Поскольку Джорджио Армани около десяти лет назад разработал униформу старшего звена итальянской полиции — карабинеров, быть может, кто-то предложит облачение священнослужителей. Вивьен Вествуд, с ее постмодернистским взглядом на прошлое, возможно, сделает традиционный выбор, в то время как более продвинутые клирики, вероятно, предпочтут Версаче. Ну а пока нам придется довольствоваться эквивалентом «Маркса и Спенсера»: будем носить добротную, хотя и лишенную изюминки одежду…
Римские магазины определяются характером rione — районов, в которых они находятся. Разделение Рима на районы произошло очень давно, во времена Августа, когда он упорядочил административное деление города и создал систему из четырнадцати районов — восемь внутри крепостных стен и шесть снаружи. В очаровательно легкомысленном и беззаботном обзоре этого периода — «Рим, милый Рим» — дипломат Арчибальд Лайелл пишет об индивидуальных чертах городских магазинов, где набор товаров отражал характер районов 1950-х и конца 1940-х годов:
Поскольку все это представляет государственную монополию, соль, табак, игральные карты, кремни для зажигалок и почтовые марки продаются в универсальных магазинах (за исключением мелких районов), а там торгуют всем — от ирисок до зубной пасты. Нужно быть старожилом, чтобы знать, что вы можете купить в drogheria. Там продают не лекарства, а бакалейные товары, специи, хозяйственное мыло и тому подобное; profumeria предлагает духи, косметику и туалетное мыло; a farmacia — аптека, и там, как и у нас, продают много сопутствующих товаров, таких, как дезодоранты. Некоторые виды бумаги можно купить только в carteria, а другие — только в cartoleria. По какой-то причине ягнятину, являющуюся римским деликатесом (тут ее отлично жарят), покупают не в мясном магазине, а только в отделах, где торгуют птицей и дичью. Сходным образом печень, почки, мозги и потроха обычно можно найти только в frattaglie.
Приглядываясь к районам, можно согласиться с утверждением, что современный Рим представляет собой ряд деревень. Очевиднее всего особенности района проявляются в Трастевере, где даже речь жителей отличается от других частей города (она резче, отрывистее и гнусавее). Жители Трастевере традиционно гордятся историей рабочего класса и считают себя истинными (par excellence) римлянами, однако на то и другое претендуют и соседние районы — Тестаччо на противоположном берегу реки и Борго, вверх по течению, возле собора Святого Петра. Районы любят указать на определенное блюдо в ресторанах, которое происходит из какого-то другого места, а не просто из «Рима»; с гордостью говорят о местных поэтах и историках. В Трастевере возвели симпатичные современные памятники местным птицам. Между тем высоко на стене у памятника величайшему римскому поэту XIX века Джоакино Белли (1791–1863) висит неприметная табличка, свидетельствующая о том, что он родился в крошечном центральном районе Сант-Эустачо. Статуя стоит напротив моста Гарибальди, у входа в Трастевере. Мало кто сообразит, что он был «иностранцем» по отношению к району, который представляет.
В рассказах Альберто Моравиа персонажи обладают способностью менять свою жизнь при переезде в другой район, например из Прима Порта в Ре ди Рома (с севера на юго-восток). Такое перемещение влечет за собой полное изменение судьбы — от нужды к выгодной работе, или наоборот, от свободной и беспечной юности к зависимому немолодому возрасту. Жители разных районов отличаются и разными чертами характера. Это зависит от святых покровителей, посвященных им праздников и еды. Район Трионфале у подножия Монте-Марио, например, проводит праздник святого Иосифа 19 марта, во время которого поедают бинье — трубочки с заварным кремом. Рождество Иоанна Крестителя (24 июня) отмечено нежными улитками, приготовленными в томатном соусе, — так празднуют этот день в районе виале Карло Феличе. Трастевере устраивает торжества 15 июля и предлагает блюдо, вызывающее мало возражений (если вы не вегетарианец), — порчетта — свинину, жаренную на вертеле. Название этого праздника — noialtri («мы другие») — подчеркивает убежденность района в собственной уникальности.
Проявления местного патриотизма сейчас не так распространены, как прежде. Их можно считать сокровищем, хранимым стариками. Нелишне вспомнить, что по продолжительности жизни итальянцы находятся на втором месте после японцев, а потому и их память о совместном проживании достаточно велика. Некоторые станут говорить, что местные различия исчезли, с тех пор как Трастевере и другие районы вошли в моду и «облагородились». Не очень заметные своеобразные детали, такие, как дом на виа Франджипане возле Колизея, и в самом деле вот-вот исчезнут, поскольку владельцу того самого дома под девяносто, а преемника не предвидится. И все же такие тревоги безосновательны: Рим по-прежнему проявляет самобытность просто потому, что каждый его житель обладает яркой индивидуальностью и упрямо ищет свои корни, как бы ни безнадежна была почва.
Достаточно прогулки по римским улицам, чтобы вы ощутили различные проявления того или другого места — разные запахи, краски, атмосферу… Неплохо также сесть в трамвай и проехать по окраинам, застроенным сразу после объединения страны. Римские трамваи погрязнее венских и манчестерских, зато просторнее и чище своих собратьев из Лиссабона. В поездке вы можете окинуть взглядом длинные широкие улицы района Умбертино. Вагон движется медленно, и вы оцените величие высоких зданий и не устанете от их помпезности. Моя первая трамвайная поездка охватила половину маршрута, а это примерно половина внутренней окружности города. Трамвай идет то внутри, то снаружи стены Аврелия, от Остийской площади до Галереи современного искусства у парка Вилла Боргезе. Пешком вам не захочется тащиться по всем этим длинным и достойным улицам, названным в честь королев Елены и Маргариты, но трамвай делает прогулку приятной и ностальгической.
В этом случае моей целью было главное городское кладбище — Кампо Верано. Поскольку дело было в праздник Всех Святых (2 ноября), я присоединился к тысячам римлян, пришедшим к могилам усопших родственников. Общее ощущение — серьезность и праздничность. Повсюду большие охапки бронзовых хризантем и алых гвоздик, каждая семья тщательно убирала могилу, склеп или участок. Этот огромный некрополь, с официальными дорожками, прерываемыми вдруг невесть по какому праву выросшими семейными мавзолеями, типичен и для римских районов. Основной цвет — спокойный, теплый, не видно заброшенных могил. В этом отношении Кампо Верано, официально закрытое для новых захоронений, кажется странно обжитым. Такой же особенностью обладает и кладбище Акатолико в Тестаччо. Часто его неправильно называют протестантским кладбищем.
Кладбище представляет собой окруженный стенами сад, пинии и пирамида Цестия отбрасывают на могилы длинные тени. В этом красивом месте погребен Китс, тут же покоится и сердце Шелли. Тот, кто пожелает, может увидеть могилу Антонио Грамши, основателя Итальянской коммунистической партии и теоретика марксизма. Некоторые люди специально приезжали в Рим умирать, как, например, Джон Китс. Сопровождал поэта будущий художник Джозеф Северн. Китс приехал в Рим нетипично — с Юга, после шестинедельного карантина на корабле в бухте Неаполя. Болезнь поэта вступила в последнюю стадию. Письменные воспоминания Китса о Риме скудны для столь многословного автора дневников и писем. Болезнь отняла у него последние силы. Из мемуаров Северна мы узнаем некоторые подробности горьких месяцев, проведенных поэтом в Риме. Одним из последних событий в жизни Китса была охота, устроенная кардиналом в Кампанье, по пути в Рим. Изнуренный поэт был не в состоянии порадоваться встрече с великим и романтичным городом, а ведь раньше его душа была так восприимчива к красоте. Несмотря на мрачную итальянскую судьбу Китса и Шелли, оба остались частью римской мифологии хотя бы только потому, что им посвящены музей и библиотека на площади Испании. А вот Джозеф Северн остался в Риме, женился, родил много детей и долгие годы был здесь британским консулом. Возможно, не удивительно, что в наши дни в итальянских школах с углубленным изучением английского языка дети, называя знаменитые имена, обычно пренебрегают Северном, настоящим римским англичанином, а вспоминают поэтов, мало здесь живших, но получивших всемирную известность. Как и всегда, римляне понимают толк в конъюнктуре.
Многие слышали о пренебрежительном высказывании австрийского политика Меттерниха по поводу Италии — «это всего лишь географическое понятие». Политическая дилемма, вставшая перед государством вслед за скандалом «Танджентополи», отражает то же чувство. Предстоит ли Италии, вновь объединившись, выжить в новом тысячелетии или расколоться на Север и Юг, как предлагает партия «Северная лига»? Что бы ни говорили о Сильвио Берлускони, но в 1993 году он создал «Форца, Италия», а стало быть, ясно заявил о своей позиции истинного патриота. Ричард Оуэн, корреспондент «Таймс» в Риме, отмечает откровенную гордость, с которой Берлускони относится к своему долгу перед страной. На первый план выступает концепция «Форца, Италия», эти слова итальянцы кричат на стадионе, подбадривая «адзури» — национальную сборную в голубой форме. Затем выявляется почти тэтчеровский подход к взаимоотношениям профсоюзов и государственной власти; до сих пор никто всерьез не обсуждал, что нужно сделать для модернизации роли итальянских профсоюзов в жизни трудящихся, никто не призывал пересмотреть незыблемость власти государственных институтов в этих вопросах. Добавим к этому позицию Берлускони на мировой сцене — приглашение Блэра с супругой на выходные и поддержку действий Буша в Ираке. Угодливость? Или расчетливая политика второстепенного государства?
Как смотреть на Берлускони? Этот самовыдвиженец, скромный слуга государства, действует незатейливо, но эффективно: вступает в позорные союзы с расистскими элементами, желающими репатриации иммигрантов, принимает постыдные меры для защиты себя от личного преследования. В ответ на его «успех» произошло объединение оппозиционных партий. Кажется неизбежной эра партийных альянсов с традиционным итальянским трансформизмом и делением на левые и правые фланги. Следует заметить, что непримиримость подвержена переменам, как и все остальное. Возможно, трансформизм снова станет самой характерной итальянской чертой.