. Хозяин ресторана должен быть вежлив с посетителями, а дружба с ними — явление исключительное. В Риме, однако, отношения такого рода в барах или ресторанах устанавливаются довольно быстро, органично входя в жизнь района. Я иногда задумываюсь, уж не еда ли объединяет людей с разными интересами. Кристофер Кининмонт, живший в Риме в 1950-х годах, упоминает о нескольких дешевых ресторанах, которые он посещал. Ему нравилась веселая обстановка, шутки собиравшихся там молодых мужчин. Он намекает на подтекст такого веселья. Или, может, мне это показалось? Думаю, что нет:
Дверь таверны распахнулась, и с полдюжины парней, толкаясь и гогоча, словно черти, выскочили на улицу… где их тотчас вырвало. Самого крупного прижали к парапету моста, где он запросил пощады. С громким смехом все вернулись в таверну, увлекая за собой и нас. Компания расселась за большим столом с разбросанными по нему картами. Там уже сидели два элегантных и не слишком молодых человека с пальцами в кольцах. Они нетерпеливо ждали… Неизвестно, являлась ли такая встреча, по выражению мисс Банкхед, «официальным представлением». Позже мы узнали, что являлась.
Тон повествования Кининмонта становится еще более нескромным, когда он рассказывает о встрече с молодым автомобильным механиком. Свидание произошло в безлунную ночь под арками Колизея. Ничего не случилось, или, по меньшей мере, атмосфера 1950-х годов не позволила ему разгласить подробности, даже если и что-либо произошло. Кининмонт постоянно описывает Рим в ночные часы, что совершенно расходится с распорядком дня Мортона, встававшего засветло. Если Кининмонт медленно затягивается сильной сигаретой, то Мортон выжимает себе апельсиновый сок:
Как я уже говорил, мне нравилось выходить из дома до шести утра, когда воздух свеж, а Рим еще толком не проснулся… В этот ранний час солнце стоит низко, касаясь куполов, башен и труб Рима, чуть позже оно обрушится вниз на стены, и тогда половина улицы станет золотой, а половину окутает сумрак.
Мортон — монах среди писателей-путешественников — увлекающийся, целомудренный и немного педантичный. Послевоенный Рим с шикарными ночными клубами на виа Венето, с более принятой гетеросексуальной культурой, принадлежит третьему члену этого трио, Сесилу Робертсу. В начале глав своей книги он обычно сопровождает привлекательную женщину в какое-нибудь увеселительное место. В руке аперитив, с губ слетает очередная острота:
— Я хочу пойти на виа Витториа, — сказал я как-то утром своей спутнице, зная, что она неутомимый пешеход.
— Как странно, именно туда и я хотела пойти! — воскликнула она. — Что тебе там понадобилось?
— Красавчик Принц Чарли.
— Какое отношение он имеет к виа Витториа?
— А ты почему захотела туда пойти?
Как приятно быть учтивым при наличии столь очаровательных спутниц! Если, однако, вы окажетесь в одиночестве, Рим предложит вам множество уличных зрелищ, великое разнообразие типажей, отношения которых проникнуты любовью и романтикой. В скромном баре девушка за кассой с восторгом встречает дружка, пришедшего за бутербродом. Она подхватывает щипцами сэндвич, подносит его к губам и делает вид, будто целует, после чего бережно заворачивает panino в чистую бумажную салфетку.
Эта грациозная сцена проникнута дразнящей чувственностью и игривостью. Не все влюбленные на римских улицах столь простодушны, среди них я вижу все большее число гомосексуальных пар, открыто демонстрирующих свои отношения. Однажды теплым сентябрьским вечером я наблюдал занимательную сцену на площади Навона. Вместе со мной ее наблюдали клиенты бара: два молодых человека слились друг с другом в театральном объятии в самом публичном месте города. Молодая дама, похоже, что любовница, смотрела на это с большим интересом, в то время как ее пожилой напыщенный партнер возмущенно пожал плечами. Немолодая французская пара зацокала языками, но при этом слегка подвинула стулья, чтобы было удобнее смотреть.
Меня не удивляет то, что в операх часто первые проявления любви героев происходят в церкви. На протяжении столетий церковь являлась одним из редких мест, в котором люди противоположного пола могли взглянуть друг на друга. Барочные излишества римских церквей, похоже, побуждают к такому поведению, тем более что сидячие места напоминают оперные ложи, а декор если уж не совсем эротичный, то явно чувственный. Самой скандальной в городе является статуя святой Терезы в церкви Санта-Мария-дель-Виктория. Мистическое соединение с Господом в молитве по выражению лица и позе святой напоминает оргазм. Некоторые комментаторы с этим не согласны, они отрицают подтекст, сознательно привнесенный скульптором в это произведение:
Если эта скульптурная группа (молитвенный экстаз святой Терезы) произведет на посетителя впечатление едва ли не кощунства, то он не первый отреагирует таким образом. Ему, должно быть, придет на ум постельная сцена. В комментариях поза святой выглядит как пик чувственности, а улыбка на лице красивого молодого ангела — как едкая насмешка. Если такова и ваша реакция, то лучше вам в этом не сознаваться, потому что она указывает на вашу испорченность.
Жаль: как бы я ни доверял Барбаре и Ричарду Мертцам как попутчикам в наших прогулках по средневековому Риму, здесь я вынужден с ними не согласиться. Они считают, что существуют люди, которые смотрят на «Экстаз святой Терезы» и им в голову не приходит то, что они скромно называют «постельной сценой». Но ведь в этом все дело: религиозная страсть выражена здесь через человеческую сексуальность, скульптура пронизана этим чувством. И если бы не секс, произведение показалось бы мелким. Барельефы с мужскими персонажами по обе стороны от главной группы лишь подчеркивают публичную сексуальность, которая и по сей день является частью римской жизни. Если сомневаетесь в этом, вернитесь на площадь Навона и подвиньте ваши стулья.
Представления всех видов — часть городской традиции и одновременно его живая черта. Пьяцца Навона круглый год разыгрывает роль гостеприимной хозяйки для кукольников, жонглеров и акробатов и выдает специальную лицензию на проведение карнавалов во время ярмарок, приуроченных к Рождеству и Крещению. В числе исполнителей в последнее время часто можно было увидеть Марселя, он показывал танцы с помощью пальцев рук. Этот незаметный вид искусства трудно представить себе на большом пространстве Навоны. Марсель затянутыми в перчатки руками начинает с исторических танцев — показывает вальс, канкан, а затем переходит в современность: демонстрирует брейк-данс и мамбо. Он выглядит странно, но, как и многое другое в Риме, его странность ни в коем случае не опасна. Люди часто говорят, что хотя Рим иногда утомляет и раздражает, но за собственную безопасность в нем можно не беспокоиться.
Даже отряды фанатов, поддерживающие две главные римские футбольные команды, при всем своем энтузиазме добродушны. Здесь нет проявлений хулиганства, которым отличаются британские болельщики. Поход на Олимпийский стадион в субботу или воскресенье оставляет впечатление, что ты принимаешь участие в праздничном событии, разновидности местного представления. И хотя на нем могут присутствовать не все члены семьи (заметно, что бабушек здесь нет), обстановка на матче весьма пристойная. Команды «Рома» и «Лацио», совместно арендующие «Олимпико», традиционно пользуются поддержкой разных городских районов и разных социальных групп. «Лацио» был основан в 1900 году, и клуб гордится своей репутацией аристократов. Недавно он отпраздновал столетие. Поддержку ему оказывают более богатые районы — Париоли и Прати. На протяжении многих лет за «Лацио» болеют люди, придерживающиеся центристских убеждений с точки зрения политики. По иронии судьбы, эта позиция привела к конфликту с фашистами в 1920-х годах, когда Муссолини задумал дать столице такую футбольную команду, которую она заслуживала, способную выдержать борьбу с большими клубами Севера. Он объединил игроков из мелких клубов в единую римскую команду.
В 1927 году «Лацио» отстоял свою независимость, в то время как три других клуба сформировали «Рому». Трас-тевере, Тестаччо и другие рабочие районы обычно ассоциируют себя с идеализированным «народным» клубом. Тем не менее считать «Рому» левым крылом, а «Лацио» — правым было бы сегодня анахронизмом, если бы не заметная разница в поведении их болельщиков. В матчах с участием «Лацио» более заметно проявляются открытые расистские высказывания со стороны болельщиков. Перед игрой продают неофашистскую литературу, а на флагах имеются значки правого толка, и все это бывает чаще в матчах «Лацио». Впрочем, в наш век все зависит от средств массовой информации, и они властны в одном случае подчеркнуть, а в другом — затушевать одно и то же явление.
Олимпийский стадион был построен для игр 1960 года и значительно обновлен и перестроен к Кубку мира 1990 года. Он рассчитан на 80 000 зрителей, а принципиальное его отличие от прежней модели — сооружение крыши, прикрывающей две трети зрительских мест. Недалеко отсюда находится старый стадион «Фламинио», он дал приют бедному родственнику, регби. Современный римский стадион представляет собой огромный эллипс. Он находится рядом с Мальвийским мостом и является частью великолепного спортивного комплекса «Форо Италико», построенного архитекторами Муссолини. Приближаясь к стадиону в ясный зимний день и следуя за изгибами Тибра к северу от городского центра, вы можете увидеть несколько смелых любителей солнца, загорающих на речных террасах Клуба итальянских моряков. Очень скоро вы встретите фанатов в шарфах любимых команд Это будут либо бело-голубые цвета «Лацио», либо оранжево-черные шарфы «Ромы». Чуть ближе вы проедете мимо добровольных дежурных, патрулирующих Лунготевере и припаркованные на ней автомобили. Они продают билеты за свои сомнительные услуги. Ближе к стадиону сможете купить шарф, чтобы слиться с болельщиками. (У моих друзей есть шарфы обеих команд, и они надевают их, когда положено, обнаруживая при этом нетвердость в предпочтениях, но зато истинную любовь к игре.) Купить билет перед игрой «Лацио» сравнительно легко (хотя успех команды в сезоне 1999–2000 года затруднил такую возможность), но, за исключением двухлетнего римского дерби между этими клубами, билеты на все игры можно было купить в автоматах баров для болельщиков. Только сейчас большинство городских банков обзавелось автоматическими кассами для продажи билетов, и это подчеркивает важную роль футбола в жизни Рима.