Следуя примеру экранных див, в честь празднования второго тысячелетия Рим решил сделать подтяжку лица. Принимая во внимание то, что с 1300 года город официально празднует начало каждого столетия религиозным юбилеем (Il Guibileo), то сделать это было давно пора. Начало юбилеям положила идея папы Бонифация VIII (1294–1303): в соответствии с традицией юбилейного года, упомянутого в древнееврейских священных книгах, он установил еще и специальный праздник, отмечаемый каждые пятьдесят лет. Не стоит думать, что такое приятное и жизнеутверждающее решение было результатом счастливого характера: Бонифаций был, возможно, самым несносным по нраву средневековым папой. Его обвиняли в убийстве предшественника, Селестина V, после того как тот сложил полномочия. О Бонифации кратко поведал Н. Д. Келли в «Оксфордском словаре римских пап» (1986):
Человек, который… был чрезвычайно неприятен. Наряду с высокомерием и жестокостью он сочетал в себе взаимоисключающие черты. Неустанно заботился о семье и проявлял полное безразличие к другим людям. Его боялись и ненавидели, у него не было друзей.
Данте поместил Бонифация в самую жаркую часть ада, а умер папа от ран и шока, вызванного попыткой его похищения французами. Этот человек установил праздник не ради других людей. Юбилей был задуман ради привлечения денег. Обещание неограниченных привилегий любому пилигриму, пришедшему в Рим в 1300 году, вызвало десятикратный наплыв путешественников.
Те, кто планировал празднование миллениума и хотел взглянуть на подтянутое лицо Рима, жили сходными надеждами и ожиданиями. Интересно, что Бонифация обвиняли в поощрении культа личности, потому что он установил слишком много собственных скульптурных портретов. Он узурпировал некоторые императорские привилегии, пожелав стать не только папой, но и императором, и это роднит его с Августом, претендовавшим на папские полномочия.
Туристы, приезжавшие в Рим до последней генеральной уборки, отмечали, что город заброшен, дома и памятники неухожены. Доминирующие, но сдержанные цвета жженой умбры и старого золота быстро линяют, и никакие усилия частных владельцев и Академии изящных искусств не в состоянии скрыть обветшалости города. До последнего времени вы могли возвращаться в Рим и снова и снова видеть все тот же памятник в окружении лесов и пластиковых щитов, пребывающий в той или иной мере в царстве мертвых или переживающий период restauro[16]. Так происходит потому, что римлянам прежде всего важна внутренняя жизнь здания, а не его внешний вид. Следует заметить, что многие римские здания носят громкий титул «палаццо» — «дворец», хотя прохожие, смотрящие с тротуаров, чаще принимают их за трущобы.
Но времена меняются. Лаура Бьяджотти без тени насмешки дала название «Рома» духам для женщин и мужчин, которые стала продавать тем же иностранцам. Ушли запахи канализации, их сменили первоклассные ароматы. В согласии с этой тенденцией в 1998 году произошло назначение Джованны Меландри на пост министра культуры. Рекомендацию Джованне дал бывший коммунист, премьер-министр Массимо Д’Алема. Меландри пришла как преемник Вальтера Ветрони. Этот человек в одиночку устроил революцию в умирающей музейной системе. Тридцатишестилетняя Джованна привела в шок итальянских парламентариев, явившись в палаццо Монтечиторио на последнем месяце беременности. Она родилась в богатой итало-американской семье, вращалась в кругу модных актеров и звезд телеэкрана. Меландри пришлось бороться против нападок недоброжелателей, не приемлющих ее былых коммунистических взглядов. За защитой Джованна обратилась к рабочему району Рима, представителем которого являлась. Меландри обладает несомненной харизмой.
В последнее время мужчины-политики задумались о своей внешности. Это произошло после прихода к власти обаятельного Сильвио Берлускони. По пятам за ним следует Франческо Рутелли, sindaco verde[17], выбранный на два срока римский мэр, член партии «зеленых». Оппозиционные партии пытаются выдвинуть на пост премьер-министра убедительного кандидата, способного бросить вызов сладкому очарованию Берлускони и Рутелли — их главному козырю. У Рутелли внешность киногероя, которая совсем не вяжется с имиджем и названием партии — «il partito della Margherita». Партия, входящая в левоцентристскую коалицию «Олива», могла с равным успехом называться «Маргариткой» или «Пиццей». «Зеленые» выбрали улыбающийся цветок в качестве символа своей кампании, отказавшись от вульгарной возможности обратиться к желудку нации.
В предвыборную кампанию 2001 года Берлускони опасался, что его обойдут слева, и тогда стилисты приняли специфическое решение: использовать на постерах распыленные из пульверизатора черты лица Сильвио. Развивая успех, Берлускони внес инвестиции в будущие выборы 2004 года: сделал подтяжку лица и нарастил волосы. Возможно, картину изменит возвращение на национальную сцену Романо Проди, с его грубоватой, но доброй снисходительностью, и тогда в 2005 году Италия проголосует за солидность, а не за гламур[18].
Римское правительство тоже настроилось на гламур — государственный и местный. Элегантный каприз чиновников вылился в реставрацию главного фасада палаццо Фарнезе. Металлическая и пластиковая «кожа», прикрывшая благородное строгое лицо здания, стала сама по себе продуктом радикального архитектурного дизайна. Постмодернистские фитинги, экстравагантные, совсем не римские цвета и фиглярские надписи сделали виртуальное «отсутствие» здания источником развлечения. Будучи резиденцией французского посольства, дворец Фарнезе являет собой не просто здание, он устанавливает высокие стандарты для местных проектов. Статуи божественных близнецов — Кастора и Поллукса — скрыли за грязновато-коричневым, хотя и необходимым реставрационным забором, который несколько приукрасило мультяшное изображение близнецов. Забавный рисунок на щите призван скрасить горькую необходимость процедуры, хотя туристов он от разочарования не убережет.
Косметическая хирургия не всегда благо. Совсем рядом с центральным офисом Академии изящных искусств проходит виа Кавур. С нее по ступенькам можно подняться к церкви Сан-Пьетро-ин-Винколи, крошечной и незнаменитой. К этому барочному зданию реставраторы приложили тяжелую руку, и это сразу бросается в глаза. Возможно, церковь стала пробным образцом или же сотрудники Академии не смогли потерпеть соседства с неотреставрированным зданием. Как бы то ни было, сегодня церковный мрамор блестит белизной мертвой кости, напоминая о давней городской моде, когда женщины, и не только те из них, кто отличался низкой моралью, покрывали лицо свинцовыми белилами. Куртизанки Борджа и самые уважаемые республиканские матроны, возможно даже сама жена Цезаря, подозревались в этой самоубийственной практике.
Гораздо более удачной, на мой взгляд, и более подходящей к такой привычной общей обшарпанности города стала сравнительно недавняя (1980) реставрация единственной церкви в стиле рококо. Церковь Святой Марии Магдалины стоит к северу от Пантеона на площади с привлекательными ресторанами. Иезуит П. Чэндлери, автор книги «Прогулки пилигрима по Риму» (1903), не уделил ей особого внимания, сказав, что здание «грешит против стиля». Впрочем, Чэндлери отвергал все, что имело лишь светскую привлекательность. Тем не менее эта красивая церковь обладает пластичной, женственной грацией, прекрасно отражающей характер ее святой покровительницы. Штукатурка на фасаде окрашена в нежные традиционные тона римской улицы, и лет десять назад здание удачно вписалось в свое окружение. Так, по крайней мере, одна падшая женщина почувствовала себя здесь как дома.
Немного памятников в Риме приобрели такое значение, как бронзовый император Марк Аврелий на площади Кампидольо. Если бы скульптуры Алтаря Мира Августа не исчезли на долгие столетия, они бы дали ему фору, однако из-за безвестности, неполной сохранности, из-за мрамора не самого высокого качества они в чести только у знатоков. Античные бронзовые статуи редки, ведь стоимость бронзы в Средние века равнялась золоту, и потому этот уникальный пример конной статуи, созданной в последние годы правления императора (180 г. н. э.), вдвойне ценен. Скульптура, как считается, уцелела из-за ошибочной атрибуции. С середины VIII века статуя стояла у Латеранского собора Святого Иоанна, и все думали, что она изображает Константина, императора, признавшего христианство официальной религией. Скульптура стала самым репродуцируемым символом средневекового Рима и сохранила свое значение, когда в 1538 году ее перевезли к Капитолию. Там ее поставили в центр площади, спроектированной Микеланджело. В 1873 году Генри Джеймс писал: «Сомневаюсь, чтобы какая-либо другая статуя короля или вождя, стоящая в публичном месте, больше говорила бы сердцу».
Вы можете увидеть оригинал в музее Капитолия, вычищенный и позолоченный после реставрации восьмидесятых годов, и его внушительную копию, стоящую на постаменте на площади. Порфировая статуя Ромы, о которой было сказано в начале этой главы, смотрит на лошадиный хвост. Городу приходилось угождать правителям, и кто знает, что чувствовало при этом его сердце. К счастью, Рим, как и его женщины, прекрасен, что бы мужчины и их кони не творили на его улицах.
Глава третьяПоздняя Империя. Пантеон
Ты пред собою зришь великий Рим,
Самодержавно правящий Землей,
Доселе мощный множеством побед…
Он славен позолотою зубцов,
Обильем шпилей, башен и террас,
А рядом с ним не храмы, но дома
Патрициев и тако учинен
Воздушный микроскоп, что разглядишь
Внутри жилищ — златых работу рук[19].