в северных и центральных городах Италии появились сильные коммуны. Гильдии торговцев и юристов стали движущей силой создания общественных и частных институтов, таких, как старейший университет западного мира в Болонье и самый старый европейский банк Монти дей Паски в Сиене[27]. Развитию Юга Италии способствовало сильное и крепкое норманнское управление, за которым последовало продолжительное прямое правление императора Священной Римской империи Фридриха II. Просвещенный двор Фридриха удивлял мир в XIII веке, и к императору приклеилось латинского прозвище — stupor mundi[28]. В этот период большое влияние на христианский мир оказали наука, искусство и архитектура ислама. Рим оказался на границе Северной и Южной Италии. Папы не успевали увидеть результаты своих реформ. Сложность их положения определялась двойственной задачей: необходимостью сохранять достаточную для независимой политики военную силу и поддерживать международный статус. Как тогда, так и сейчас, Рим не принадлежит ни Северу, ни Югу Италии, но и та и другая часть страны заявляет, что он на стороне соперника, а потому город остается для них чужим и враждебным. Удивительно, но Рим — недоступная мечта тех и других.
Средневековая история знает несколько влиятельных пап. Это прежде всего Григорий VII, монах Гильдебранд, которому удалось поднять авторитет папства и издать декрет о безбрачии священников. Но даже подобная строгость, как и постулат о папской непогрешимости, не разрешили всех проблем. Результатом стало столкновение с императором Генрихом IV и разграбление Рима в 1084 году. Иннокентий III (1198–1216), созвавший четвертый Латеранский собор 1215 года, успешно обновил церковные каноны. Он также взял на вооружение средневековую идею о крестовых походах и обратил ее на внутренних врагов христианства, положив начало инквизиции, чтобы выкорчевать альбигойскую ересь и ее адептов-катаров. Лишь Адриан IV (1154–1159), единственный английский папа, ради укрепления политической позиции Папской области придерживался осторожной дипломатии с германским императором Фридрихом Барбароссой, и это можно рассматривать как исключение. Однако периоды благоденствия были недолгими и все быстро вновь возвращалось на круги своя. Частично в том было повинно отсутствие в Риме достаточно влиятельной светской власти. Город находился между молотом и наковальней. Без папства он не мог расцвести, но главной сдерживающей его развитие причиной была именно власть папы.
Торре дей Конти задумчиво смотрят на долину — одна с Квиринала, а другая, соответственно, с Эсквилина. Ричард и Барбара Мертц, чья превосходная книга «2000 лет в Риме» самым подробным образом освещает средневековый Рим, остались довольны восхождением на Торре делле Милицие. Когда-то посещение этой башни входило в программу экскурсии на рынок Траяна:
С башни открывается великолепный вид на виа дей Фьори и Колизей, но лестница, по которой мы поднимались, плохо освещена, а потому пришлось пережить несколько неприятных моментов. На крыше башни есть маленький каменный столик. Это одно из самых необычных и приватных мест, в которых можно устроить пикник.
К сожалению, башня сейчас закрыта. Придется жевать булочки — panino — в другом месте.
К тому же периоду относятся два совершенно непохожих дворца: это дворец Венеции и Дворец сенаторов (палаццо Сенаторе). Первый выглядит средневековым строением и напоминает о готической архитектуре Венеции. Построенный в 1450-х годах, он является первым большим ренессансным дворцом в Риме. Принадлежал он венецианскому кардиналу Пьетро Барбо, ставшему впоследствии папой Павлом II (1464–1471). Дворец сенаторов на Кампидольо выглядит, по крайней мере спереди, творением эпохи высокого Ренессанса, а на самом деле он средневековый. Он поставлен на фундаменте Табулария, здания государственного архива на римском Форуме. Его построило семейство Кореи в начале XII века. Сенат разместился здесь примерно в 1150 году, а в середине XVI столетия над фасадом здания трудился Микеланджело. Это была часть его работы над Капитолием. В доме до сих пор находится мэрия и городской совет, а потому здание закрыто для посетителей.
Нельзя отрицать достижений последних римских мэров. И Франческо Рутелли, и его преемник Вальтер Вельтрони после падения традиционных партий в начале 1990-х годов прошли обучение в правительствах, состоявших из людей со свободным мышлением. Их вклад в окружающую городскую среду несомненен: улучшилась работа общественного транспорта, выросло количество пешеходных зон, сократилось количество выбросов в атмосферу. Транспорт ходит лучше, чем двадцать лет назад. Один из прежних мэров умер от сердечного приступа в машине «скорой помощи». Кампания «Рим для Рима» стремится к идеалу и видит город успешной деловой столицей, куда съезжаются туристы, привлеченные великим прошлым. В том, что идеализм каждый раз проваливается, нет ничего нового. Я слышал, что водопроводную воду шутливо прозвали Аква Рутелли. Политическое восхищение легко превращается в публичную насмешку. Римляне нетерпеливы и ленивы; возможно, что хаос, вызванный празднованием тысячелетия города, мэр переживет и его не линчуют, но вот популярность, как у Риенцо, зависит от той же изменчивой в своих пристрастиях римской толпы.
Подобно средневековым крепостям, возведенным на фундаментах античных зданий, партийные послевоенные штабы долгое время размещались в стенах ренессансных дворцов, рядом с политическим сердцем нации. Пещеры двух таких волшебников находились в нескольких шагах от Капитолия. Христианские демократы — что абсолютно закономерно — размещались на площади Джезу, а их предполагаемые противники-коммунисты — за углом, на площади Венеции, рядом с виа делле Боттеге Оскуре. Обе партии потерпели неудачу в большой политической схватке 1993 года, но на этом падение христианских демократов не закончилось. Известный анекдот о дьявольских махинациях иезуитов в приложении к партийному строительству зазвучал по-новому. История такова: дьявол и ветер прогуливались по Риму, а когда вышли на площадь Джезу, дьявол сказал ветру: «Подожди меня здесь, я только заскочу в церковь, поставлю свечку и помолюсь». Всему Риму известно, что даже в самый тихий день площадь напротив огромной иезуитской церкви остается на удивление ветреной. Дьявол, должно быть, навечно оставил ветер дожидаться, а сам тем временем явился в партийный штаб для совершения сделки.
Но думая о площади Джезу, я вспоминаю вовсе не самый большой в мире кусок лазурита на могиле святого Игнатия Лойолы. На память приходит реквием, исполненный по семи иезуитам и местным женщинам-домохозяйкам, в доме которых те жили. В 1989 году во время репрессий в Сальвадоре те и другие были замучены до смерти. Сотни священников, потрясенные религиозным мужеством и политической прямотой погибших мужчин и женщин, отслужили по ним самую трогательную литургию. Тысячи простых римлян всех возрастов прямо с работы пришли в огромную базилику, объединившись в вере не только в то, что жизнь одерживает победу над смертью, но также и в то, что слабые морально превосходят сильных.
Несмотря на попытку восстановиться, назвав себя Народной партией (возобновление находящегося под влиянием Ватикана умеренного левого движения начала XX века), христианские демократы сохранили эмблему — крест на щите крестоносцев — над главным входом во дворец. Этот пиаровский промах, похоже, подтверждается политическим провалом партии. Девиз «Plus ça change»[29] — вряд ли приемлемый слоган для выборов в Италии в новом тысячелетии.
Похоже, нынешние коммунисты лучше уловили современные веяния и не держатся за устаревшие догмы: на радио- и телеканалах стало больше документалистики и меньше стриптиза для домохозяек. Штаб коммунистов разместился за огромными зеркальными витринами, поднимающимися по щелчку выключателя. Автомобили еврокоммунистов (маленькие, но шикарные) въезжают в ультрасовременный двор здания. Никаких тебе мрачных дворов, напоминающих о политическом прошлом. Итальянская коммунистическая партия (ИКП) первой сменила свое название, со временем она стала называться Демократической партией левых сил, сначала в составе союза «Олива», а потом под предводительством премьер-министра Д’Алемо обрела политическую власть. Но это был всего лишь преходящий момент. Парламентская победа движения «Форца, Италия» в 2001 году привела к власти правое крыло во главе с Берлускони: Il Cavaliere[30] вернулся в кресло премьер-министра Италии. Его политическими союзниками, как и в первом правительстве 1994 года, остались Джанфранко Фини и Умберто Босси, лидеры соответственно неофашистов и сепаратистской партии «Северная лига». Каждый возглавляет движение, исповедующее воинствующие, крайне правые взгляды, получает активную поддержку самых реакционных кругов итальянского общества, и не только. Согласно опросам общественного мнения, Фини был единственным популярным политиком конца 1990-х годов. Внучатой племяннице дуче, Алессандре Муссолини, представителю неофашистской партии от Неаполя, прошлая слава ее семьи не помешала сделаться активным современным политиком. Недавно я был поражен: мужчина лет пятидесяти пяти гонял на мотоцикле по центральной площади города и без тени смущения распевал во все горло «Джовинецца!» — старый фашистский гимн. Берлускони слишком осторожный политик: он не позволит союзникам нарушить планы.