Возможно, самые тщательные приготовления к встрече королевской особы устроили по распоряжению папы Александра VII для Кристины, бывшей королевы Швеции. Вся Священная коллегия поджидала ее возле дорожного столба с обозначением второй мили на Фламиниевой дороге, чтобы сопровождать отрекшуюся от престола и протестантизма монаршую особу к папе на пьяцца дель Пополо. Площади украсили и «омолодили», совсем как недавно, перед миллениумом, украсили павильонами, соорудили платформы для представителей разных королевских дворов.
С политической точки зрения обращение Кристины в римское католичество и решение поселиться в Риме было большим событием. Дочь Густава-Адольфа, короля Швеции и самого успешного протестантского военачальника Тридцатилетней войны, Кристина после безвременной гибели отца с раннего возраста управляла своей страной. О ее интеллектуальном потенциале свидетельствует интерес, с которым великий французский теолог и математик Рене Декарт относился к ее обучению. Твердо и уверенно правя страной, она много раз доказывала свои творческие способности и независимость суждений. Свободной Кристина была и в других отношениях (почти бисексуальна), ее двор в изгнании в палаццо Риарио (ныне палаццо Корсини) как смущал, так и украшал папский город. Александр вынужден был поддерживать ее финансово и давать защиту, и Кристина становилась все большей обузой для его преемников. Интересующаяся всем — от науки (и даже алхимии) до искусства, Кристина привлекала к себе в салон широкий круг аристократов и священнослужителей.
Весьма своеобразной достопримечательностью, связанной с периодом ее жизни в Риме, являются каббалистические надписи, покрывающие крошечное газебо ее сада на вилле Паломбара, что на Аппиевом холме. Она верила в то, что эти не поддающиеся расшифровке слова содержат тайну омоложения и преобразования железа в золото. Надо сказать, они до сих пор ставят в тупик ученых. В палаццо Корсини сохранилась ее спальня, в остальных комнатах размещаются Национальная галерея античного искусства и Академия деи Линчеи. Спальня небольшая, ее стены покрыты ренессансными фресками, что придает помещению вид роскошной цыганской кибитки, величавой, но немного безвкусной. Отличное место для размещения огромной кровати, однако она, к сожалению, не сохранилась. Интерьер, похоже, отражал характер умершей здесь женщины, интеллект и смелость которой добавили вкуса эпохе раннего римского Просвещения.
Папский Рим часто вступал в противоречие с собственными достижениями, особенно в отношении научных исследований и философских теорий. Контрреформация и ортодоксальное догматическое мировоззрение порождали странные аномалии в развитии естественных наук, и в то же время духовенство покровительствовало прогрессу научной мысли. Хороший пример — принятие григорианского календаря, изданного в 1582 году папой Григорием XIII (1572–1585). Благодаря новым астрономическим методам удалось скорректировать отставание в днях от старого юлианского календаря, бывшего в употреблении более тысячи пятисот лет. Эту инициативу (являвшуюся большим достижением), посчитав ересью, отвергли нации, исповедовавшие протестантизм, в некоторых случаях — на несколько столетий. И кто может их винить, когда та же римская церковь запятнала себя судом над Галилео Галилеем?
Галилео, астроном и физик, друг Урбана VIII, — человек, про которого британский физик Стивен Хокинг сказал, что «он породил современную науку». Инквизиция дважды арестовывала Галилея. От него требовали, чтобы он перестал признавать систему Коперника лучшим способом понимания Вселенной. Умудренные друзья, в том числе и папа, желавший спасти себя от страшной необходимости сжечь ведущего ученого современности, уговорили Галилея. Однако пожизненный домашний арест и католическая вера не помешали Галилею контрабандой отправить в Голландию свою великую и лучшую работу — «Беседы и математические доказательства о двух новых науках» — и опубликовать ее. Подобные усилия друзей оказались тщетны в случае с доминиканцем Джордано Бруно, взошедшим на костер на Кампо дей Фьори в 1600 году. В 1980 году Иоанн Павел II принес от своего лица извинения за отношение церкви к Галилею. Извинения запоздали, однако Ватикан указал тем самым на свое принципиальное отношение к проблеме. Поскольку церковь считает себя институтом, который при Божьем руководстве открывает миру истину, она не может не признать себя виновной в своих заблуждениях даже по прошествии четырех столетий. В 1889 году новое итальянское государство возвело памятник на месте казни Бруно, признав ученого мучеником, пострадавшим от папской нетерпимости, однако даже в начале XX века комментатор из числа священнослужителей все еще не мог заставить себя признать вину церкви. Так, в сочинении П. Дж. Чэндлери «Прогулки пилигрима по Риму» (1903) мы читаем:
Его жизнь была бы спасена, захоти он покаяться и признать ошибки. Но он до конца проявил упрямство и не раскаялся, а когда у костра ему поднесли распятие, отвернулся и отказался его поцеловать.
Лев XIII (1878–1903) в энциклике 1890 года прояснил для верующих свою позицию:
Установка памятника вероотступнику Ноланцу[39](Бруно. — Дж. Б.) при активном содействии правительства была осуществлена и распропагандирована сектой (франкмасонами. — Дж. Б.), чьи представители не постыдились публично заявить о цели своей акции и разъяснить ее значение. Целью было оскорбление папства, а значение заключалось в том, что вместо католической веры нам предлагают абсолютную свободу критики и вольнодумства.
Эти жесткие слова были написаны в особенно трудное для папства время. Лев XIII призван был восстановить Папскую область, однако, по иронии судьбы, взамен непримиримости внес в свою политику умеренность и здравый смысл. Ватикану понадобилось почти столетие, чтобы отвоевать роль духовного и морального арбитра. Реабилитация Галилея стала знаком такой перемены; появилось даже предположение, что и Бруно не только реабилитируют, но и причислят к лику блаженных либо канонизируют.
Ватикан часто становился жертвой собственных принципиальных установок. То, что казалось абсолютно верным в начале столетия, выглядело по-другому под конец того же века. В данной главе, рассматривающей Рим как главный адресат эпохи Просвещения, я прихожу к выводу, что на протяжении столетий Рим отставал от исторического развития. Предлагаю в последний раз в этой книге заглянуть в базилику Святого Петра.
При входе в храм людской поток относит вас вправо (если судить по компасу, это к северу), в направлении к «Пьете» Микеланджело. Естественно, что вы проследуете мимо первого столба прохода. Поднимите глаза — под первой аркой вы увидите памятник королеве Кристине, изготовленный по проекту Карло Фонтана и установленный в 1689 году. На противоположной стороне прохода симметрично стоит памятник, к которому мы и направляемся. Для этого придется пройти наперерез толпе. (Внимательные читатели заметят, что я не пригласил их зайти за первый столб, в глубь помещения; вы сами рассудите, во благо ли это.) Элегантная гробница создана в неоклассическом стиле, столь характерном для скульптора Антонио Кановы (1757–1822). Простая, но торжественно пропорциональная греческая стела из белоснежного мрамора подобна фасаду воображаемого мавзолея, двери которого охраняют спящие ангелы. Над притолокой — надпись на латыни:
IACOBO IIIIACOBIII MAGNAE BRIT REGIS FILIO KAROLO EDUARDOET HENRICO DECANO PATRUM CARDINALIUM IACOBI III FILISREGIAE STIRPIS STUARDIAE POSTREMIS ANNO MDCCCXIX1819ЯКОВУ III, СЫНУ ЯКОВА II, КОРОЛЯ АНГЛИИ. КАРЛУ ЭДУАРДУИ ГЕНРИХУ, КАРДИНАЛУ ЙОРКСКОМУ, СЫНОВЬЯМ ЯКОВА III, ПОСЛЕДНИМ ИЗ СТЮАРТОВ.1819 годНад этими словами барельефы с изображениями всех троих. Венчает стелу маленький медальон с гербами Англии, Шотландии, Франции и Ирландии.
Романтики всех сортов скажут вам, что на полке кенотафа часто лежит единственная роза. Мне еще предстоит ее увидеть, хотя не поручусь, что кто-то в экстравагантном порыве не зажжет свечу в надежде на возрождение Стюартов даже после того, как было объявлено, что никаких претензий на трон более не будет. В конце концов папство на протяжении ста лет смотрело на изгнанных Стюартов как на законных носителей трех корон (Англии, Шотландии и Ирландии), в то время как последующие британские монархи тщетно заявляли свои права на корону Франции, с тех пор как Генрих VI в середине XVI века ее утратил. После заключения Утрехтского мира (1713) Людовик XIV Французский вынужден был прекратить поддержку своих кузенов. Он отвел им резиденцию в Сен-Жермене, несмотря на то, что после отречения Якова II в 1688 году они притязали на его собственный трон. По решению парламента Якову наследовал не сын-католик, как он надеялся, а дочь-протестантка Мария и ее муж Вильгельм III Оранский. Старший Претендент Яков III после смерти отца нашел убежище у папы Климента XI (1700–1721). Будущий папа, пока еще кардинал Альбани, был завсегдатаем салона королевы Кристины. Ходили даже слухи, что он был ее любовником (это обстоятельство расходится с утверждением, что она имела бисексуальные наклонности). Королева завещала ему значительную часть своего наследства.
Возможно, щедрость шведской королевы пробудила в папе благосклонность к находившимся в изгнании англичанам и шотландцам. Он отдал в их распоряжение большой дворец Мути (ныне известный как палаццо Балестра) на площади Святых апостолов и признал легитимность Якова III. Над главным входом повесили королевские гербы Стюартов, к услугам якобитов был двор. Яков получил привилегию назначать консулов, которые действовали от его имени в главных портах Папской области, что вызывало некоторые трудности для британских путешественников на протяжении большей части XVIII века. Некоторые члены якобитского двора служили в папских вооруженных силах, как, например, ирландец Паркер, командовавший крошечным папским флотом. Бракосочетание Якова III и польской принцессы Клементины Собеской (1702–1735) состоялось в Риме и прошло с большой помпой, несмотря на смерть королевы Анны, последней протестантки из династии Стюартов. Рождение сыновей у Старшего Претендента в 1720 и 1725 годах дало надежду, что род Стюартов не прекратился.