Черепаха и заяц
Д. Пучков: Итак, четвертая серия.
К. Жуков: Да, серия забористая. По уровню всяких несуразиц бьет рекорды.
Д. Пучков: Чемпион!
К. Жуков: Ну, не чемпион, но уверенно в тройке идет!
К. Жуков: Серия начинается с того, что Атия сидит за столом и капризничает.
Д. Пучков: Кривляется.
К. Жуков: Говорит: «Что-то скучно, хочу музыки. У нас где музыкант?» – «Умер в прошлый луперкалий». Аудиосистемы нет, получается. «А что у нас есть?» – «А вроде эта рабыня, Алфея, поет». – «Поет? Давайте ее сюда».
Тут сразу нужно пояснить, что римляне, по крайней мере в обыденной жизни, не пользовались календарем так, как мы привыкли: они все отмеряли по праздникам. Вот если аудиосистема окончательно вышла из строя в луперкалии, значит, это произошло примерно 13–15 февраля. Кстати, с хронологией фильма более-менее соотносится. Луперкалий, как мы помним, это ежегодный фестиваль (от слова «лупа», то есть «волк» – так римляне чествовали свою хтоническую основательницу-волчицу).
Д. Пучков: Волчарня.
К. Жуков: Да. Специальные жрецы забивали козлов, приносили их в жертву, снимали с них шкуры, резали на ремни, после чего римская молодежь хватала эти ремни, бежала на улицы и стегала всех встречных, ну и друг друга, конечно. И опять же, всякие совокупления, излишества нехорошие…
Д. Пучков: Под шумок.
К. Жуков: Да. Употребление алкоголя. Три дня мероприятие продолжалось. Так происходило до 496 года, когда папа римский запретил это безобразие… И вместо него назначил День святого Валентина. Поэтому когда вы бухаете в ирландском пабе в этот день или ведете свою девушку куда-нибудь, то помните: можно ее никуда не вести, а просто отстегать дома куском козлятины…
Д. Пучков: И отодрать во всех смыслах.
К. Жуков: Точно. Потому что считалось, что удар в луперкалий принесет легкие роды. То есть нужно отстегать и отодрать – и все будет хорошо.
В общем, приходит рабыня Алфея, и Атия требует, чтобы она спела, если я не ошибаюсь, «Корону» Сапфо.
Д. Пучков: Да.
К. Жуков: Я не знаю, что такое «Корона» Сапфо…
Д. Пучков: И я.
К. Жуков: А Сапфо знаю.
Д. Пучков: Поэтесса-лесбиянка с острова Лесбос.
К. Жуков: Да. Родилась около 630 года до н. э. на острове Лесбос.
Д. Пучков: Много насочиняла? До нас что-то дошло?
К. Жуков: До нас дошли только отрывки. О ней много писали современники. Была страшно популярна! Как говорят, большинство песен были посвящены гомосексуализму.
Рабыня начинает подвывать какую-то заунывную песню, но тут выясняется, что она успела скушать…
Д. Пучков: Она вроде макнула, пальцы облизала.
К. Жуков: Да, на кухне попробовала отравленную еду, а Атия, заслушавшись, не успела приступить к принятию пищи.
Д. Пучков: Доза яда хорошая была.
К. Жуков: Да, если там таких размеров чан, а чан показан неслабый – литров на пятнадцать, не меньше.
Д. Пучков: Пайка у Атии серьезная была.
К. Жуков: Мало ли захочется добавки! Рабыня всего лишь палец облизала – и ее так заштырило, значит, там на роту солдат, наверное, яда подсыпали.
Д. Пучков: Минимум.
К. Жуков: Наверное, какая-нибудь вытяжка из дохлой крысы. Быстрой смерти не будет, но откачать в те времена, скорее всего, не получилось бы.
Д. Пучков: Муки примешь – мое почтение!
К. Жуков: Яд был проверенный и общедоступный. Мышьяком вернее, но есть серьезнейший шанс, что не сразу эффект будет. Возможно, придется месяц постоянно выдавать дозу.
Д. Пучков: Подсыпать, да?
К. Жуков: Если человек крепкий, может, и дольше. Если вовремя заметит недомогание и прекратит пожирать мышьяк, так еще и очухаться может.
Д. Пучков: Гад!
Д. Пучков: Алфея заворачивает ласты, а служанка Атии кричит: «Яд, наверняка яд!» И Атия сразу все поняла. Выбор-то небольшой, кто подобное мог сделать.
К. Жуков: А учитывая ее горячую любовь и сложные запутанные отношения с Сервилией, долго думать не надо.
Д. Пучков: У Атии оперативная смекалка развита, как ни у кого в этом сериале.
К. Жуков: Да какая там, к чертовой матери, оперативная смекалка, когда кроме Сервилии больше некому?
К. Жуков: А Тит Пулло скачет в поисках Ворена…
Нужно было включить фоном Smoke on the water, потому что (так сказать, по общему эстетическому впечатлению от мизансцены) напомнило, как Пендальф ехал на стрелку с Сарумяном.
Д. Пучков: Хороший фильм.
К. Жуков: Отличный! Я до сих пор иногда пересматриваю, очень нравится. Октавия приходит домой со своей извращенной подружкой Иокастой.
Д. Пучков: Которая ей докладывает, что ее отодрал один из носильщиков отца: «Было непристойно весело, у него пенис, как у коня!» – «Тихо, мать разбудим». – «Что ты ее так боишься? По мне, она вполне безобидная». – «Это ты ее не знаешь».
К. Жуков: В это время из подвала в унисон со словами Иокасты доносятся звуки: «Аааа! Оооо!» – это как раз мама.
Д. Пучков: Мама не подкачала. «Матушка!» – «Октавия!» – «Боги…» – «Как там ее зовут?» – «Иокаста». – «Она на тебя дурно влияет».
К. Жуков: Там с человека шкуру спускают коровьим бичом, а мама постоянно заботится о дочке, молодец!
Д. Пучков: «Что ты делаешь? Кто это?» – «Один из слуг пытался меня отравить». – «Что ты с ними такое делаешь, что они хотят тебя убить?» – «Да ничего, это все Сервилия, думает, раз Антоний уехал, она может делать что хочет». – «Если знаешь, что это она, зачем пытаешь его (мальчонку. – Д. П.)?» Мама объясняет дочке-дуре: «Без пытки признание незаконно» – вот открытие, а?! «Теперь придется отвести Сервилию в суд». – «Нет, я ее убью, а если меня будут судить, скажу, что защищалась. Думаю наперед, понимаешь». – «Это неправильно во многих отношениях, даже не знаю, с чего начать». – «А что мне делать? Кто нас защитит, если не я?» «Я… мне… – кричит Иокаста. – Если вы не возражаете…» – «Не уходи, ты мне нужна как независимый свидетель».
К. Жуков: Это высший класс!
Д. Пучков: Ей там совсем дурно. «Уведи ее. Тимон, будем возиться до утра?» Тимон, молодец, наяривает. «Опять потерял сознание? Приведи его в чувство».
К. Жуков: Он там не один, а с ассистентами.
Д. Пучков: Атия ловко подкатывает: «Назови имя, мальчик, назови имя, и я оставлю тебя в живых. Ты же хочешь жить? Скажи – и будешь жить». – «Сервилия…» – «Видишь, не так уж и трудно». И обращаясь к Тимону: «Убьешь – избавься от тела незаметно». Ну, тут двояко, так сказать: сказал – и тебя быстро убьют, пытать не будут. Надо сразу признаться – это самое правильное. Это вроде как даже не пытка, когда выбор стоит: либо убьем быстро, либо будешь мучиться.
К. Жуков: Ну, я думаю, учитывая, как ему перепало (там весь подвал был кровью залит), он не очень соображал, что говорит.
Д. Пучков: Непонятно, чего молчал, раз это за деньги.
К. Жуков: Тут, мне кажется, в первую очередь Атия душу отводила, поэтому его так отмудохали…
Д. Пучков: Я о том, что запираются только люди идейные, а за деньги – какой смысл? Ну да, подослала тварь – что такого-то? Ее и бейте.
К. Жуков: Ну, Атия же периодически всех била, потому что настроение плохое. А тут уже не просто плохое настроение, а вообще день начался абсолютно дерьмово: чуть не накормили отравой, до этого чуть не дали морских ежей, аудиосистема накрылась… Осталась без кухарки – ну это же финиш!
Д. Пучков: Тимон молодец!
К. Жуков: Я думаю, что мальчонку все равно бы мучили, в любом случае Атия та еще тварюга. Да, а хаус-ниггер Атии Кастор ползает на коленях, пытается вымолить прощение…
Д. Пучков: «Прости меня, я не знал, что мальчишка подкуплен. Я покончу с собой, если угодно, но знай – я тебя не предавал». Так только – в гудок шарахнул пацана.
К. Жуков: И не раз.
Д. Пучков: Атия: «Блин, платье испачкалось кровью». – «Меня сбили с толку, я ужасно подвел тебя – накажи меня, как сочтешь нужным». – «Для твоей же пользы тебя надо кастрировать». – «Как пожелаешь, госпожа». – «Я бы кастрировала, но евнухи нынче не в моде. Давай просто обо всем забудем». – «Благодарю, госпожа!»
К. Жуков: «Когда захочешь мальчика, просто купи на рынке».
Д. Пучков: Да, «купи на рынке, любой дурак знает – нельзя брать с улицы». Это, видимо, отработанная методика оперативного внедрения – мальчика-жопошника подослать.
К. Жуков: А вдруг он заразный какой-нибудь?
Д. Пучков: «Благодарю, госпожа!» – «Принеси-ка мне хлеба с сыром – помираю от голода». Молодец – только что из подвала, вся кровью обляпанная.
К. Жуков: Ну, она человек импульсивный, выпустила гнев, теперь все в порядке, даже не стала наказывать своего хаус-ниггера, хотя в другое время, когда он вообще ни при чем был, его били плеткой.
Д. Пучков: Да-да. И вот уже мальца волокут по улице, а он к Тимону пристает: «Как тебя зовут, друг?» – «Я тебе не друг». – «Человек имеет право знать имя своего убийцы». – «Тимон». – «Ты ведь еврей? Это не еврейское имя».
К. Жуков: «Это мое деловое имя».
Д. Пучков: «…мое деловое». Тимон – молодец, деловой, блин! «Послушай, Тимон…» – «Не утруждайся». – «Сервилия так же богата, как твоя госпожа, пощади меня – она хорошо заплатит». – «Сомневаюсь, какой ей теперь с тебя толк?» – «Она меня обожает, практически любит!» – «Думаю, она это переживет. Пришли». – «Прошу, у меня тоже есть деньги, заплачу – сколько хочешь. Не убивай, умоляю, мне всего шестнадцать». – «Всего хорошего».
К. Жуков: И тут же его в клоаку.
Д. Пучков: Да, и в канализацию его спускают, о чем товарищ спрашивает: «На сегодня закончили, а то меня женщина ждет?» – «Да, закончили». – «Ну, до встречи». Пять баллов!
К. Жуков: Но Тимон начинает тяготиться такой ролью, потому что он-то, между прочим, у Атии как раз из идейных соображений, а не только из-за денег: он хочет ее периодически чпокать, а она его игнорирует уже с первого сезона. Но платит, судя по тому, что он продолжает на нее корячиться.
Д. Пучков: Ну, он решает различные вопросы.
К. Жуков: Но у него есть некая идейная составляющая, а поскольку ему эту идейную составляющую не дают, он домой приходит каждый раз крайне раздраженный. А еще брат, как мы помним, к нему приехал из Израиля.
Д. Пучков: Сионист, блин!
К. Жуков: Да, сионист-террорист.
Д. Пучков: Братишка!
К. Жуков: У брательника харя на редкость гнусная. И он же соблазняет Тимона заняться терроризмом вместе. Безостановочно ему в уши капает.
Д. Пучков: А чего он хочет-то?
К. Жуков: Так это же сикарии, они хотят…
Д. Пучков: Всех убить?
К. Жуков: Да. Они хотят независимого еврейского царства в первую очередь.
Д. Пучков: Про сикариев я читал только у Иосифа Флавия. Они были задолго до штурма Иерусалима?
К. Жуков: Естественно, они так не назывались…
Д. Пучков: А кто они – зелоты какие-нибудь, нет?
К. Жуков: Да, зелоты, а я их так называю для краткости. К тому времени Израиль был уже некоторым образом ассоциированной с Римом республикой, точнее, с царством – и с независимостью у него начинались проблемы. Вроде Рим их еще не захватил, однако кругом римляне, которые нагибали их, как хотели. Это не всем нравилось, так как царь может быть только свой, иудейский, а тут мерзкие язычники-многобожники, с ними вообще никаких дел иметь нельзя. Ну, собрались торговать, так торгуйте – это же гешефт, но домой-то их пускать зачем? Это большой грех. Иудаизм в то время был разделен на множество сект. Папы римского, который пользовался бы абсолютным авторитетом у всех и указывал, как надо поступать, не было. Да, они к первосвященникам приходили в храм, потому что храм у евреев может быть только один. Но все друг друга не любили, и у них имелись серьезнейшие идеологические расхождения. Были и радикальные крылья…
Д. Пучков: Ультрасы и хулсы.
К. Жуков: Да. Религия – это, кроме прочего, еще и политическое заявление, которое служит для распознавания «свой – чужой». И этот вот чувак сотоварищи хочет завалить царя Ирода, потому что Ирод водит шашни с римлянами! Вот так вот.
Д. Пучков: А «Ирод» – это у них наследственное название какое-то, да?
К. Жуков: Да. Ну и кроме того, брательник Тимона постоянно троллит первосвященников и их подручных. В общем, ведет себя как троцкист.
Д. Пучков: Безобразно.
К. Жуков: И подговаривает Тимона. Тут все тонко сделано, по-умному. Сначала он учил детей Тимона Тору наизусть читать распевно. Если бы он пришел и сказал: «Давай замочим Ирода!» – Тимон бы ответил: «Я не хочу», и пришлось бы четыре серии его уламывать. Не будешь же ты человеку, даже брату, сразу говорить: «Давай бомбу взорвем» – это глупо. Нет, его нужно постепенно подготовить, воспользовавшись моментом, чтобы Тимон подумал, что сам захотел это сделать. Чем, собственно, брат и занят.
Д. Пучков: «Что случилось?» – кричит жена. «Ничего. Дела», – отвечает окровавленный Тимон. «Дела? А можно смыть свои дела, прежде чем возвращаться домой?» «Зачем? Я этого не стыжусь», – сообщает Тимон. «Дети, идите поиграйте на улице, сейчас с папой будет разговор». – «Сидеть на месте!» – «Брат?» – «Я их отец, а не ты. И не указывай моим детям, что делать». – «Все нормально, дети, папа просто устал». Папа в крови. «Посмотри на себя – во что ты превратился, ты животное!» – «О, мой праведный брат! А он (жене вопрос) рассказал тебе о своей праведной жизни в Иудее? Рассказал, брат?» – «Я изменился». – «Воровал, играл на деньги, бегал за шлюхами». – «Прекрати!» – «Это правда». – «Теперь правду начнешь говорить? Это интересно. Нет? Ну, так я и думала» – жена, естественно, встревает. Брат сбоку: «Она достойна лучшего». – «Ей не повезло – у нее есть только я». – «А римская ведьма нормально за такие дела платит?» – «У меня есть все, что надо». – «Да она должна задаривать тебя драгоценностями и золотом. Какой богатый у меня брат! Скажи, где ты прячешь несметные богатства?» Разводит на то, что мало платят, за копейки людей режет. «Мы оба зарабатываем как можем». – «Богатств всего Рима не хватит, чтобы купить то, что дал мне Хашем» – брат переходит к религиозной составляющей. «Опять этот Хашем! Пусть Хашем заработает мне на жизнь. На деньги, которые платит мне эта ведьма, я купил этот дом, стол и платье, которое носит моя жена!» Но тут вопрос брата: «И ты этим гордишься?» Развод отличный! «Как любой свободный римлянин». – «Ты живешь этим зловонным Римом, но ты не римлянин, ходишь по их засранным улицам…» У самого, наверное, улицы чистые? «…говоришь на их паршивом языке, но ты не римлянин, ты еврей. Может, ты это забыл, но они не забудут» Тут он прав: инородцу всегда тяжело. «Так много говоришь, так мало знаешь!» – «Посмотри на меня: ты настолько ненавидишь свое имя, что так его позоришь? Подумай о семье, посмотри на меня…» – «Давай, попробуй ударь меня, ударь. Ну что?»
К. Жуков: Он достал вот такой тесак!
Д. Пучков: Приблуду, блин! «Теперь не так просто меня побить? Я больше не твой младший брат». Ну и тут ребенок в дверях глядит на папу, который дядю готов зарезать.
К. Жуков: Вот у них правильные гаджеты, айфоном так не сделаешь.
Д. Пучков: Ну как мужчина может без ножа ходить?
К. Жуков: Да, у этого ножи повсюду. Единственное, зачем его так нарядили? Как будто из какого-то садо-мазосалона шмотки. Конеторговец – это же уважаемая профессия. Ну ладно – он не римлянин, но он деньги зарабатывает и должен быть прилично одет.
Д. Пучков: Статусно.
К. Жуков: Если бы в Риме его увидели в таком прикиде, сначала на него косо посмотрели бы, потом, я думаю, догнали бы и избили, потому что в таком виде человек ходить не может. Он должен быть одет в тунику прежде всего, в сандалики, может быть, с какими-нибудь портянками или носками.
Д. Пучков: Я бы сказал так – есть рабочая одежда и есть то, в чем ты перед людьми ходишь. В рабочей одежде кого-то пытать, потом там же душ принять из таза какого-нибудь или из кадки. Тем более они же все верующие – кровь обязательно смыть надо. Скинул рабочую робу палаческую, пытательную, обмылся, переоделся и пошел.
К. Жуков: Пытательная роба – это фартук. А во что его в сериале наряжают – это же ой!
Д. Пучков: Видимо, поменялся человек, который отвечал за одежду.
К. Жуков: Так там и в первом-то сезоне был страх божий, а во втором вообще…
Д. Пучков: Поперло.
Д. Пучков: И тут выпрыгивает человек-газета: «На севере великая армия под командованием консулов Гирция и Пансы с помощью Цезаря Октавиана скоро вступит в бой с силами предателя Марка Антония. Всех граждан призывают совершить жертвоприношение ради успеха наших доблестных легионеров. Да здравствует республика!»
К. Жуков: Вот очень хорошо, что у тебя в переводе Гирций и Панса названы тем, кем они и были, а именно консулами, потому что во всех остальных переводах они генералы.
Д. Пучков: Это бред.
К. Жуков: Вот генералы они, и все.
Д. Пучков: Они же и в оригинале генералы.
К. Жуков: Я не понимаю почему…
Д. Пучков: В смысле по-английски они генералы.
К. Жуков: Да я смотрел на английском, но я думаю, что имелись в виду консулы, хотя…
Д. Пучков: И в фильме «Гладиатор»…
К. Жуков: …тоже почему-то general.
Д. Пучков: Генерал Максимус.
К. Жуков: Хотя можно же по-английски слово «консул» сказать – какие проблемы? Наверное, у них народ не очень понимает, что такое «консул». Они думают, что это что-то типа посла… Поэтому заменили.
Д. Пучков: Консульство держит, да?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Странно.
К. Жуков: Я думаю, что народ-то там в основном не сильно образованный это смотрит.
Д. Пучков: Какая разница? Ваша задача как раз их образовывать. Публикуйте дополнительные материалы, объясняйте сущность должностей и названий.
К. Жуков: Хотя, с другой стороны, Марк Антоний постоянно требует, чтобы его каким-нибудь консулом сделали – наверное, все-таки все понимают, что это не совсем посол? Короче говоря, речь идет о Мутинской войне, а значит у нас постепенно наступает 43 год.
Д. Пучков: И вот уже Мутина, Цизальпинская Галлия.
К. Жуков: Да. Пулло идет по полю боя, а вокруг ездят почему-то пехотинцы на конях, и у всех седла со стременами – это натурально какой-то Армагеддон. Ну хотя бы стремена-то спрятали! И почему конница одета в пехотные доспехи? Что за чушь!
Мутинская война – это знаковое событие, потому что это последняя гражданская война республики. После республика…
Д. Пучков: Республика закончилась, да?
К. Жуков: Ну, де-юре она, конечно, оставалась, фактически ее вторично расписали на троих. Напомню, какая там была предварительная замутка: умеренные республиканцы в сенате старались сблизиться с Марком Антонием, потому что наличие Марка Антония вне Рима да еще и с армией – это большая угроза: вдруг он захватит Рим – и будет как при Сулле? Этого никому не хотелось.
Антоний добился проконсульства в Македонии, Долабеллу отправили в Сирию, Брут и Кассий осели в Азии. Сам Антоний принялся назначать сенаторов. Кстати говоря, по этому поводу Цицерон интересно острил: «Мы были не в состоянии стать его рабами, но сделались рабами его записной книжки» (потому что Антоний захватил весь архив Цезаря и знал все буквально про всех).
Уже в это время на 43 год консулами были выбраны Авл Гирций и Гай Вибий Панса. Они готовились занять свои консульские кресла, а Долабелла в Сирии разбил войска наместника Гая Требония, потому что, когда назначили туда нового наместника, то есть проконсула, действующий проконсул Требоний отказался его пускать, поэтому пришлось вышибать его военной силой.
Антоний пошел в Цизальпинскую Галлию забирать, так сказать, свое. А как мы помним, там сидел Децим Брут, родственник Марка Юния Брута. Марк Антоний решил его выбить оттуда к чертовой матери, собрал войска. В это же время войска собрал и Октавиан, о чем, кстати, в фильме сказано, и это правда. Октавиан воспользовался моментом, потому что Антоний поступил гнусно: идти войной внутри республики нельзя, санкции сената на это он не получал. И добро бы он, как Божественный Юлий, пошел бить каких-нибудь галлов – так он же на своих пошел! Это не годится, но не годится юридически, а фактически-то что получилось: по Италии и ближайшим к ней территориям шляются Марк Эмилий Лепид с войсками, Марк Антоний с войсками, Децим Брут с войсками. Сенат набирает 18 легионов, чтобы тоже как-то поучаствовать в движухе, и тут же Гай Юлий Цезарь Октавиан – тоже с войсками. И к кому прислониться приличному человеку – непонятно. Солдаты легионами перебегали от одного командующего к другому. Простым военным не позавидуешь, потому что сейчас ты примкнешь к какому-нибудь Лепиду, который показался тебе правильным мужиком, а потом его разобьют…
Д. Пучков: И чего?
К. Жуков: Ты-то что будешь делать? Ты же тоже вроде как предатель… Это хорошо, если окажется победитель такой же, как Гай Юлий Цезарь, который всех простит. А если нет? Я уж молчу о том, что можно просто завернуть ласты в походе или во время сражения очередного.
Д. Пучков: Притом что все взрослые люди и вроде понимают, что угадать итог невозможно.
К. Жуков: Учитывая, какое количество центров силы сложилось, не понимали, что делать, даже умные люди типа Цицерона, а уж Цицерон-то – это…
Д. Пучков: Голова!
К. Жуков: Верифицированная голова. В частности, Лепид, один из заговорщиков против Гая Юлия Цезаря, вроде как выступал заодно с Антонием, а Антоний, как мы помним, был настигнут войсками (одним легионом во главе с Марком Вибием Пансой) в ущелье, которое называлось Галльский форум. Антоний устроил там засаду и этот легион расколошматил. Но несмотря на то что легион Пансы разбили, подошедшие войска разбили уже Марка Антония, он вынужден был отойти к Мутине, к современной Модене…
Д. Пучков: И замутили Мутину.
К. Жуков: Да, там Марк Антоний был разбит. Что самое главное – солдаты категорически не хотели воевать друг с другом.
Д. Пучков: Ну, при таких непонятных раскладах вообще неясно, что делать. Какая тут война!
К. Жуков: А когда уже дело доходило непосредственно до боевых действий – куда деваться, за свою жизнь будешь воевать. Поэтому резались они, видимо, страшно, тем более что это все римские легионы с одинаковым вооружением. Ну, может, кто-то хуже, кто-то лучше обучен. А что будет, если столкнутся два одинаковых легиона? Вот я вам со всей академической добросовестностью отвечу: я не знаю, и, скорее всего, об этом никто не расскажет. Ну, они засыпали друг друга пилумами, стреляли из пращей, возможно, ходили врукопашную с мечами, но как это выглядело, бог его знает. Другое дело, что мотивация у солдат была крайне низкая… Казалось бы, у сената 18 легионов – это же страшная сила, с ними можно завоевать…
Д. Пучков: Вообще все.
К. Жуков: Да. Но эти легионы не подчинялись не только сенату, но и зачастую своим легатам. Приходит приказ, а они в ответ: кто у вас главный, вы разобрались?
Д. Пучков: Вы чьих будете?
К. Жуков: Когда разберетесь, тогда и поговорим. Да, а Гай Юлий Цезарь Октавиан выступил там настоящим орлом: не отсиживался в тылу, а сражался в строю легиона лично…
Д. Пучков: А вот так!
К. Жуков: Потому что, повторюсь, Рим – это крайне развитая общинная структура, где все всё знают обо всех. Если молодой патриций, претендующий на высокие должности в республике, сам не командовал войсками, в отличие от Гая Юлия Цезаря, у которого был огромный опыт к началу Галльской войны, он же никто как военный, просто никто. У него, может, какие-то теоретические знания имеются, а практических-то нет. Поэтому Октавиан сделал то, что должен был сделать: встал с парнями и пошел воевать, завоевал себе авторитет.
Д. Пучков: Ну, это правильно.
К. Жуков: Все это видели.
Д. Пучков: Это, я считаю, абсолютно здраво.
К. Жуков: Когда кого-нибудь спросят: «А что, с вами-то под Мутиной был ваш новый Цезарь?» – «Да, ты знаешь, был, он стоял от меня в двух шагах».
К. Жуков: Короче говоря, Марк Антоний отступил и пошел на соединение с Лепидом, а Лепид вдруг решил, что не хочет соединяться с Марком Антонием.
Д. Пучков: Караул!
К. Жуков: Вот не хочет и все.
Д. Пучков: Раздумал.
К. Жуков: Он-то раздумал, а солдаты его мнение не разделяли – они взяли Марка Лепида в плен и пошли к Антонию на соединение. Марк Антоний Лепиду не то что ничего не сделал, а наоборот – сохранил за ним должность командующего.
Д. Пучков: Такой подгон пацанский!
К. Жуков: После того как Марка Антония побили при Галльском форуме, а потом под Мутиной, его армия уменьшилась, но все равно осталась серьезнейшей силой, тем более что он, во-первых, активно пополнял легионы – открывал эргастулы с рабами, отпускал их на волю и забирал себе в армию. Понятно, что ценность такого материала низкая, но для массы пойдет. Во-вторых, к нему успели прийти подкрепления.
И тут, конечно, Октавиан молодец: он потребовал себе консульство, раз и Гирций, и Панса погибли. Гирций погиб, собственно, под Мутиной, потому что поступил не как нормальный командир – он ворвался с саблей прямо в лагерь Марка Антония, где его и замочили. Так командир вести себя не должен. Он армией командует – ну куда с саблей лезть! Ты должен из подзорной трубы смотреть за тем, что происходит.
Д. Пучков: Увлекся сильно.
К. Жуков: Видимо, увлеченный был человек. Сразу поползли слухи, что Октавиан приказал влить яду в раны Гирция и Пансы, чтобы они загнулись…
Д. Пучков: Ну, так любой нормальный человек бы сделал, совершенно очевидно.
К. Жуков: Да. Октавиан потребовал дать себе консульство, а так как у него было до восьми легионов, сенат подумал-подумал и согласился. Но тут выяснилось, что сенату подогнали еще два легиона, и сенат передумал. Дион Кассий описывает очень показательный момент, это, скорее всего, легенда, но тем не менее: в июле 43 года (когда сенат передумал) некий центурион Корнелий достал меч до половины, показал посланцам сената и сказал: «Если вы не дадите ему консульство, то вот он даст».
А что сделал Октавиан? Он, как его приемный папа, привел войска в Рим: ну, у вас там 18 легионов, а у меня восемь, но они у меня есть, а у вас они вроде бы как фактически отсутствуют.
Д. Пучков: Вот вы – вот я.
К. Жуков: Давайте решать вопрос. Когда так повернулось дело, консульство пришлось ему дать.
Д. Пучков: Отлично.
К. Жуков: Причем заметьте – это еще не конец Мутинской войны, а фактически середина. В фильме битва при Мутине раз – и всё. Ни хрена подобного! Там такое началось! В Риме все сразу обгадились, потому что подумали, что сейчас Октавиан будет сводить счеты со всеми, кто ему не нравится.
Д. Пучков: Тут вообще началось – не опишешь в словах…
К. Жуков: Но Октавиан оказался, как и его приемный папа, умный – ни с кем не стал сводить счеты, заставил выбрать себе второго консула – Квинта Педия. Квинт Педий (я думаю, скорее всего, это инициировал Октавиан, но закон называется «законом Педия») продвинул в сенате закон о признании вины всех заговорщиков против Цезаря. В нем указали кого попало. Заговорщиков лишили воды и огня, то есть объявили врагами народа.
Д. Пучков: Любителям 1937 года на заметку. А как по-латыни «враг народа»?
К. Жуков: Затрудняюсь сейчас сказать.
Д. Пучков: Потому что когда американский фильм называют Public Enemy, а переводят как «враг государства» – какого государства?
К. Жуков: Нет-нет, это «враг народа». Виноватыми назначили Децима Брута и Секста Помпея, который был вообще ни при чем.
Д. Пучков: Не при делах.
К. Жуков: А вот негодяев Лепида, Марка Юния Брута, Гая Кассия Лонгина почему-то не включили в список.
Д. Пучков: И прочую сволочь…
К. Жуков: Назначили стрелочников. У Децима Брута-то все вроде как было в порядке, потому что он, между прочим, выступал против изменника Марка Антония (после того как он соединился с Марком Эмилием Лепидом, их обоих назначили врагами государства). Децим Брут был приличный человек, и вдруг выяснилось, что он тоже враг народа. В итоге с ним осталось 300 человек войска, остальные убежали. Он поехал в Галлию к знакомым галлам, которым делал в свое время пацанский подгон, те его поймали и написали Марку Антонию: «А у нас тут Децим Брут!» Марк Антоний сказал: «Это очень хорошо. Отрубите ему голову и пришлите мне». Так галлы и поступили.
Д. Пучков: Круто!
К. Жуков: Вот так Децим Брут закончил свою политическую карьеру. К сожалению, в фильме этого не показали, а было бы интересно. Но тогда бы двумя сезонами дело не ограничилось. Таким образом, Децим Брут выбыл из игры, а у Антония собрались серьезные силы. И тогда Октавиан решил с Марком Антонием помириться. Собственно говоря, все его политические маневры после Мутинского сражения были направлены на то, чтобы сократить количество центров силы до двух. Тогда, по крайней мере, будет с кем договариваться. Он вывел из игры одного, другого. Оставался Марк Антоний, но он был слишком мощный, его так было не завалить.
Д. Пучков: А тем временем на поле битвы Пулло бродит среди трупов…
К. Жуков: Встречает Октавиана.
Д. Пучков: «Тит Пулло, только не говори, что ты обираешь трупы». – «Ты кто?» – «Не узнаешь, Пулло?» – «Это ты, юный господин?» – «Мы старые друзья». – «Октавиан?» – «Теперь меня зовут Цезарем». – «Возмужал! Всегда знал, что в тебе это есть. Значит, ты победил?» – «Похоже, да». – «Но как – без обид?» – «Моя заслуга мала, легионы под предводительством Гирция и Пансы сражались героически, а остальным я обязан Агриппе». Агриппу как-то не раскрыли – какой-то мордатый лох, вокруг Октавии прыгает, и понять, что он мегаполководец, зрителю не удалось.
К. Жуков: Марк Випсаний Агриппа здесь просто какой-то Молчаливый Боб из фильма «Джей и Молчаливый Боб».
Д. Пучков: Боб-молчун.
К. Жуков: Да. В словах Октавиана ошибка, потому что Гай Вибий Панса в это время мучительно помирал от раны и в сражении участия по понятным причинам не принимал.
Д. Пучков: «Ну, как бы то ни было, поздравляю». – «И что привело тебя сюда, Пуллон? Судя по всему, ты не принимал участия в бою?» – «Ворен покинул Рим с Антонием – надеялся отыскать его до начала сражения, приехал сообщить, что его дети живы. А теперь надо узнать, жив ли он сам». – «Значит, надо его найти. Мои трибуны лично поищут среди раненых». – «Спасибо, я не ожидал». – «Ерунда. Если не найдешь его здесь, прочеши Цизальпинские холмы – Антоний и его люди притаились там. Гонец! – И дает ему маляву. – Поезжай на север…»
К. Жуков: «Опасное письмо», как сказали бы в XVI веке.
Д. Пучков: Да. «Если остановят, покажи печать Цезаря». Взяв с земли…
К. Жуков: Навоза…
Д. Пучков: …ладонь ляпнул на свиток, поставил печать. Она же через 100 метров отвалится!
К. Жуков: Тем более что у его человечка-то отличная походная, как это сказать…
Д. Пучков: Канцелярия.
К. Жуков: Конторочка переносная – там что, воска не было?
Д. Пучков: Странно.
К. Жуков: Он же постоянно пишет какие-то письма, отправляет корреспонденцию – и какашками ее запечатывает? Ни земля, ни навоз не удержались бы. Воск же специально придумали. Если бы какахи держались вместо воска, воск был бы никому не нужен – какахи всегда под рукой.
Д. Пучков: «Тут же немедленно тебе понадобится свежая провизия и быстрый конь – люди Агриппы об этом позаботятся». – «Благодарю, господин!» И помчался.
К. Жуков: Опять включаем Smoke on the Water. Марк Антоний общается с личным составом и с Поской в Цизальпинских холмах.
Д. Пучков: Не-не-не, там эти: «О, герои-завоеватели вернулись!»
К. Жуков: А в шатре общаются Гай Цильний Меценат, Марк Випсаний Агриппа и понтовый, довольный собой победитель.
Д. Пучков: Меценат – это реальный человек.
К. Жуков: Собственно, меценатами теперь называют спонсоров разных наук, искусств и культур, потому что Гай Цильний Меценат помогал толковым поэтам, скульпторам, художникам…
Д. Пучков: Чтобы они писали правильное.
К. Жуков: Он сам хорошо умел писать и подсказывал им, ненавязчиво направлял – что конкретно ты сейчас будешь писать.
Д. Пучков: Как мы знаем, интеллигенция всегда обслуживает правящий режим. Вот тот режим она и обслуживала на деньги Мецената. Хороший был человек!
К. Жуков: Почитайте его – он был толковым. Судя по всему, как правильно показали в сериале, он не был рубакой и с саблей не больно скакал.
Д. Пучков: «Золотое перо». Ну хотя бы раненых добивал!
К. Жуков: Шомполом. Обратите внимание: будущий министр культуры при Гае Октавии, богатый человек, его папа – друг Цицерона, однако с армией в походе он был. Это исторический факт. Он не отлеживался у себя где-то перед видиком.
Д. Пучков: Фронтовой корреспондент фактически.
К. Жуков: Да. Спрашивают, почему эти люди кем-то правили? Они правили, потому что могли, это самое главное. Не по рождению, а потому, что они это заслужили.
Все хвалят Гая Юлия Цезаря Октавиана, но он это дело спускает на тормозах, очень скромно себя ведет и отправляет Марка Випсания Агриппу в Рим с тем, чтобы он отвез письма: «В первую очередь моей сестре Октавии».
Д. Пучков: «Отдашь ей лично в руки – у матери есть привычка красть почту. А второе – Цицерону». – «Зачем отправлять военачальника исполнять работу курьера?» – «Все нормально, – говорит Агриппа, – с радостью поеду». – «Я прошу Цицерона устроить триумф, он поймет, что я серьезно, если там будет Агриппа, такой суровый воин». – «Слушай, прикажи им трубить где-нибудь подальше – каждый раз пугаюсь».
К. Жуков: Да, там взревели букины (буцины) – пу-бу, пу-бу!
Д. Пучков: «Войска строятся, пора произнести речь». – «Точно. Какая речь подойдет?» – «Та, что про деньги». Пятерка! Ну конечно, он не так зажигательно, как Цезарь…
К. Жуков: И актер-то, прямо скажем, харизмой не вышел. Общий смысл речи: сенат нам немало задолжал, и мы сейчас пойдем брать наши деньги.
Д. Пучков: Извини, перебью: от внешнего вида актера зависит практически все. Ты его видел в нормальных, так сказать, фильмах? Он как моль – белобрысенький, невзрачный, а тут шерсть приклеили, усы нарисовали – совсем другой человек! Так и Гай Юлий Цезарь: я его сколько в других фильмах видел – ну какой-то… а тут надменность, чеканный профиль, взгляды, повадки, слова! У этого так не получилось, к сожалению.
К. Жуков: Не получилось. Может, его нужно было загримировать по-другому?
Д. Пучков: «Рим у нас в долгу и должен нам много денег, так что пока Антоний и остатки его людей волокутся на холодный север, я решил, что мы можем отправиться на юг, в Рим. Что скажете – не пора ли попросить сенат расплатиться?»
К. Жуков: «Ну да, пора».
Д. Пучков: Ну и дальше вопли: «Марс, ура! Марс, ура!»
К. Жуков: Они там не «ура», конечно, орали, а что-то другое.
Д. Пучков: Наверное.
К. Жуков: Кстати говоря, никакого триумфа Октавиану не дали – только овацию.
Д. Пучков: Ловко.
К. Жуков: А по поводу победы он закатил абсолютно невиданные 50-дневные празднования в Риме.
Д. Пучков: Два месяца фактически?
К. Жуков: Чуть меньше.
Д. Пучков: Всем наливали, всех кормили, игры какие-нибудь проводили, гонки?
К. Жуков: Да-да-да, все как положено. Гражданам еще и деньги давали…
Д. Пучков: Приплачивали.
К. Жуков: Вот это я понимаю – умели организовывать как надо.
Д. Пучков: И вот Пулло находит Ворена.
«Ворен!» – «Ты что здесь делаешь?» – «Твои дети живы!»
Тут сортируют раненых: «Ведите его туда, а этого давай направо». Ну, видимо, в зависимости…
К. Жуков: …от очередности оказания медпомощи на поле боя.
Д. Пучков: Да. Докладывают Марку Антонию: «Восьмая когорта потеряла две манипулы, девятая практически уничтожена, десятая без потерь. С четвертым легионом гораздо хуже – на него пришелся основной удар». – «И сколько погибло всего?» – «Восемь тысяч человек плюс-минус». – «Восемь тысяч?!» «Слышь, давай повеселей, ты-то еще жив», – ставит на место Поску Марк Антоний.
К. Жуков: С четвертым легионом было особенно плохо, потому что он сражался против Марка Антония.
Д. Пучков: «Надеюсь. Если это загробная жизнь, – говорит Поска, – то я сильно разочарован». – «Расформируй четвертый легион». Тут я лоханулся и в переводе сказал «когорту». «Выживших отправь на усиление третьего. Уходим на север. Хочу разбить лагерь в горах до первого снега. Трибун, что за мрачный вид? Подавай пример». – «Виноват!» – «Ступай! Ты чего там делаешь – меня зашиваешь или платье шьешь? Давай быстрее, блин!»
К. Жуков: У него такая уважаемая дырка в плече, Марка Антония штопают в этот момент.
Д. Пучков: Чисто Джон Рембо!
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Поска: «А лагерь в горах – это разумно?» – «О, заговорил военачальник Поска!» Не забывает мазнуть говном. «Есть мыслишка получше?» – «Ну, пока у нас есть хоть какое-то подобие армии, мы могли бы выдвинуть условия». – «Условия? Условия сдачи? Болтовня раба, б…ь. Чтобы я больше этого не слышал!» – «Тогда на север в горы. И что потом?» – «Что-нибудь придумаю». В общем, планов нет.
К. Жуков: По факту, как я уже сказал, он шел на соединение с Марком Эмилием Лепидом. Один из подручных Марка Антония набрал еще два легиона и уже шел туда. У Марка Антония все было не шибко здорово, но отнюдь не безнадежно. Кстати, какая зима в Цизальпинской Галлии, вы о чем? По нашим меркам это не зима…
Д. Пучков: Ну не знаю, если хотя бы до нуля опустится, то после + 30 °С постоянных тебе грустно будет.
К. Жуков: Битва при Мутине была 21 апреля, до ближайших холодов еще долго.
Д. Пучков: Это да. И тут подбегает Ворен: «Полководец Антоний!» – «А, Ворен». – «Прошу разрешения покинуть легион!» – «Вот настоящий легионер – большинство просто разбегается по ночам, а этот просит разрешения, прежде чем дезертировать. В чем дело?» – «Дети, господин, они живы и попали в рабство». – «Хорошие новости и плохие». – «Я должен их найти!» – «Ну ладно, сегодня я потерял столько хороших легионеров, что еще один ничего не изменит». – «Благодарю!» – «И еще, парни, передайте всем, кого встретите: Марк Антоний не побежден, он вернется, и все, кто бросил ему вызов, заплатят, а этот охреневший пацан Октавиан будет первым! Поняли, парни?» – «Будет сделано!»
К. Жуков: А Октавиан в Риме собрался вознаградить легионеров, которые отлично ему послужили. Сказано – сделано. Октавиан обещал выдать легионерам по 20 тысяч сестерциев за победу.
Д. Пучков: Каждому?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Охренеть! Это же какие-то космические суммы.
К. Жуков: А сенат распорядился выдать награду только тем двум легионам, которые дезертировали от Марка Антония непосредственно перед битвой.
Д. Пучков: Толково.
К. Жуков: Собственно говоря, Марк Антоний проиграл, потому что у него народу меньше оказалось. Вот дезертиров наградить, остальным – фигу!
Д. Пучков: Сильно!
К. Жуков: Конечно, это было сделано не просто так, они хотели показать: этот ваш Гай Юлий Цезарь Октавиан наобещал, а мы вам – вот так вот.
Д. Пучков: На воротник, чтобы шею не натерло.
К. Жуков: Потому что мы тут командуем, а Гай Юлий, этот так называемый Цезарь – фигня какая-то на постном масле. Мы что хотим, то и будем делать, потому что мы тут власть. Они позиционировали себя таким образом, чтобы расколоть армию Октавиана: те, кто получит награду, будут довольны, а другие нет, и все будут недовольны Октавианом. Но сенаторы не угадали. Сразу понятно, что они давно уже не с народом, не знают ни народа, ни тем более легионеров и вообще не в курсе, что такое корпоративная солидарность легионеров. Да, часть легионеров получила награду, а часть нет, но обиделись они все хором на сенат, а отнюдь не на Октавиана.
Д. Пучков: Да что вы себе позволяете!
К. Жуков: Тут же возник базовый вопрос о наделении ветеранов землей, а так как они стояли в городе, пришлось что-то в срочном порядке решать.
Д. Пучков: Земля в Паннонии уже не катила, да?
К. Жуков: Да-да-да. И Октавиан из-за этого дурацкого маневра сената только укрепил свои позиции.
Д. Пучков: Молодцы!
К. Жуков: Ну, это же олигархическое правление. Республика к тому времени фактически уже сдохла. Были ширмочки в виде выборов каких-то…
Д. Пучков: Названий…
К. Жуков: Поска в фильме все рассказал: «Кандидаты-то все подставные». – «Подставные? Это же освященный богами ритуал!» – «Ну, Цезарь тоже освященный богами».
Д. Пучков: Хорошо! Марк Антоний правильно сказал: он не то что не побежден, у него все было во! В это время Марк Юний Брут, который наконец прекратил бухать и побрился, и Гай Кассий Лонгин вместе в каком-то лагере собирают деньги на войска и набирают войско.
Д. Пучков: «Высылают 16 тысяч талантов». – «А сколько войск?» – «Семь тысяч человек». – «А Ликия?» – «Пока молчат, но, полагаю, последуют примеру». – «Проследи. Сейчас у нас уже, наверное, восемь легионов?» – «Девять: 25 тысяч пехотинцев, 10 тысяч кавалерии – почти как у Антония».
К. Жуков: Сказки, конечно.
Д. Пучков: «Выглядишь великолепно – надо написать портрет». – «Нет, сейчас не время для тщеславия». – «Матери твоей понравится». – «Это да», – говорит Брут.
К. Жуков: Я бы на месте Брута тоже не стал бы писать портрет – его наряжают в какую-то кожаную кирасу, омерзительную совершенно…
Д. Пучков: Как обычно.
К. Жуков: Какой там портрет, блин? Не дай бог вы меня сфотографируете в этом! И не выкладывай в «Инстаграм» ни в коем случае! Да, маме понравится. Тут же нам показывают маму, которая, как выясняется, молится египетским божкам, а конкретно – Изиде. Поет псалмы.
Д. Пучков: Ну, видимо, своих богов в такое дело впутывать нельзя?
К. Жуков: Это же римляне, у них был полный экуменизм – верь во что хочешь, никого это не колышет. Ко временам поздней республики у них религиозная веротерпимость была на каком-то немыслимом уровне. Ну понятно, что, если придет какой-нибудь еврей и скажет, что бог всего один, все будут смеяться: как это может быть? Как это он будет один всем управлять? Ерунда какая-то!
Д. Пучков: Псалом заканчивается взвизгом «Ай!», когда ей надевают на башку мешок и куда-то волокут.
К. Жуков: Сзади незаметно, по-военному появились два подручных Тимона, надели ей на голову мешок и отволокли к Атии в пыточную, в тот самый подвал.
Д. Пучков: Как падаль по земле поволокли.
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: И тут уже Атия задает вопросы: «Ты ведь знаешь, почему ты здесь?» – «Атия?» – «Твой мальчишка во всем сознался. Боишься говорить? Когда я была в твоей власти, ты не была так молчалива, ты была весьма разговорчива. Медленная и болезненная смерть – вот что ты мне обещала». Но тут Сервилия держится, как партизан: «Этого ты и заслуживаешь». Следует вопрос: «Думаешь, ты выше меня?» – «А ты понятия не имеешь, что я думаю». – «Нет? Ну так расскажи, что ты думаешь». – «Я думаю, что ты жалкое одинокое существо и что сейчас ты боишься больше, чем я». – «Да никогда в жизни я не была счастливее!» – «Тогда зачем болтаешь? Убей меня». Какой хитрый ход!
К. Жуков: Ага!
Д. Пучков: «Вот когда ты будешь целовать мне ноги и умолять прекратить твои страдания, тогда я тебя и убью». – «Поступай как знаешь!» – «Тимон!»
К. Жуков: Появляется Тимон, одетый еще ужаснее, чем когда бил мальчонку-раба.
Д. Пучков: «Думаешь, сейчас ты меня унижаешь, но это не так – ты унижаешь себя. И пока ты жива, ты будешь чувствовать себя униженной и опозоренной за содеянное!» – «Ты, приступай!» Ну и Тимон приступает к порке, хотя, с моей точки зрения, там инструменты весьма странные. Не этим люди заниматься должны. Тимон запыхался, потому как пытка – это процесс, требующий серьезных физических и психических затрат.
К. Жуков: У него ж подручных до фига, почему он там один отдувается?
Д. Пучков: Может, показать себя в деле хочет?
К. Жуков: Ну, сначала показал, потом посменно. Ему же результатов добиться надо, а в одиночку это тяжело.
Д. Пучков: Тут поступают вопросы: «С тебя достаточно? Достаточно?» Молчание. «Продолжай». – «Что я должен сделать?» – «Не знаю, – говорит Атия. – Сделай что-нибудь. Отрежь ей лицо, давай». А эта: «Мать Изида, защити меня!»
К. Жуков: Атия просто блещет фантазией.
Д. Пучков: Ну а чем еще женщину можно напугать? Только повреждением лица. Тут у Тимона происходит какой-то срыв – он отрезает веревку и начинает орать: «Я тебе, б…ь, не животное!» Что он хотел этим сказать, не пойму. При чем тут животное?
К. Жуков: Тимона брат из состояния душевного равновесия вывел.
Д. Пучков: Он же всю жизнь этим занимался.
К. Жуков: Во-первых, ему перестали давать, на что был серьезнейший расчет…
Д. Пучков: Атия проявила политическую близорукость.
К. Жуков: Конечно, тем более от нее бы не убыло.
Д. Пучков: Только прибыло.
К. Жуков: От него же козлом пахнет, ей же нравится.
Д. Пучков: Конем.
К. Жуков: Ну, фактически силовая компонента вся на Тимоне, его нельзя было шпынять ни в коем случае.
Д. Пучков: Да.
К. Жуков: А так она устроила ему нервный срыв фактически, заставила усомниться в собственной компетентности, еще и брат вовремя прибыл, окончательно ему испортил психику.
Д. Пучков: Подсел на ухо.
К. Жуков: В общем, у Тимона нервный срыв, он сообщает, что он не животное, отпускает Сервилию и сбегает в панике.
Д. Пучков: Несерьезно. Мне это сильно не понравилось. Ну а Ворен и Пулло мчатся на лошадях вдаль.
К. Жуков: Они мчатся не вдаль, они мчатся мимо верстового столба, на котором написано Via Flaminia, то есть Фламиниева дорога (по имени консула Фламиния). Когда я увидел эту надпись, удивился: интересно они путешествуют? Фламиниева дорога ведет в Римини, оно же Арминий…
Д. Пучков: Да, я там был.
К. Жуков: На северо-восточное побережье, к Адриатическому морю, а едут они…
Д. Пучков: …к Венеции.
К. Жуков: Ну да, едут совершенно с другой стороны – из-под Модены. Они должны были по дороге Марка Эмилия Скавра ехать, а потом по Аврелиевой дороге. Если они ехали по Фламиниевой дороге, им пришлось бы ехать сначала в другую сторону километров 450, а потом дать кругаля в Рим.
Д. Пучков: Н-да.
К. Жуков: Столб Via Flaminia они придумали поставить, а дорогу сделать не догадались – дороги там нет никакой.
Д. Пучков: Она мощеная должна быть?
К. Жуков: Конечно. В фильме все дороги – какие-то странные грунтовки, а Фламиниева дорога – это натурально автобан по тем временам. Она до сих пор местами сохранилась.
Д. Пучков: Повторим, вдруг кто забыл: «виа» – это «дорога», «виадук» – это «путепровод».
К. Жуков: Так точно.
Д. Пучков: А «акведук» – «водопровод». Завязывается беседа. Естественно, тут же доходят до Ниобы…
К. Жуков: «Все еще злишься?» – «Нет».
Д. Пучков: Пояснение, что «я должен был сказать. Даже если бы я…»
К. Жуков: «Я не трахал Ниобу».
Д. Пучков: «…хотел, а я не хотел – она не такая. Я знаю женщин, она не такая, и Вандер не в счет, он воспользовался моментом. Ну и если тебя это утешит: прежде чем убить, я его хорошенько допросил. Он визжал, как свинья недорезанная».
К. Жуков: «Спасибо», – сказал Ворен и в полрта улыбнулся. То есть спасибо сказал не для проформы.
Д. Пучков: Друг его не подвел.
К. Жуков: Не подвел, все нормально у них в этом отношении.
Д. Пучков: Дальше идет обсуждение лагеря рабов: «Ты когда-нибудь видел лагеря рабов?» – «Нет». – «Приятного мало, и теперь твои дети стали другими». Это намек, что детей там трахают все, так сказать, наперегонки и ничего хорошего их там не ждет. «Мне все равно какие, просто хочу их вернуть». – «Я хочу сказать одно: будь с ними добр»…
К. Жуков: Хотя не очень понятно: мелкую-то девчонку никто трахать не будет, потому что девственницей она стоит гораздо дороже. Их же в лагере рабов держали про запас, чтобы продать кому-нибудь, а не просто так.
Д. Пучков: Ну, другие отверстия есть и другие способы. «А мальчик? Люций, ты же не собираешься его убивать?» – «Честь требует его смерти». – «Ну, верно, справедливо – честь требует. Но девочкам не понравится, если ты его убьешь». – «Слишком много болтаешь». – «У каждого свои недостатки». Хорошо!
К. Жуков: Тит Пуллон процитировал фразу из фильма «В джазе только девушки».
Д. Пучков: Да-да-да.
К. Жуков: Марк Випсаний Агриппа прибыл в Рим и принялся клеить Октавию.
Д. Пучков: Подкатывать яйца.
К. Жуков: Причем крайне тупо и прямолинейно, но Октавия сделала вид, что ничего не понимает. Вместо того, чтобы ответить на все его подкаты, спрашивает: «Как поживает мой брат?»
Д. Пучков: Ну, этот рассказывает… «Брат желает тебе только добра, иначе я бы не доставил послание. Я лучше умру, чем причиню тебе страдания». – «Брат хорошо питается? Если не заставлять его есть, он уморит себя голодом». – «Да, армейская еда ему нравится». В общем Октавия почувствовала, как самка…
К. Жуков: И тут же стала выделываться: я не такая! Вот тварь!
В сенате Цицерон зачитывает письмо, которое ему принес Агриппа. Напомню, что Цицерон в это время был активным союзником Октавиана, поддерживал его в сенате. Другое дело, что Цицерон поддерживал его против Марка Антония, а Октавиан как талантливый политик смотрел дальше, ему не нужно было, чтобы его поддерживали против Антония – с Антонием он уже сам как-то разобрался. Ему нужно было, чтобы его в принципе поддерживали, а глава сенатской партии Цицерон не мог или не хотел этого делать. В фильме хорошо показано, как у них начинаются разногласия, потому что сначала Цицерон читает письмо и говорит: «О, Мутина, великая победа!» – и сворачивает свиточек, а ему Агриппа говорит: «А вы дальше прочитайте».
Д. Пучков: «Чудесные новости, восхитительные! Я, конечно, надеялся, но такого не ожидал. Замечательно! А что Гирций и Панса?» – «Погибли в бою». – «Печально. И все же великая победа!» – «Дальше прочти». – «С армией? Он ведет армию в Рим – зачем? В Риме у него нет врагов, зачем приводить армию?» – «Я всего лишь посланник. Уверен – по прибытии Цезарь с удовольствием все расскажет».
К. Жуков: Цезарь?!
Д. Пучков: «Он называет себя Цезарем?» – «Еще один Цезарь – только этого нам не хватало!» – «Он называет себя Цезарем, потому что это его имя по праву». – «Ну да, несомненно. Боги, как я устал от молодежи и от их амбиций!» – «Уверяю – в душе его заботят только интересы республики». – «Ну конечно, он так и думает. Я тоже так думал, когда был молод, но все это тщеславие, всего лишь тщеславие».
К. Жуков: Ну а Ворен и Пулло прибывают в лагерь рабов.
Д. Пучков: Чем вообще занимаются эти рабы?
К. Жуков: Они известняк добывают, судя по всему.
Д. Пучков: Человеку дают кайло, и он стоит, тупо какую-то кучу земли кайлит… то есть действие абсолютно бессмысленное.
К. Жуков: А вокруг кого-то порют.
Д. Пучков: Да-да. Пулло: «Давай говорить буду я. Приветствую, друг, не подскажешь, где прокуратор?» «А вам зачем?» – нагло интересуется надсмотрщик.
К. Жуков: У надсмотрщика рожа исключительно гнусная!
Д. Пучков: «По делу – ищем беглецов». – «Значит, вы ловцы рабов?» – «Вроде того». – «Лагерь для посторонних закрыт». – «Вот как?» – «За беглых хорошо платят, – поясняет надсмотрщик. – Задаром пропустить не могу». Тут возбуждается Ворен: «Слышь ты, скотина!» «Наш друг немного жадноват, – Пулло вытаскивает кошелек, – но все мы деловые люди. Где начальник?» – «За поворотом прямо дом с красной дверью».
К. Жуков: Ну ладно, сколько заплатил, столько заплатил.
Д. Пучков: И тут же кого-то там запороли: «Прекрати, он уже сдох, раскуй его!»
Пулло: «Я же сказал: говорить буду я!» «Гнусная мразь!» – говорит Ворен. «Здесь быстро пересыхает в горле, брат, не трать слюну». Приезжают к прокуратору.
К. Жуков: Прокуратор, начальник этого лагеря, ужасно похож по своим фенотипическим особенностям на Летающего Жида из первой части «Звездных войн»! Помнишь, там с крылышками-то был!
Д. Пучков: «Собери деньги с пятой трибуны». – «Ай, обобрали!» Он прекрасен был.
К. Жуков: Да. «Таки шо вы размахиваете перед лицом руками, вы что – джедай? На меня эти штуки не действуют, только наличные!»
Д. Пучков: Беседа: «Ты здесь главный?» – «Покупаете или продаете?» – «Тит Пуллон, Люций Ворен, приехали забрать беглых – говорят, их продали в твой лагерь. Две девочки и мальчик». – «Бумаги на них есть?» – «С собой нет». – «Купчая?» – «Нет». – «Два легионера хотят молоденьких девок?» – «Заткни, б…ь, пасть!» – вступает в дискуссию Ворен.
К. Жуков: Талантливейший дипломат.
Д. Пучков: «Спокойно, спокойно». – «Что с ним такое?» – «Не хотел говорить, но эти дети – личная собственность самого Гая Цезаря Октавиана, он любит, чтобы по утрам они подавали ему печенье в постель. Особенно мальчик. Теперь понял?» – «Неплохо! Хорошая выдумка!» – «Печать видишь? Он приказал найти его рабов». Это печать из земли доехала.
К. Жуков: Да, на опасной грамотке.
Д. Пучков: «Это что – выдра?» Пять баллов! «Это сфинкс! Печать Цезаря». – «Странный воск». – «Это грязь из Мутины, поэтому мой друг в боевом облачении – прямо с поля боя, настолько это срочно». – «Цезарь?» – «Цезарь, который только что победил Марка Антония. Что, по-твоему, он сделает с таким, как ты, если ты его разозлишь?» – «Все это здорово, а если вы врете?» Ну и тут…
К. Жуков: «Ты назвал меня лжецом!»
Д. Пучков: Да, не по понятиям выступил. «Проверьте списки».
К. Жуков: Я не понял, что за выдра на печати Цезаря.
Д. Пучков: Выдра?
К. Жуков: Она же выдросфинкс. Я монеты Гая Октавиана видел…
Д. Пучков: Что там должно быть?
К. Жуков: Там козерог.
Ну, на какашках оно плохо отпечатывается, поэтому несложно спутать сфинкса, выдру и козерога.
Д. Пучков: Рога обсыпались, наверное. В общем, списки проверили. «Дочка, это я, твой отец», – Ворен нашел детей в конце концов. Звучит печальная музыка. Вопль: «Вы не ловцы рабов!» – «Где она?» – «Кто?» – «Другая. Где моя дочь?» Естественно, дочь уже там с ляжек чью-то сперму вытирает тряпками. Этого прокуратора зарезали – ну сколько можно терпеть такие выходки…
К. Жуков: Хорошая серия.
Ответы на вопросы про четвертую серию
К. Жуков: Как обычно, все начинается с военного дела.
В «Записках о Галльской войне» Цезарь постоянно берет заложников у всяких там нервиев и прочих галлов, но тем не менее они все равно нападают. А что с заложниками? Или их режут, а галлы все равно бунтуют?
К. Жуков: Ну, во-первых, галлы представляли собой кучу племен. Например, у нервиев взяли заложников, и нервии не нападают, а нападают какие-нибудь херуски. Это германцы, но тем не менее.
Д. Пучков: От тейпа нервиев взяли заложников.
К. Жуков: Да. К заложникам приходят и говорят: «Сейчас мы вас резать будем». Они отвечают: «Простите, мы-то тут при чем? Это другой тейп совершенно». И римляне: «Блин, да как вы запарили – не разберешь, кто вы. Все одинаковые вроде – рыжие и противные».
Д. Пучков: И тут важный момент: это не крестьяне тупые, а вожди и их родственники в Риме вливаются в общество, учат язык…
К. Жуков: Натурализуются.
Д. Пучков: …ходят в баню, видят, какая там красота. Еще вчера они жили в землянках и по праздникам намазывались медвежьим говном, а тут вдруг полное благорастворение, ароматы, шлюхи.
К. Жуков: Симпатичные.
Д. Пучков: Еда всякая, возможно, наркотики. А потом эти люди возвращаются в лес – и что же слышат товарищи о том, как в Риме живется? Это был, я считаю, аналог современного Колумбийского университета: берем элиту, везем к себе, морально разлагаем ее, отправляем обратно. Таким образом воспитываем агентов влияния.
К. Жуков: С галлами это замечательно прокатывало, потому что галльские племена уже вплотную подошли к образованию государства: там было серьезнейшее имущественное расслоение, высокая концентрация трудовых ресурсов, патриархальное рабство. Элита была уже готова разложиться по полной программе, а римляне показывали: да у вас все возможности, посмотрите, как это делается! Разлагаться при помощи уже готового Рима гораздо легче, чем с нуля себе что-то строить.
Д. Пучков: Ну и резать их, по-моему, никакой нужды не было.
К. Жуков: Я думаю, это решалось в порядке поступления проблем, потому что иногда их легче и правильнее было бы, наверное, зарезать.
Д. Пучков: Для чего и брали.
К. Жуков: Конечно. Об этом есть не только у Цезаря, а много еще у кого: заложников периодически мочили, когда их соплеменники вели себя неправильно, но все решалось не автоматически, а исходя из конкретных требований момента.
Д. Пучков: Каждый случай индивидуален.
К. Жуков: Именно так.
В игре Rome: Total War были задействованы отряды боевых псов – были ли они в реальности? Много ли их умирало в бою и что делали с оставшимися без своих псов легионерами?
Д. Пучков: Молосские доги или бордоские доги?
К. Жуков: Никаких боевых псов в римской армии не использовали. Замечательный наш специалист по Античности и военному делу Нефедкин периодически поднимает всякие скользкие вопросы военной истории, напишет по этому поводу авторский лист, в конце говорит: ничего этого не было. В частности, у него в журнале «Парабеллум» опубликована статья про боевых псов, где он убедительно рассказывал о том, что рассказывать не о чем – не было никаких боевых псов. Их могли использовать для охраны лагеря, но подразделений боевых псов не было.
Д. Пучков: Мне, честно говоря, непонятно…
К. Жуков: У них холодное оружие у всех, щиты, луки…
Д. Пучков: Да, копье, щит, меч – что тут собака может сделать?
К. Жуков: Ничего.
Д. Пучков: Я вот некоторых собак ножиком резал и осмелюсь заметить…
К. Жуков: Помогает?
Д. Пучков: …очень эффективно. Особенно хорошо действует на хозяина – как только приблуду вынешь, сразу: «Не надо, не надо!» – «Прибери свою скотину».
К. Жуков: Так что про боевых псов – это все какая-то художественная ахинея.
Д. Пучков: Да. Но смотрится прекрасно.
Клим Александрович регулярно громит кожаные безрукавки и обвиняет носителей оных в мужеложстве…
К. Жуков: Я в первую очередь обвиняю не носителей оных, а тех идиотов, которые это в фильмы тащат.
Кожаные доспехи в каком-либо виде вообще существовали? Что-нибудь типа линоторекса, только, к примеру, из шкуры старого вола? Что говорит по этому поводу археология?
К. Жуков: Кожаные доспехи использовались вплоть до Средневековья, потому что кожа – материал с широким спектром применения. Китайские и вообще восточные доспехи из кожи отлично известны. С незапамятных времен кожу вымачивали в не очень горячей воде, чтобы белок не распадался и она не делалась хрупкой, возможно, с добавлением каких-нибудь целебных солей, после чего натягивали на форму и высушивали. В результате кожа приобретает твердость дерева. Если она была не слишком толстая, ее можно было выклеить в три-четыре слоя, плюс еще слои клея дадут дополнительную прочность, ну и потом отлакировать, чтобы она от жидкости не коробилась.
Д. Пучков: И оскорбительные надписи, возможно, нанести?
К. Жуков: Да. Если говорить об Античности – не так давно в Египте нашли доспех из кожи с жопы дракона.
Д. Пучков: Crocodile?
К. Жуков: Из крокодила, так точно. Там натурально кираса. И причем так здорово все сделано: оставили все шипчики крокодиловые наружу, выглядит очень садо-мазо. На спине у крокодила кожа такая, что ее даже из пистолета Макарова не прострелишь, пуля завязает. Люди, стрелявшие по крокодилам из пистолетов, говорили, что мягкая пистолетная пуля спину матерого крокодила не пробивает.
Д. Пучков: Серьезное животное! А из чего обычно делали – из свиной кожи?
К. Жуков: Из воловьей.
Д. Пучков: У вола лучше шкура, чем у свиньи?
К. Жуков: Когда как.
Д. Пучков: Или ее больше?
К. Жуков: Ну, я полагаю, что больше. В Китае кожу носорогов использовали. Поэтому в Китае носороги остались только в зоопарках. Всех извели.
Д. Пучков: Как они их использовали?
К. Жуков: Щиты делали, доспехи.
Д. Пучков: А, в смысле шкуры… Я уж думал, как в художественном фильме «Триста», где носорог бежал.
К. Жуков: Нет-нет, так не использовали. Носорога невозможно приручить и обучить. А с руки кормить можно – жрать будет, но слушаться не будет.
Д. Пучков: У китайцев же считается, что рог носорога – первейшее средство от импотенции. У китайцев все на это направлено.
К. Жуков: Видимо, проблемы большие.
Д. Пучков: Да…
К. Жуков: Учитывая, что их 1,5 миллиарда, они на себя наговаривают.
Последний раз кожаные доспехи активно использовались в XIV веке.
В Италии, особенно на юге и на Сицилии, они пользовались популярностью.
А мафиози с большим стажем кожанки любят. Это по крайней мере красиво.
Д. Пучков: Курточки.
К. Жуков: Да. Есть даже несколько подлинных артефактов такого рода, например, в Королевском Арсенале в Лидсе, в Англии есть плечевой щиток (реребрас) такого рода. Кожа в принципе использовалась, но это не кожаная идиотская безрукавка и не гомосековские наручи, а специально выделанный доспех.
Д. Пучков: Не для заведения под названием «Голубая устрица»?
К. Жуков: Нет-нет-нет. А в фильмах обычно они как раз для этого самого заведения.
Д. Пучков: Ты, кстати, знаешь, что такое «Голубая устрица» – Blue oyster? Это головка полового органа. Когда долго не кончают, она становится лиловая такая…
К. Жуков: Ха-ха-ха! Образно!
Действительно ли во время битвы погибло только с одной стороны восемь тысяч человек или это хронисты со сценаристами накручивают?
К. Жуков: Во время какой битвы? Но намек я понял и поддерживаю: периодически нарративные источники, даже оставшиеся со времен Римской империи, и численность армии сильно накручивают, и потери, особенно если это потери противника. Если имеется в виду битва при Мутине, то вряд ли, потому что восемь тысяч человек – это, считай, два легиона. Про врагов-то понаписали – кто их считать будет?
Д. Пучков: Несметные полчища.
К. Жуков: Да. И убили их там половину: было 60 тысяч, убили 30.
Д. Пучков: Как всегда.
К. Жуков: Это же справедливо. Вон у нас в отлично документированную эпоху – в XVIII веке – то Румянцев, то Суворов разгоняли турок. Меньше 100 тысяч турок, по-моему, и не выходило.
Д. Пучков: Чтобы огрести как следует, да?
К. Жуков: 100 тысяч турок и 80 тысяч крымских татар. Смотришь на карту и думаешь: как же они там поместятся? Какие там 80, какие 100 тысяч! Их было, возможно, больше, потому что у нас контингенты не слишком крупные выступали. В 1,5 раза, может, но не в 10 раз и не в 20. Если кто-то думает, что это сильно облегчает дело, – нет. В 1,5 раза больше – это чудовищное превосходство! А если бы их в 10 раз больше было, не помогла бы никакая тактика и никакое вооружение, они бы просто всех задавили.
Д. Пучков: А правду говорят, что основные потери убитыми несут при отступлении?
К. Жуков: Да, конечно. Особенно во времена Античности, Средневековья, когда массово использовались холодное оружие и доспехи. Пока две армии бодаются лоб в лоб, пока они сохраняют порядок, к которому привыкли (необязательно именно строй, как стена щитов), очень сложно человека завалить. А если одна сторона потеряла порядок, то люди не могут прикрывать друг друга, они убегают, заняты в основном тем, что спасают сами себя, но при этом себя же в первую очередь подставляют – им в спину начинают тыкать. Они же не упорядоченно разбегаются, а как попало, мешая друг другу, то есть их проще догнать и уничтожить.
Поэтому, когда происходили такие серьезные боестолкновения, заканчивавшиеся чем-то наподобие ничьей (армия пришла, огребла и, сохраняя порядок, отступила), потери были небольшие. Скажем, армия в 1000 человек потерпела поражение, оставила на поле боя 15 человек, а победители – двоих. Преувеличение для хронистов – обычное дело. Всегда нужно смотреть документы с обеих сторон, если есть такая возможность. От галлов и тем более от побежденных в гражданской войне римлян никаких документов не осталось. К сожалению, по античной эпохе мы лишены такой возможности в силу бедности источниковой базы.
Как происходило снабжение легионов в смутное время?
К. Жуков: Так же, как и всегда. Марк Антоний или Лепид, например, крышует провинцию и с этой провинции собирает провизию. Вариантов никаких больше нет.
Кто учил рекрутов? Кто становился основой легиона? Были ли какие-то ритуалы и обычаи?
К. Жуков: Рекрутов учили в учебных центуриях, учебных когортах. Приходили рекруты, поступали под начало специально обученного центуриона. Центуриону помогал опцион. Распределялись новобранцы по контуберниям, над контуберниями становились деканы (десятники), которые выбирались самими солдатами, конечно при участии непосредственного начальства. Деканы – отличники, которые помогали опциону и центуриону подтягивать до нужного уровня своих менее подготовленных коллег. После курса молодого бойца всю эту поросль перекидывали в действующую часть, где, как обычно после учебки, ими занимались уже в соответствии с конкретной воинской спецификой.
Д. Пучков: Древнеримские «дедушки».
К. Жуков: Этим занимались «дедушки», естественно. Опять же опцион и центурион.
Д. Пучков: Я бы вдогонку к предыдущему повторил: когда легионы где-то стояли, то развивалось подсобное хозяйство – птица, свинья, огород. Места хорошие, растет все прекрасно. Солдат всегда занят подсобным хозяйством, иначе жрать нечего.
К. Жуков: По поводу ритуалов и обычаев сказать что-то определенное трудно. Мне развернутые источники на эту тему не попадались.
Д. Пучков: Хороший обычай у гражданина Тацита описан: если заснул на посту в карауле, то тебя товарищи палками до смерти забьют.
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Видимо, спали меньше, чем у нас.
Многие научно-популярные историки поют осанну изобретенным еще в мезолите копьеметалкам-атлатлям. Теоретически для метания пилумов они тоже пригодны, но я что-то не встречал упоминания о массовом их использовании в римской армии. Почему?
К. Жуков: Потому что копьеметалка – это дополнительный предмет в руке, причем в правой, которой тебе, возможно, придется махать мечом. И вот ты выбрасываешь один пилум, может быть, второй, а потом нужно достать меч – значит, копьеметалку требуется повесить куда-то, потом достать с пояса гладиус. Это много лишних движений, к тому же у тебя дополнительный предмет будет болтаться на поясе или где там еще, а любой предмет в рукопашной схватке мешает. Это может сказаться, причем фатальным образом, на твоем здоровье. Кроме того, он мешать будет не только тебе, но и товарищам по строю, что недопустимо. Так что никаких копьеметалок не использовали.
Могли ли разбитый легион расформировать для пополнения других подразделений? Если да, что делали с офицерским составом – ставили в строй рядовыми или существовал аналог офицерского резерва?
К. Жуков: Конечно, разбитые, утратившие знамя, точнее – аквилу, легионы расформировывали и раскидывали по другим легионам. А могли расформировать и просто так, если отпала необходимость. Людей, которые выслужили срок, отправляли на гражданку, а тех, кто еще должен служить, – на усиление другого легиона. Потому что, повторюсь, легионы редко были полностью укомплектованы. Кроме того, легионы, которые вели боевые действия, неизбежно несли боевые и медицинское потери, их надо было восполнять, а тут у тебя уже готовые, обученные кадры – удобно. Офицеров могли перевести на освободившуюся вакансию, возможно, с понижением в должности: он был первый центурион, а его перевели третьим центурионом.
Как поддерживали дисциплину в легионах, какие методы использовались: усиленная муштра, штрафы, порки, казни? Какое наказание ждало дезертиров во времена Гая Цезаря и Октавиана Августа?
К. Жуков: Ну, усиленная муштра – это естественно. Легионеры постоянно занимались тем, что в свободное от подсобного хозяйства время или ходили, или бегали в выкладке либо без нее. В этом отношении ничем не отличались от современной армии.
Д. Пучков: Пороли?
К. Жуков: Обязательно. Были наказания морального плана. Если человек не сильно накосячил – его могли лишить, например, воинского пояса и заставить ходить в строю без него.
Могли заставить (не в боевой обстановке) деревянный меч таскать, то есть нечто позорное, чтобы все видели – лох! Человеку становилось стыдно перед товарищами, он подтягивался, исправлялся. Если совершил более серьезное должностное или дисциплинарное преступление, могли высечь, для этого у ликторов были розги. А за серьезное нарушение – сон на посту в карауле, неповиновение приказам начальства, бунт в боевой обстановке против непосредственного или вышестоящего командира, бегство с поля боя, дезертирство – убивали. Самый обычный способ наказания – это заставить твоих товарищей по контубернию или центурии бить тебя палками. Если выживешь (такое бывало), то лишали римского гражданства и отправляли в изгнание. Это, в принципе, как смертная казнь, тем более если вы находитесь в боевом походе непонятно где. В этом же смысл наказания шпицрутенами. Наказывает не палач, а свои же товарищи, потому что ты провинился в первую очередь перед ними. И все понимают, что наказывают не потому, что так начальству захотелось, а потому, что человек всех подставил. Шпицрутен тоже крайне опасное для здоровья наказание.
Казнь от палача – это нечто совершенно другое: все видят, что это начальство так распорядилось, и специально обученный человек твоего товарища замочил. Педагогический эффект есть, но абсолютно другой. А тут ты сам участвуешь в наказании с полным осознанием того, что ты таким образом, во-первых, мстишь за себя, потому что тебя человек подставил под серьезную опасность, уснув на посту – вас же могли перерезать, пока он дрых. Во-вторых, ты своей рукой приводишь в исполнение наказание, зная, что если ты так поступишь, то эти самые люди сделают то же самое с тобой, и это сильно сплачивало.
Д. Пучков: Еще бы! Коллег по опасному бизнесу.
К. Жуков: Да-да-да. Казнь – отрубание головы. Предварительная порка для позора и отрубание головы или только отрубание головы. За какие-то сверхвыдающиеся отличия могли лишить римского гражданства и сдать в рабы, но для этого нужно было сделать что-то неимоверно плохое.
И в исключительных случаях, как мы знаем, во время восстания Спартака (последний раз, насколько мы можем судить) применялась децимация, когда в подразделении, сбежавшем с поля боя, казнили каждого десятого. То есть ответственность не персональная, а коллективная. Это какая-то очень древняя традиция, уходящая глубоко-глубоко в доцарские или раннецарские времена, и прибегали к этому исключительно редко.
Могли ли быть у римских легионеров какие-то маршевые кричалки в духе морпехов из кинофильма Full Metal Jacket?
К. Жуков: Мы не знаем. Если и были какие-то походные песенки, частушки и прочее, их не записывали, поэтому мы ничего о них не знаем. Наверное, были. А может быть, для римлян это показалось бы какой-то жуткой ересью. Наши-то кричалки все рифмованные, их на бегу или во время марша удобно выкрикивать, потому что строчки перекликаются друг с другом.
Д. Пучков: Не нужны нам прошмандовки, любим мы свои винтовки.
К. Жуков: А римская поэзия была враждебна к любой рифме. Когда появились рифмованные стихи, римляне старой школы очень удивлялись: какой дурак пишет такие стихи? Каждая строка дразнит другую похожестью – чушь какая! У них был совершенно другой строй поэзии: никакой рифмы, только размер рулил и ритм. А такого рода стишки на кричалку будут плохо ложиться. Хотя, опять же, это все досужие рассуждения, не основанные на конкретных исторических источниках.
Я как-то читал в книге Александра Кравчука «Галерея римских императоров», что Иосиф Флавий не является достоверным источником. Внесите ясность.
К. Жуков: Иосиф Флавий – это писатель. Писатель создает нарративный, то есть повествовательный источник. То, что товарищ Иосиф Флавий лично знает хорошо, он имеет шанс описать подробно и достоверно, если он что-то знает плохо или только понаслышке, это, естественно, будет обладать низкой достоверностью. Задача историка – сравнить, не противоречат ли друг другу сведения в самом источнике, и сличить его с параллельными текстами. У Иосифа Флавия, как в любом нарративном источнике, есть несколько слоев – есть слои предельно ценные, вполне достоверные и информативные, есть, скажем так, средне-пустые: вроде бы они полезные, а вроде бы непонятно, так было или не так, к ним нужно осторожно относиться. А есть ложные, которые он или специально придумал, чтобы кого-то оправдать, или не знал, заблуждался, был обманут. Поэтому, когда спрашивают, достоверный источник Иосиф Флавий или нет, официальная наука со всей академической добросовестностью отвечает: по-разному.
Д. Пучков: Кстати, очень плохо всегда был переведен. Но недавно его перевели заново. Не помню кто. Ты не читал?
К. Жуков: Нет. Да на латыни читайте, господи, что вам?
Д. Пучков: Не все владеют. Пора нам уже курсы латинского открыть.
К. Жуков: Язык простой и логичный, единственное – склонения и спряжения утомляют, но их несложно выучить. Сразу ясно, что придумали его те самые люди, которые создали империю, просуществовавшую тысячу лет: это язык агрессоров, ему можно быстро научить полного болвана. Это вам не китайский или датский, который фиг выучишь. Галл какой-нибудь через три месяца будет говорить, ну по крайней мере хозяев понимать будет.
Почему Иисус Иосифович, а не Иегович?
К. Жуков: Потому что по паспорту он Иосифович. То, что он Яхвович, видите ли, ни в одной метрической книге не записать, потому что со Святого Духа не получишь расписку.
Д. Пучков: Документов нет.
К. Жуков: Никаких.
Были ли в античном Риме случаи эпидемии уровня средневековой «черной смерти» или что-то подобное? Все-таки около 1 млн населения в одном городе при тогдашней санитарии. Или подземная канализация справлялась?
К. Жуков: Ну, во-первых, санитария далеко не полностью связана с одной лишь канализацией, чума может начаться и при исправном сортире, к сожалению. А во-вторых, да, были…
Д. Пучков: Чума не из говна выпрыгивает, а из блох.
К. Жуков: Так точно. В античном Риме случаи эпидемий, конечно же, были, потому что и санитарно-эпидемиологическая служба тогда была гораздо хуже, чем сейчас, если вообще была, и скученность населения могла сыграть свою роль. Сразу вспоминается так называемая чума Галена 165 года, но это, скорее всего, была не чума, просто так называют в традиции. То ли корь, то ли оспа, но последствия были ужасны. В VI веке юстинианова чума – уже в Византии, в Константинополе. И помельче случаи были, регулярно в источниках всплывают те или иные моровые поветрия, но чума это или что-то другое – неясно. Кажется, первые эпидемии именно чумы, которые зафиксированы более-менее достоверно, это, собственно, юлианова чума.
Д. Пучков: Тут следует понимать, что не столько от антисанитарии, сколько от чудовищной скученности эпидемии случались. И никто не изолировал больных. Карантин придумали уже итальянцы. Карантин, он же кварантин – это когда 40 дней корабль на рейде стоял, пока там все не передохнут…
К. Жуков: Или выживут.
Д. Пучков: А когда все вместе в одной куче, то нехорошо.
К. Жуков: Там болячка очень быстро передается, тем более что в Италии тепло, а значит, болячка себя прекрасно чувствует.
Д. Пучков: Бледная спирохета.
К. Жуков: У нас где-нибудь у чукчей во время полярной ночи все спирохеты вымерзнут.
Д. Пучков: Да, говорят, на Руси-то именно поэтому такого не было.
К. Жуков: Потому что люди живут друг от друга слишком далеко, а блоха 40 км не проскачет.
Д. Пучков: Даже толковая крыса не добежит.
К. Жуков: Да, забудет, куда шла. Ну и конечно, колокольный звон отражал.
Д. Пучков: Малиновый, да.
К. Жуков: Отражал любую чуму с эффективностью, которой потом даже Луи Пастер не смог добиться. Просыпаешься в 8 утра от того, что у тебя над ухом – баммм! Ты такой: а-а-а! И чувствуешь – поправляешься.
Д. Пучков: Отлегло, да?
К. Жуков: Отлегло, потому что микроба тоже проснулась внезапно и от неожиданности издохла, а ты прямо напитываешься здоровьем.
Д. Пучков: Воспрял.
Вас в таком виде, как сейчас в студии, в этих майках и прическах на улицах тогдашнего Рима квириты за кого бы приняли?
Д. Пучков: Я надеюсь, не за пидоров.
К. Жуков: Я тоже надеюсь, что не за них. За кого нас могли принять, как ты думаешь? Непонятно во что одетые какие-то чучела. Удивились бы, скорее всего.
Д. Пучков: Прикольные чужеземцы.
К. Жуков: Да.
В руках у человека-газеты табличка с текстом, вероятно, глиняная, но она двусторонняя, текст с обеих сторон. Это баг фильма или такие были? Я-то думал, что обратная сторона деревянная для прочности.
К. Жуков: Ну, во-первых, она не глиняная, а деревянная.
Д. Пучков: Она же как книжка.
К. Жуков: Это цера так называемая. Она могла быть трех-, четырехстраничная. На кожаных шнурочках или иных петлях висели несколько страниц. Внешние были односторонние, а внутренние двусторонние.
Д. Пучков: Из деревянных реечек рамочка, внутри вставлена дощечка, с обеих сторон намазанная воском. На этом воске стилусом можно было писать… В следующих сериях Брут пишет письмо маме, по-моему, там хорошо видно. Когда она складывается, реечки прилегают друг к другу, а «странички» не стираются. Ну и если нормально упаковать, то, наверное, можно довезти послание.
К. Жуков: Как правило, на воске что-то теснилось и отдавалось писцу, чтобы он уже на пергамент переписал. Своего рода записная книжка – быстренько накарябал, тут же можно стереть. Большинство стилусов, которые мы находим, представляют собой палочку, с одной стороны заостренную, а с другой стороны – в форме лопатки, которой можно написанное затереть и написать заново.
Пулло, когда искал Ворена, обещал мешок соли за информацию – это много?
К. Жуков: Вообще-то соль стоила кое-каких денег.
Д. Пучков: А вот странно, там же море рядом, оно соленое – что мешало выпаривать воду и получать соль? Морская экосоль.
К. Жуков: Ее выпаривали, она в Италии стоила не так много, как где-нибудь у нас в Новгороде спустя тысячу лет. Но мы не знаем, какой мешок соли предлагал Ворен. Если там 50 кило – это дорого, я вас уверяю.
Д. Пучков: Мера неизвестна.
К. Жуков: Неизвестна.
Д. Пучков: Я так думаю, что это просто фигура речи, чтобы красиво звучало.
К. Жуков: Это было очень к месту, потому что он по войскам скакал, а войска не могли выпаривать себе соль, им не до того. А тут тебе раз – мешок подогнали. Удобно.
Деньги-то в походе на хрен никому не нужны – что с ними делать будешь, есть их, что ли? А соль можно применить: завалив хрюху, ее можно засолить тут же – и у тебя будет что жрать…
Д. Пучков: Солонинку, да?
К. Жуков: Да. Так что соль – это ценно.
Насколько нормальным было в то время для знатной дамы вроде Атии совокупляться с коневодом-евреем? Как на это смотрело общество?
К. Жуков: Поскольку римское общество было патриархальным, мужики могли позволять себе всякие нехорошие излишества, и если знатный римлянин трахал бы коневодку-еврейку, все бы говорили: «Что делать будем – завидовать будем!»
Д. Пучков: «Ай, молодец!»
К. Жуков: А если такое проделывала тетенька, то на нее смотрели как на б…ь, тем более – с кем? Это с одной стороны. С другой стороны, все-таки у знатной римлянки для этого были серьезные возможности, что, в общем, вполне справедливо показано в фильме, но афишировать такие отношения нельзя было ни в коем случае. Если ты знатная девушка, у тебя много денег и тебе неймется – ну возьми ты симпатичного раба. С рабом-то можно было.
Д. Пучков: Вроде того, которого Атия Сервилии дарила, вот с таким болтом.
К. Жуков: Да-да-да.
Д. Пучков: Ну и для сюжета крайне полезно, потому что Тимон, еврейский коневод, прекрасен!
К. Жуков: Огонь! Еще бы одели прилично.
Обрисуйте хотя бы тезисно картину производства в Римской республике и империи II века до н. э. – II века н. э.
К. Жуков: Ну как тезисно обрисовать производство за 400 лет? Производство было основано в первую очередь на той или иной аграрной структуре, то есть оно было сельскохозяйственным.
Д. Пучков: Можно Катона почитать, как сельское хозяйство организовывать: ПТУ для рабов и прочее. Хорошая книжка, небольшая, все понятно – что солить, что квасить.
К. Жуков: Во времена ранней республики серьезную роль играли свободные самоарендаторы или полусвободные арендаторы – клиенты. Они находились под патронажем того или иного знатного человека и отдавали ему часть продукции, которую добывали или выращивали. Потом на основе клиентских отношений возникнет феодализм, который уже начинал формироваться в недрах рабовладельческого общества в четком соответствии с законом материалистической диалектики. Чтобы рабов было много, их нужно откуда-то брать. Существует только один способ заполучить рабов – военный захват. Поэтому рабов было немного, стоили они дорого, и рабский труд был: а) патриархальным; б) узкоспециализированным. Например, рабов выставляли на пекулии, то есть раб получал в свое распоряжение некий участок, некий фронт работ. Рабы на скотоводческом пекулии, к примеру, постоянно жили при стаде и заботились о нем. Пекулий был очень выгоден, потому что раб напрямую был заинтересован в своем труде: чем он лучше работал, тем лучше жил. Это уже экономическое принуждение.
И в качестве хаус-негров рабов часто использовали. Кто виллой управлял? Вилик. Вилик чаще всего был именно раб, потому что находится в непосредственной зависимости от хозяина, который мог с ним сделать что угодно, поэтому разворовывать хозяйство вилику…
Д. Пучков: Никакого смысла.
К. Жуков: Во-первых, никакого смысла, а во-вторых, он как раб не сможет наворованное продать (монетизировать). Они и так жрал лучше, чем все остальные.
Д. Пучков: Ну как пастух – каждый вечер барбекю, хорошо себя чувствует.
К. Жуков: Да, шикарно!
Д. Пучков: Вино, возможно.
К. Жуков: Да-да-да. А вот потом уже в поздней республике, когда рабов стало очень много, их начинают концентрировать в виллах. Вилла от латифундии отличается в первую очередь не размерами, а способом организации. И вилла, и латифундия выдавали высокую производительность труда, зачастую большую, чем крестьянин уже в феодальную эпоху. Потому что там как в колхозе – все одно поле обрабатывают, и весь урожай поступает в один амбар.
Супербольшие латифундии работали похуже, потому что за каждым работником не уследишь. Придется пропорционально увеличивать количество надсмотрщиков, а если надсмотрщиков слишком много, потребуются надсмотрщики уже над ними, чтобы проверять, не косячат ли они, не вступили ли в сговор с контингентом. И вся эта система начинает буксовать, но при этом все маленькие, средние и просто большие виллы и латифундии объективно стремятся к укрупнению. Поэтому в какой-то момент, как я уже сто раз говорил, эти самые клиенты на земле, то есть колоны, стали в среднем эффективнее, чем рабы. И Римская империя на этом закончилась, потому что ее экономический базис рухнул к чертовой матери, погребя под собой заодно и государственную надстройку, которая на него опиралась.
Да, конечно, ремесла и торговля играли важную роль, но для ремесел нужен рынок сбыта. Ремеслом можно жить, только если что-то продавать, а для этого требуется платежеспособный спрос и возможность более-менее безопасно доставлять продукцию. Так вот, платежеспособный спрос в Римской империи был огромный по сравнению с соседями, но все же недостаточный. Прослойка ремесленников и, как бы мы сейчас сказали, ВВП (внутренний валовый продукт), который создавали ремесленники, был ниже, чем ВВП скотоводов и прочих аграриев, выращивающих хлеб, ячмень и прочее. Ну и торговля. Любые косяки, на которые обречено сельское хозяйство или ремесло низкого уровня того времени, можно было парировать при помощи торговли, продав излишки и закупив необходимый товар.
Вот примерно так можно тезисно за пять минут обрисовать, что происходило в экономике в течение 400 лет.
Могло ли иметь место похищение Сервилии? Одно дело – выпотрошить своего раба, а тут похищение и истязание благородной матроны. Она же не сама по себе, у нее за спиной целый семейный клан.
К. Жуков: Вопрос справедливый. Если бы этих орлов поймали, было бы очень плохо всем – от исполнителя до заказчиков, но их не поймали – это самое главное.
Существовали ли в Древнем Риме сообщества, занимающиеся исключительно наемными убийствами, со своими традициями, обрядами, некое подобие гильдий?
К. Жуков: Подобные сообщества, даже если они есть, себя категорически не афишируют и не оставляют вывесок: «Наемные убийцы здесь». Мы ничего по этому поводу не знаем просто потому, что, повторю, такие организации о себе никогда не заявляют вслух.
Убийство паренька-отравителя – не перебор ли? Его же надо в суд тащить – позорить отравительницу на весь Рим. А так кто слышал его признания? Зачем тогда оно вообще?
К. Жуков: Ну, во-первых, Атия же говорит Иокасте: «Постой-постой, ты куда? Пригодишься в качестве свидетеля». Во-вторых, это, конечно, сценарный ход: Атия настолько отморозилась, так ее Сервилия достала, так ей это все неприятно, что он сама хочет вырвать признание. Чтобы он ей сказал, что это не кто-нибудь, а Сервилия, змеюка, тварь такая. Чтобы потом можно было в глаза Сервилии сказать: «Вот ты со мной так пыталась поступить, а я тебя сама причморю!» Атия настолько не любила Сервилию, что не хотела отдавать ее ни в какой суд, она хотела замучить ее собственноручно.
Д. Пучков: Самолично. Да, кстати, непонятно, почему не замучила. Недоведение дела до конца…
К. Жуков: Вредит.
Д. Пучков: Да, создает проблемы.
Известно, что римские художники учились у греческих. А что больше ценилось – скульптурный портрет или живописный?
К. Жуков: Конечно, скульптурный, потому что он 3D и значительно дороже стоил.
Д. Пучков: Заметим вдогонку, что скульптуры раскрашивали. Глаза были нарисованы или выложены из драгоценных каменьев.
К. Жуков: Да, полудрагоценные камни вставляли.
Д. Пучков: Сейчас-то не каждый такое может сделать.
К. Жуков: Ну еще бы!
Д. Пучков: Видимо, было поставлено на поток.
К. Жуков: Имеются даже финансовые данные за какой-то период – сколько бабок греки зарабатывали на экспорте статуй в Рим.
Д. Пучков: Хорошо?
К. Жуков: Очень! Это национальная статья экспорта была.
Д. Пучков: Вот ремесло. Настоящее!
К. Жуков: Могли делать барельефы, то есть нечто выпуклое, вырезанное на поверхности – тоже неплохо, но, конечно, best of the best – это когда можно со всех сторон обойти, посмотреть. Так что скульптура ценилась дороже всего. Бюст подешевле, в полный рост подороже. Ну а портреты постоянно рисовали. Фреска – это отдельная история. Ее же по сырой штукатурке рисовать надо. Тут квалификация художника должна быть высокая, чтобы он сразу мог нарисовать, не накосячив, поскольку время на исправление ограничено.
Д. Пучков: Fresco – это, если кто не в курсе, «сырой», от него происходит слово fresh (апельсиновый, например).
Вопрос о событиях, предшествовавших сериалу: в своей замечательной книге «Спартак» Рафаэлло Джованьоли описал встречу Спартака и Юлия Цезаря. Могла ли эта встреча действительно иметь место, есть ли упоминание о Спартаке у Цезаря и был ли связан Луций Сергий Катилина с заговором рабов?
К. Жуков: Спартак и Юлий Цезарь вряд ли встречались. Ну где они могли познакомиться? Теоретически Цезарь мог в Капуе пойти с братвой на гладиаторские бои и увидеть там Спартака – почему бы нет? Это Джованьоли придумал, просто потому что они в одном месте в одно время существовали.
Д. Пучков: А книжка хорошая, нет? Я не читал. В детстве она мне казалась адски занудной.
К. Жуков: Если тебе лет 12 – нормально, а сейчас это читать в принципе невозможно: такой выспренный слог, какая-то лубочная книжка, сюжетные ходы предельно примитивны…
Д. Пучков: Вот это поворот!
К. Жуков: В свое время, конечно, было круто, а для детей вообще замечательно. Кстати говоря, я точно так же в детстве не мог Фенимора Купера читать…
Д. Пучков: Аналогично.
Как возникла в Риме такая кучерявая политическая система?
К. Жуков: Ну, такая кучерявая политическая система в Риме складывалась чуть меньше тысячи лет, это довольно долго.
Д. Пучков: И сложилась, потому что сложилась.
К. Жуков: А сложилась именно такая, потому что у нее были конкретные географические и политические условия: соседи у Рима были такие, при которых выжить можно было, только организовавшись вот так, а не иначе. Все соседи в то время, да и сейчас, в общем-то, внимательно смотрели на окружающих – нельзя ли что-нибудь у кого-нибудь стянуть?
Имелась ли в Риме конституция, в которой были зафиксированы основы государственного устройства?
К. Жуков: Нет, конституции не было, но Рим – это одна из первых цивилизаций, которые пропагандировали не на словах, а на деле господство закона над любой властью, то есть даже власть императора была ограничена законом. Ну а первая кодификация – это Законы XII таблиц. Мы не знаем в точности, как выглядел этот документ, потому что таблиц никогда не видели, остались только цитаты в выдержках из римских авторов. Сначала написали 10 таблиц, а потом подумали-подумали и еще две дописали.
Республика проиграла авторитарной власти Цезарей, так как была менее эффективна?
К. Жуков: Вполне очевидно: если бы она была более эффективна, она бы никуда не делась.
Д. Пучков: Победила бы.
К. Жуков: Я уже говорил, что римляне сами не считали, что республика проиграла. В их понимании она продолжала существовать. Все это государство называлось республикой.
Какие последствия повлекло бы за собой убийство Сервилии, если бы Тимон поступил с ней так же, как с заднеприводным рабом – бритвой по горлу и в колодец?
К. Жуков: Если бы изловили, то непосредственных исполнителей типа еврея Тимона запросто могли бы распять. Атию, скорее всего, укоротили бы на голову или отправили в изгнание – все-таки знатная гражданка с серьезными связями. Могли выгнать в какую-нибудь Молдавию, как Назона…
Д. Пучков: Под Кишинев.
К. Жуков: …за порнографию.
Тимон после пытки Сервилии вернулся домой весь окровавленный, пройдя через город (наверняка живет не в центре). Почему его никто не остановил и не спросил, откуда кровь? На забойщика скота или лекаря не похож. Куда смотрели правоохранительные органы?
К. Жуков: Ну, во-первых, ты не знаешь, похож он или не похож на забойщика скота. Я вот, например, не могу понять, на кого он вообще похож – какое-то чудовищное чучело. Во-вторых, это чисто художественный прием. Ну какой же дурак после того, как кого-то пытал, не помоется? Этот же просто негигиенично, воняет…
Д. Пучков: Это папа пришел с работы…
К. Жуков: Уставший.
Д. Пучков: Да, уставший, весь в крови: вот такая у меня работа!
К. Жуков: Это исключительно сценарный ход.
В сериале придворные рабы носят на шее некие таблички – что это, какая-то разновидность паспорта?
К. Жуков: Да, это удостоверение, кто это и кому принадлежит.
Д. Пучков: Как в лагерях, называется «позорка».
Расскажите, пожалуйста, про отношение к чернокожим в Древнем Риме. Были ли они людьми второго сорта или к ним относились так же, как к остальным негражданам? Мог ли чернокожий стать римским гражданином?
Д. Пучков: Художественный фильм «Святые из трущоб» рекомендую смотреть.
К. Жуков: Только в правильном переводе!
Ну, дело в том, что в промышленных масштабах чернокожие в Рим-то не поступали – им неоткуда было взяться: Африка – далековато, римляне там не бывали, у них там не было непосредственных экономических интересов. Их могли у египтян перекупать.
Д. Пучков: Нубийцев каких-то, да?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: И у египтян-то было негусто, наверное.
К. Жуков: Так а какой с них толк?
Д. Пучков: Вглубь материка никто не ходил.
К. Жуков: А что там делать, откровенно говоря? Какие-то племена друг с другом повоевали, пленных перепродали – оказался у тебя прикольный нубиец, черный весь.
Д. Пучков: Или нубийка.
К. Жуков: Или нубийка, да. Опасно – можно было каким-нибудь…
Д. Пучков: Шистосоматозом, да? Намотать…
К. Жуков: Шистосоматозом, да, особо свирепым, с озера Виктория, потом ссать червяками неделю – кому это надо? Поэтому в Риме их было, скорее всего, немного, и какого-то особого отношения к ним быть не могло. Ну разве что как к экзотике: вот у всех какие-нибудь арабы, а тут – о-о, необычненько!
Д. Пучков: Мне сведущий товарищ говорил, что африканско-азиатские рабы, например сирийцы и греки, не в чести были, потому что все чудовищно хитрые, а вот с севера какие-нибудь германцы – тупые, честные, здоровые – вот это хорошие рабы.
Не засорялась ли древнеримская канализация от скинутого туда человеческого трупа?
К. Жуков: Это же река, как может река засориться? Она может только пересохнуть, если будет какая-нибудь засуха. А так река от трупа засориться не может.
В эпизоде, где Ворен разбивает статую богини, один из бандитов скидывает молча крысу со стола. Как с таким отношением к гигиене у древних не бывало повальных эпидемий чумы, оспы, банального гриппа, которые косили людей в Средневековье?
К. Жуков: Это отношение к гигиене не у древних, а у сценариста, режиссера, художника-постановщика – они решили, что так будет выглядеть дико круто.
Д. Пучков: При советской власти я бывал в сельских домах, где в жилом помещении находились курицы, которые запрыгивали на стол, там срали и прекрасно себя чувствовали – и ничего, эпидемий я не видел.
К. Жуков: Я думаю, что это придумали.
Д. Пучков: Смотрится хорошо.
К. Жуков: Да, собственно, в данном случае от режиссера больше ничего и не требуют. «А ну давай сюда крысу!» Тут же реквизитор доставляет специально обученную крысу-столохода из профсоюза…
Д. Пучков: Вопрос на чисто бытовом уровне: в естественной обстановке они не бегают по столам…
К. Жуков: Они вас боятся.
Д. Пучков: Они по столам бегать будут, только когда людей нет.
К. Жуков: Ну если только домашняя спецобученная охамевшая крыса.
Д. Пучков: А зачем ее тогда сбрасывать?
К. Жуков: У нас в братском клубе военно-исторической реконструкции «Ратник» проживала крыса по имени Ганс, которая настолько была за своего, что однажды обожралась водки с пацанами и умерла похмельем. Все очень горевали, построили ей похоронный драккар, сплели кольчугу, сделали шлем Гъермундбю и сожгли, похоронили в кургане в Филевском лесопарке.
Д. Пучков: Со всеми надлежащими почестями, да? Как конунга.
К. Жуков: Да.
Что можно прочитать про толковых боевых евреев?
К. Жуков: «Иудейскую войну» Иосифа Флавия читайте – первейший источник.
Во второй филиппике Цицерон помимо прочего сентенциями типа «проспись и выдохни винные пары» или «пока ты в Нарбоне блевал на своих гостеприимцев» публично предъявляет Антонию за неумеренное потребление алкоголя. Понятно, что рупор вражеской пропаганды и все такое, тем не менее были ли основания для подобных обвинений?
К. Жуков: Бог его знает, мы щитов из кабака за Антонием не собирали, мы не в курсе.
Д. Пучков: Как он себя вел, тоже непонятно.
К. Жуков: Эти сведения мы черпаем у Цицерона, но это же не просто рупор вражеской пропаганды, а некий полемический продукт. Антоний мог сказать: «Ты что, больной что ли? Когда я блевал? Ну один раз блевал – да, было…»
Д. Пучков: И что?
К. Жуков: Это было один раз и давно, это не считается». Но, видимо, какие-то основания были – все-таки Антоний человек военный, серьезную часть жизни провел на боевой службе, а значит, вырвавшись на гражданку, как многие военные, он мог позволить себе лишнее, зная, что у него это на месяц, а потом он снова в строй, в шесть утра подъем, за подчиненными дерьмо выносить круглые сутки. А на гражданке он вел себя так, что Цицерон, будучи гражданским человеком, мог воскликнуть: «Ни хрена себе!»
Д. Пучков: При этом все по-разному себя ведут, когда выпьют. И пьют по-разному.
К. Жуков: Тем более Цицерон-то в армии не служил, на войне не был…
Д. Пучков: Ему было завидно плюс ко всему.
К. Жуков: Да, он не мог так отдыхать. А тут здоровый молодой растущий организм вырвался из легиона. Где в этой Галлии можно было по-человечески загулять? Там же ни культурной программы, ничего.
Д. Пучков: Вспоминаем начало первого сезона, когда Тит Пулло в Рим прибыл: баба раком и вино из кувшина!
К. Жуков: Ну, во-первых, Марк Антоний был старше по званию, чем Тит Пулло, и значительно богаче, он мог не одну бабу себе позволить, а пятнадцать. Во-вторых, все-таки, находясь в строю или даже на побывке в Нарбонне, куда деваться? Вокруг подчиненные, перед ними нельзя вот так разлагаться, а то они сами разложатся – и тебя из-за них шлепнут какие-нибудь галлы. Это опасно. А в Риме…
Д. Пучков: Сам бог велел.
К. Жуков: Там миллион человек, кто тебя увидит? Но Цицерон внимательно, гадина такая, следил.
Д. Пучков: Подсматривал.
К. Жуков: Где блевал, сколько раз, на кого.
Правда ли, что парфяне попавшего к ним в плен императора Валериана превратили в произведение таксидермического искусства, набив шкурку говном и соломой, как об этом пишет, например, Лактанций?
К. Жуков: Имеется в виду император Валериан I. Лактанций пишет, что Шапур I – шахиншах Ирана – его сначала яростно унижал, забирался с него на лошадь после битвы при Эдессе, которую из-за предательства римляне слили. Потом, когда наразвлекался, по свидетельству Лактанция, который писал, наверное, лет через… ну короче говоря, не сразу после битвы…
Д. Пучков: Ну как мы сейчас про Петра I, да?
К. Жуков: Нет-нет, там лет 40–50 прошло. Битва при Эдессе – это 260 год н. э., а Лактанций писал, если я не ошибаюсь, в конце III – начале IV века. А вот Марк Аврелий пишет совершенно иное: император скончался от полученных ран. И вообще неизвестно, долго ли он в плену прожил.