«Рим». Мир сериала — страница 19 из 35

Посмертная маска


К. Жуков: Начинается все с того, что Сервилия скорбно рассматривает посмертную маску Брута, свежеприкастрюленного в сражении, и расстраивается. Сидит она, видимо, в Храме предков, потому что все в посмертных масках, но они странные – такое впечатление, что пластмассовые с подсветкой.

Д. Пучков: За ними свечечки горят, да.

К. Жуков: Что это такое, я затрудняюсь сказать. Я знаю посмертные маски, которые лепили из глины, а потом по ним делали мраморный бюст либо барельеф или из металла отливали. Как здесь, со свечкой сзади, – такого не знаю.

Д. Пучков: Творческая находка.

К. Жуков: Да, выглядит откровенно жутко, такое впечатление, что сейчас про вампиров что-то начнется.

Д. Пучков: А вот там рабыня скачет и в очередной раз предлагает ей: «Ивовой воды не желаешь? Поможет заснуть». Что это за вода? Ты про такое слышал когда-нибудь?

К. Жуков: Не знаю. Спасибо, что не чай, потому что в переводе НТВ говорят «чай».

Д. Пучков: «Чайку дербалызнешь»?

К. Жуков: Да, ивового. Я не знаю, может быть, это какое-то успокоительное?

Д. Пучков: «Поможет заснуть». – «Не будет больше сна», – говорит Сервилия.

К. Жуков: Ну а в это время Иокасту выдают замуж за Поску. Хорошая сцена, когда эта зареванная дура стоит!

Д. Пучков: Атия, которая только что фактически прирезала ейного папу, после чего Иокасту изнасиловали гурьбой, по всей видимости, принимает во всем этом горячее участие.

К. Жуков: Конечно, ходит…

Д. Пучков: «Не реви на собственной свадьбе. Организация твоей свадьбы доставила мне массу неприятностей. Прошу, не испорти. Немного желающих жениться на сироте-бесприданнице». То есть денег-то нету. Папа сказочно богат, да? «Прости, я очень благодарна. Я уверена – он очень хороший человек. Просто я всегда представляла, что выйду за совсем другого…» – «Да ты вообще ни за кого не выйдешь, если появишься покрасневшей и опухшей. Я знаю мужчин, он будет чудесным мужем», – говорит Атия. Похоже, сама и решила за кого. Молодцы!

К. Жуков: Наши любимцы Марк Антоний и Атия обсуждают свой перспективный брак.

Д. Пучков: «Заставляет задуматься». – «О чем?» – «О свадьбе». – «Какой?» – «Нашей с тобой. Авгур здесь, можем пожениться прямо сейчас – быстро и просто». Марк ловко съезжает: «Когда будем жениться, это должна быть лучшая свадьба на свете, меньшего ты не заслуживаешь». – «Я так и думала». – «Авгур медленный, как улитка».

К. Жуков: Странная сцена, потому что Атия Бальба Цезония в 57 году до н. э. вторично вышла замуж за Луция Марция Филиппа, консула 56 года, и занималась воспитанием детей. В 43 году, то ли в августе, то ли в сентябре, она отдала концы, то есть в момент, о котором идет речь в данной серии, ее уже в живых быть не должно.

Д. Пучков: Но для драматизма и трагизма Атия должна быть жива, без нее сериал – не сериал. Потом, может, ее замочат или сама помрет.

К. Жуков: Нет, она до конца сериала благополучно…

Д. Пучков: Если бы был третий сезон…

К. Жуков: Ну, это понятно. Тут-то Сервилия раскрывается – оказывается, она не просто так сказала, что не будет больше спать, она собралась героически проклясть Атию, для чего нужно выманить ее из дома.

Д. Пучков: Сервилия собралась покончить с собой и воет за порогом: «Атия из рода Юлиев, я взываю к правосудию!» А при чем тут правосудие?

К. Жуков: Для меня это тоже загадка. Может, она имеет в виду некое высшее божественное правосудие?

Д. Пучков: Или справедливость, а я, как тупой, не различаю почему-то.

К. Жуков: Ну, justice может быть и «справедливость». У англичанцев justice – и правосудие, и справедливость.

Д. Пучков: Кто не знает: юстиция – это справедливость. У чехов, кстати, министерство юстиции так и называется: министерство справедливости. Вместе с ним министерство правды должно быть еще.

К. Жуков: Да. Это у нас, у славян, справедливость в одном месте, а юстиция – в другом, и пересекаются они далеко не всегда.

Д. Пучков: Атия не понимает, что делать, но Марк Антоний успокаивает: «Ничего не делай, вообще ничего. Она скоро уйдет, если мы будем ее игнорировать».

К. Жуков: Не тут-то было! Ну а Пулло домогается до Иринки, которая ему не дает, потому что беременна. Конечно, на английском когда слушаешь, все совершенно по-другому воспринимается, потому что у них акцент разный, понятно, что она иностранка и только что научилась говорить на латыни.

Д. Пучков: Говорит, во-первых, криво, во-вторых, с акцентом. Ну, я не одолел, потому что не знаю, под кого ее делать? Под грузинку?

К. Жуков: Слишком белобрысая, наверное, какая-нибудь немка имеется в виду.

Д. Пучков: Не знаю. Жила у какого-то озера.

К. Жуков: Там вся Германия с Францией…

Д. Пучков: Финляндия, Швеция?

К. Жуков: Финляндия… На Карельском перешейке.

Д. Пучков: Да!

К. Жуков: Тут у нас все в озерах, выбирай любое. На озере Комсомольском, наверняка или Саперном, я уверен.

Д. Пучков: Янисъярви.

К. Жуков: А Ворен с коллегами обсуждает бизнес.

Д. Пучков: Разруливает, да?

К. Жуков: В Остию приходят корабли с зерном. Ему нужны причалы с более глубоким фарватером. Чтобы большие корабли принимать. А все глубокие причалы находятся в ведении его коллеги и конструктивного антагониста Меммия.

Д. Пучков: Ворен: «Наши корабли с зерном несут больше 10 тысяч амфор» (то есть осадка большая). «Это непросто, – говорит Меммий, – эти гавани отведены для наших кораблей с хрен знает каких времен». – «А это не причина оставлять все так, как было. Времена меняются». – «Ты все время так говоришь. Я разрешу использовать наши причалы, но мы возьмем 5 % зерна, и разгружать корабли будут наши люди». – «Чушь! Это разрешение на воровство».

К. Жуков: Это Маский включился.

Д. Пучков: «Это если бы мы были ворами», – говорит Меммий. «Хм! Я дам тебе 5 %, но Маский отправится в Остию и будет контролировать разгрузку». «Отправлюсь сегодня же», – говорит Маский. – «Ну, как пожелаешь».

К. Жуков: Тут важный момент: когда они все расходятся, придя к некоему соглашению, дочь Ворена сталкивается с человеком, который явно работает на этого гадского Меммия, и он начинает ей строить глазки.

Д. Пучков: Подкидывая человечков.

К. Жуков: Подкидывая, да, кукол вуду каких-то явно соблазнительного свойства. Дочка Ворена ведется на его приемчики. А Сервилия, получается, двенадцать часов завывает под дверью атиевского дома, хотя воет уже не так громко, но все равно противно.

Д. Пучков: Почему не были посланы слуги, которые ей бы укорот-то какой-то дали – сломали шею, еще чего-нибудь? Отнесли бы на помойку и выкинули.

К. Жуков: Учитывая, что ее совсем недавно похитили, обстригли и выкинули на помойку, чего теперь-то ее снова не выкинули?

Д. Пучков: Ну ладно днем люди вокруг стоят – нельзя, а ночью-то, когда никого нет, часа в четыре утра…

К. Жуков: С другой стороны, все слышали, что она собирается некую божественную справедливость установить, и если сейчас ее взять и куда-нибудь деть, все сразу скажут: «Чего это ты – может, скрываешь что-нибудь, боишься? Вон тут женщина собирается про справедливость, а ты что с ней сделала? Нехорошо». Может быть, тут такая идея была заложена.

Ну а дальше идет одна из моих любимых сцен – заседание триумвиров. Марк Эмилий Лепид, Гай Юлий Цезарь Октавиан и Марк Антоний.

Д. Пучков: «Боюсь, перебрал, не мог встать с постели, как ни старался. Башка раскалывается, так что говорите очень тихо, или я рассыплюсь на тысячу кусочков». Странно, что Марк Антоний похмеляться не умеет.

К. Жуков: Не, ну иногда бывает, что уже и невозможно похмелиться. Это ж сколько вина выпить нужно, чтобы в таком состоянии проснуться? Хотя они нетренированные были, водки не пробовали.

Д. Пучков: Да-да.

К. Жуков: Октавиан рассматривает карту. Карта, откровенно говоря, странная, потому что таких в Риме не было.

Д. Пучков: Некоторые наброски?

К. Жуков: До нас дошла, если не ошибаюсь, копия XIII века, снятая с римской карты, так называемые Пейтингеровы таблицы. Несколько огромных карт. Это на самом деле не карта, а таблица, то есть указана отправная точка, например Рим, откуда все выезжают или куда приезжают, и маршрут до каких-то невероятных пределов, чуть ли не за Каспийское море. А карты как таковой нет. Имеются путевые указатели: «Прошел 500 м, повернул направо, тут живут такие-то люди». Пометки кратенькие, масштаб не соблюден. А такой красивой карты, как в сериале, чтобы земля похожа на землю, континенты все угадывались, не было. Птолемей, будучи известным астрономом и географом, составил некие указания о том, как что должно выглядеть, куда нужно ехать, но от него карт не осталось никаких. Я уж молчу о том, что у них север сверху, а это совершенно не очевидный факт, потому что есть карты, где верхняя ориентация – восток. А собственно, какая разница – это же чистая условность – то, что у нас север находится сверху. Как поверни – так развернутся координаты.

Ну а за разговором, естественно, идет речь о том, кто что получит в итоге…

Д. Пучков: Сначала о том, что «блатные города встревожены». «Уважаемые люди обеспокоены тем, что мы трое, возможно, намерены установить некую форму тирании». – «Кто именно беспокоится? Назови имена этих беспокойных». «Как-то неудобно, – говорит Лепид, – они говорили со мной доверительно». – «Ну кто бы сомневался! Скажи своим влиятельным друзьям закрыть рты! Пусть на форуме посмотрят на руки Цицерона и вспомнят, что бывает с теми, кто болтает о тирании», – Марк Антоний ставит Лепида на место. «Я лишь упомянул, не мог не сказать». «Может, перейдем к делу? – говорит Октавиан. – Очевидно, втроем мы не можем править всем одновременно – будем только мешать и противоречить друг другу. Мы должны разделить обязанности». – «И что ты предлагаешь?» – «Предлагаю разделить территорию Рима на три части, каждый из нас будет править одним регионом». – «Звучит разумно. А кто что получит?» – «Об этом я еще не подумал». – «Рим очень сложный механизм, его нельзя просто разрубить, как кочан капусты». Тут Марк Антоний берет саблю и идет нарезать участки, блин! «Тебе должны отойти Рим и запад, я обойдусь Египтом и восточными провинциями. Возражения?» – «Что есть в Риме и что на западе – буйные галлы, германцы, беспокойный сенат, необходимость ублажать римскую толпу, а на востоке все деньги, поставки зерна и большая часть налогов». Марк Антоний: «Разумеется, разделение будет чисто административное, а все деньги будут храниться в единой казне». «Тогда годится», – говорит Октавиан.