По современному мосту Понте Палатин движется транспортный поток с пьяццы Бокка делла Верита в направлении Трастевере. Перегнитесь через балюстраду: вы сможете разглядеть (при условии, что уровень воды в реке понижен) выходное отверстие Клоаки Максима, огромного республиканского водостока. Будьте осторожны, не выскакивайте стремительно на дорогу, взволновавшись оттого, что увидели античное инженерное чудо: одностороннее движение на мосту, по прихоти судьбы, левостороннее. Интерес к водостоку заставит заметить, что автомобилисты в Риме порой перенимают англосаксонские порядки.
Глава втораяДревняя Империя. Ara Pacis[11]
Avanti a lui tremava tutta Roma.
Перед ним весь мир дрожал.
Л. Иллика по пьесе В. Сарду «Тоска»
Рома — женщина с мужским лицом. Спросите кого угодно, что они думают о городе, и после недолгого раздумья они, возможно, употребят такие эпитеты, как «грациозная», «гламурная», «сексуальная», даже «кошачья». Каждое лето по ступеням Испанской лестницы фланируют модели; женщины на виа Кондотти заглядывают в витрины ювелирных и меховых магазинов; большинство мужских голов поворачиваются, провожая взглядом девушку в короткой юбке, примостившуюся на заднем сидении «веспы». Но все же, несмотря на все внимание к женщинам, Рим — мужской город.
В истории города доминировали мужчины, будь то консулы, императоры или папы. В те времена, когда Византия позволяла управлять собой императрицам Феодоре и Ирине, Рим уже находился под властью мужчин. Человек с фантазией может заставить нас поверить, что в 855 году, после смерти папы Льва IV, на высший церковный пост под именем Иоанн была избрана женщина («папесса Иоанна»). Долгие годы она, переодетая в мужское платье, выдавала себя за мужчину и прошла многие ступени церковной иерархии. Но даже если все так и было, то исключение, как всегда, доказывает правило. В более ранний период Ливия, жена первого императора Августа, оказывала заметное влияние на политику, за нею последовали другие императрицы, с ядом наготове, однако по-настоящему они так и не вышли из тени. Немного позднее сенаторши — две Феодоры и Мароция — узурпировали власть папства с помощью сексуальных ловушек и династического брака, но их правление было скандальным и непродолжительным. Дуче Муссолини сожительствовал с женщиной, которая, кроме прически и удобно отсутствующего мужа, ничем себя не зарекомендовала. Маргинальность — вот истинное имя римлянки.
Согласно итальянской и латинской грамматике, города относятся к категории женского рода, но дело не только в правилах, а и в том, что в данном случае город носит женское имя. Описание богини Ромы, со специфическими атрибутами и официально признанным культом, появляется относительно поздно — в имперский период. В начале II столетия ее, кажется, избрали в качестве символа самой Римской империи и поклонялись ей, а не далеко не безупречным императорам. Император Адриан отдал Роме большой храм на Форуме, но даже он, женатый, но питавший склонность к вифинским мальчикам, вынужден был поставить туда и статую Венеры, чтобы придать зданию немного женственности.
Британец найдет в богине Роме странное сходство с изображением Британии на старой однопенсовой монете. У дворца сенаторов стоит красивая статуя, которая задумывалась как богиня Минерва, а под конец античного периода была превращена в Рому. В 1824 году Джованни Чеккарини изваял статую Ромы, которую можно увидеть в полукруглой нише фонтана на пьяцце дель Пополо, прямо под бельведером садов Пинчо. Вряд ли кто ее узнает: даже после отличной реставрации вы все равно подумаете, что скульптура изображает мускулистого подростка. Лучшим примером истинной Ромы является, возможно, барельеф на цоколе колонны Антонина Пия в музее Ватикана — сидящая воительница, со щитом и в шлеме, с обнаженной правой грудью, как у амазонки. Она смотрит на божественного императора Антонина и его жену Фаустину, возносящихся на небеса на крыльях гения в сопровождении орлов.
Август, Карл Великий, Кола ди Риенцо, Муссолини, множество пап — черты каждого из этих сильных людей можно прочесть в облике города. Их энергичные лица навсегда связаны с их политической волей и программой. А сохранившаяся с античных времен римская традиция снятия с мужчин посмертных масок отражает мужское тщеславие, так часто двигающее реальную политику. Данная глава посвящена человеку, чью способность к манипуляции традиционными формами с целью маскировки политической революции, возможно, кто-то и повторит, но не превзойдет. Человек этот — Гай Октавиан, наследник Юлия Цезаря. Как император он правил почти пятьдесят лет.
Октавиан родился в 63 году до новой эры. Он был сыном племянницы Юлия Цезаря. Цезарь усыновил его в 45 году, когда мальчику исполнилось семнадцать лет, и когда оставалось всего полгода до судьбоносных мартовских ид. После убийства приемного отца, благодаря развитым не по годам политическим способностям Октавиана, а также легальной позиции наследника Цезаря, ему была дарована часть власти. В следующие тринадцать лет, удалив всех соперников, он стал полновластным правителем. С Марком Антонием он покончил в битве при Акции. Как первый гражданин (принцепс), он взял курс на лавирование между диктаторством и политикой старого республиканского сената. В 27 году до новой эры благодарный сенат присвоил ему титул августа[12], переходивший с тех пор ко всем последующим императорам.
Памятник, до некоторой степени передающий гениальность Августа и совсем немного внешнего сходства, уникален для истории искусства и римской пропаганды. Он исчез, и более тысячи лет его никто не видел. Политическая воля дуче позволила его обнаружить в 1930-х годах во время археологических раскопок. Алтарь Мира Августа (Ara Pads Agustae) был погребен на глубине тридцати футов и найден случайно в 1588 году: тогда проходили раскопки под палаццо Фиано. Десять больших фрагментов распределили среди аристократических коллекций, главным образом, в семейства Медичи в Уффици. В середине XIX века в стенах палаццо образовались огромные трещины, и на свет явились следующие семнадцать фрагментов. В 1903 году во время очередной археологической кампании произошли новые открытия, однако реализацию проекта пришлось остановить из страха перед затоплением здания подземными водами.
Наконец в 1937 году, согласно обширному плану еще одного властного представителя мужской половины человечества — Муссолини, — территорию полностью обследовали. Диктатор не жалел ни денег, ни ресурсов. Под дворец подвели фундамент, а пропитанную водой почву заморозили. Раскопкам теперь ничто не мешало. Из-под земли достали разные фрагменты и соединили их в одну композицию (за исключением панели, хранящейся в Лувре).
Спасенный Алтарь должен был стать частью площади, спроектированной по излюбленному фашистами модернистскому проекту. Долгие годы Алтарь размещался в бетонном павильоне. В книге «Живой Рим» (1951) Кристофер Кининмонт рассказывает о нем с весьма примечательной язвительностью:
Невозможно догадаться, что скрывает в себе голая коробка под разваливающейся, кое-как сляпанной крышей линялого розового цвета. Я бы назвал ее позорным святилищем оптимизма Муссолини. Зданием пользуются как общественной уборной, да еще в нем ночуют бездомные — безымянные и почти неодушевленные тюфяки тряпья, чьи стершиеся личности вполне вписываются в это чуждое всему человеческому пространство.
Мавзолей Августа — археологический сосед Алтаря — не улучшил городскую среду. В книге «Прогулки по Риму» Г. В. Мортон дает ему трезвую оценку: «Мавзолей Августа стоит на берегу Тибра. Это одна из тех жалких развалин, которые упорно не хотят развалиться окончательно…
Теперь это руины, где хромые коты ищут защиты от мальчишек».
В античные времена все это, должно быть, выглядело совсем иначе: массивный круглый могильный курган (300 футов в диаметре), засаженный кипарисами и увенчанный статуей императора. Он служил местом погребения и для преемников Августа, вплоть до императора Нервы в 98 году. В имперский период это кладбище глубоко почитали. До того момента как Муссолини приступил к реставрационным работам, мавзолей успел побывать средневековой крепостью, ареной для боя быков, цирком, концертным залом и — что самое удивительное — кинотеатром. С 1950-х годов внешний вид его не улучшился, лишь добавил уныния в окружающую обстановку, а недавняя история нанесла Алтарю Мира завершающий удар.
Несколько лет назад крыша алтарного павильона перестала наконец разваливаться, но это обстоятельство не принесло большой пользы, поскольку павильон краше не стал. Памятник готовят к празднованию миллениума как одну из мировых жемчужин, нуждающихся в достойной оправе. Архитектором нового музея стал американец Ричард Майер. В 1999 году Алтарь снова исчез — под строительными лесами, и, пока я готовлю эту книгу для второго издания, памятник все еще пытается, так сказать, выйти наружу. Между городскими властями и возмущенными гражданами развернулась борьба. Рупором общественного мнения стал художественный критик Витторио Сгарби, сторонник политической партии «Форца, Италия!»[13] Суть спора в том, что здание, в котором будет находиться Алтарь, не должно быть столь безобразно современным и — главное — его автором не должен быть американец. Несмотря на все доводы, работа продолжилась, так что скоро мы увидим Алтарь Мира. Предыдущие годы были проклятием для памятника, о котором мне хочется сказать несколько слов.
Удивительно, но его красота не потускнела от безобразного окружения. Он стал еще красивее и значительно современнее. Памятник окружен высокой стеной, построенной из такого же высококачественного каррарского мрамора. К самому Алтарю подходит широкий лестничный марш. По ступеням могла пройти большая толпа, вместе с жертвенными животными. Белизна резного камня классических памятников, как и всегда, вводит в заблуждение: она скрывает то, что в античные времена мрамор окрашивали в яркие цвета. Алтарь «в рабочем состоянии», и, стало быть, все его поверхности — простые или украшенные — орошались жертвенной кровью.