В целом это никак на фильм не влияет, но если ты хоть чуть-чуть интересовался вопросом, то слух немножко режет.
Д. Пучков: Марк Антоний: «Плавно ведешь лук за животным, с упреждением. Видишь, в зависимости от скорости движения зверя. Пей воду! – дает команду оленю. – Сейчас самое время – животное думает только о жажде. Олень знает об опасности, но очень хочет пить. Видишь, как все просто?» Это мне напоминает ночь в казарме – примерно так же было! Только без луков.
К. Жуков: Слава богу. Луки в оружейке стояли под замком.
Д. Пучков: «Моя очередь!» – «Антоний, мы можем обсудить насущные дела?» – «Тсс! Спугнешь оленя! Он переместился, зверь сдвинулся!» – «Еще разок!» – «Насчет поставок зерна. Меня уполномочили предложить тебе двойную цену, если гарантируешь поставку до конца месяца». – «Двойную, говоришь? Неплохо!» Вступает Клепа: «Тройную!» – «Согласен».
К. Жуков: Слишком быстро согласился.
Д. Пучков: «Мы заплатим втрое больше обычной цены». Не умеет торговаться. «И Карфаген. Вы передадите Карфаген под управление Антония». – «Это возможно». – «Бедный Октавиан, должно быть, он в полном отчаянии». – «Люди голодают и умирают. Октавиан сделал все возможное во избежание дальнейших страданий». – «Потому что он так любит свой народ». – «Любит». – «Никого он не любит, и его никто не любит! Может кормить народ жаворонками и устрицами, пока те не лопнут, а меня все равно будут любить больше. Правда, Ворен?» – «Да». – «Вот он, глас народа! Они любят меня». – «Несомненно, ты прав, но у нас уговор, да?» – «Да: тройная цена и Карфаген. И Испания». Молодец! «Испания? Да ты не можешь получить Испанию». – «Какая жалость! Тогда договор отменяется». – «Послушай, это абсолютно…» – «Договор отменяется!» Попадание в оленя: «Браво, любовь моя!» «Значит, на ужин оленина. Приятного пути домой, ребята». Отшили ребят.
К. Жуков: Странно все это. Во-первых, в Риме, конечно, были проблемы и, возможно, где-то не хватало еды, но не так, чтобы люди умирали от голода. Во-вторых, Карфаген же у Лепида. Как он может просить у Октавиана то, что за Лепидом закреплено? Проблемы в Риме были гораздо глубже, чем хлеб, черт возьми! Рим мог с Сицилии возить хлеб и еще много откуда. Это Средиземное море, там все растет, можно за угол на тазу отплыть и что-нибудь купить не в Египте. Проблемы были в том, что триумвиры (теперь уже, наверное, два из трех, Октавиан и Антоний) тянули одеяло власти каждый на себя. Они раз за разом продлевали срок действия триумвирата при помощи разных бюрократических тонкостей, но друг другу они были уже не нужны, потому что гражданская война кончилась, врагов внешних больше нет, а значит, должен остаться только один. Ну а объявить друг другу войну – это, кстати говоря, в фильме показано – они не могли: их не поймут. Сколько можно? Того, кто развяжет гражданскую войну, сразу перестанут поддерживать, и это для него плохо кончится. И Марк Антоний, и Октавиан использовали различные подковерные интриги, некие военные демонстрации. Антоний чудом ушел от парфян, но тем не менее продолжал заигрывать с Арменией, потому что идея парфянского похода никуда не делась. Помимо внутриполитических у Антония были вполне конкретные внешнеполитические амбиции, он хотел присоединить к себе как можно больше территорий. В 35 году царь Артавазд предлагал объединиться против парфян, Антоний вроде бы согласился, и начались перемещения войск в сторону Парфии, в сторону Армении. На парфян-то второй раз Антоний не пошел, а вот Армению присоединил, из-за чего устроил триумф. Но триумф мог быть только в одном месте – в Риме, а Антоний провел церемонию в Александрии.
Д. Пучков: Молодец!
К. Жуков: Триумф в Александрии – это намек на то, что столица теперь там. Антоний, конечно, хотел, чтобы столица была в Риме, но столица там, где Антоний, а сейчас он в Александрии, поэтому триумф будет в Александрии. Это был вызов, с одной стороны. С другой – можно же сказать, что это не триумф, а подделка какая-то. Октавиан так и сделал, одновременно принявшись проповедовать в сенате, что Антоний, гад такой, во-первых, проводит освященный богами римский ритуал непонятно где, в колонии по большому счету, а так нельзя. Во-вторых, собирается перенести столицу в Александрию, а это значит, что миллион человек, проживающих в Риме, тут же обнищает. Они жили только за счет ресурсов, отовсюду стекавшихся в столицу. И теперь что? Куда им деваться? В Египет? Там уже свой миллион, их там не ждут. Это возбуждало сильное недовольство римской толпы.
А Марк Антоний ко всему прочему опирался на авторитет Гая Юлия Цезаря, потому что это был единственный авторитет, к которому апеллировали буквально все, ведь он из предшественников данных персонажей самый великий, его величие неоспоримо, он лучше всех воевал, правильную политику проводил и вообще гений. И Антоний целенаправленно продолжал политику Юлия Цезаря, постоянно обещая латинизировать все варварские провинции. Ну что такое Египет для римлян? Это варвары, потому что они говорят непонятно. А по сути дела-то, это же цивилизация, причем серьезнейшая, и представителям этой цивилизации, особенно знатным, не нравилось, что, находясь в составе некоего государства, они не являются его гражданами. Местные Антония поддерживали, всем же хочется какие-то бонусы получить.
Д. Пучков: Грин-карту.
К. Жуков: А римлян, наоборот, дико бесило. Октавиан вполне откровенно заявлял, что придерживается старых римских традиций, поэтому в Риме поддерживали его. Перемещения войск, которые организовывал Антоний, очень беспокоили Октавиана, потому что он, как мы знаем, не был полководцем. Да, он участвовал в военных кампаниях и разбирался в военном деле, но великий полководец-то Антоний. Было понятно, что если Октавиан и Марк Атоний столкнутся один на один, то, скорее всего, Октавиану ничего не светит. Поэтому Октавиану нужна была армия сильнее, чем у Антония, а такую армию набрать? Во-первых, гарантировать легионерам, которые уже отслужили, что у них будет земля в Италии, чем Октавиан и занимался – он расселял легионеров-ветеранов в Италии. Во-вторых, нужно собрать деньги для набора новой армии, покупку вооружения, для чего был введен налог в 25 %.
Д. Пучков: Ого!
К. Жуков: И единовременный налог на имущество богатых граждан и вольноотпущенников – 12,5 %. Закончилось все бунтами. Никаких полицейских тогда не было – ни Римгвардии, ни ОМОНа, поэтому давили их без затей войсками. Конечно, эти меры сильно не нравились местному населению и в первую очередь богатым, которым было что терять. Что взять с римского пролетария, у которого вообще никакого имущества нет? С него налог бы и не брали. Наоборот, Октавиан пролетарию был близок, потому что гарантировал гуманитарную помощь, обеспечение работой и т. д. А если у тебя миллион сестерциев, то 25 % – это существенно. У Антония в этой связи была мощнейшая поддержка в самом Риме.
Д. Пучков: Тут у нас дальше беседа: «Если это не заставит мелкого говнюка объявить войну, тогда даже не знаю». – «Он осторожный зверь. Может, просто обрубишь концы и объявишь войну сам?» – «Объявить войну? Окта-виану? Моему самому надежному, любимому коллеге? Риму, моему народу? Не-не-не, так не пойдет. Я вернусь домой как спаситель, а не как завоеватель. Я очень устал».
К. Жуков: Антоний татуировками из хны размалеван как… Выглядит омерзительно.
Д. Пучков: Погряз в пороке. Вот до чего бабы-то доводят.
К. Жуков: А в это время Тит Пулло спит с рабыней Гейей. И его будит шум с улицы, потому что голодные сограждане требуют еды. Он отправляется на улицу беседовать с электоратом.
Д. Пучков: «Иногда забываю, какая ты на самом деле бессердечная сука». – «А ты хотел бы меня другой?» – «Шутишь? Как только мне предложат добротного коня с упряжью, я с тобой тут же распрощаюсь».
К. Жуков: Пулло с телохранителями прорывается через толпу, заходит на балкончик и оттуда толкает вполне разумную речь: «Если я вам сейчас раздам зерно, вот все, которое есть, так вы сегодня нажретесь, а завтра будет голод. Это неразумно, не будем так поступать». Все разочарованы. Пулло возвращается на «малину», вразумляет детей Ворена, как надо жить: «Ну иди, поучись арифметике…»
Д. Пучков: «…читать или еще чему-нибудь».
К. Жуков: Рядом семенит хромой Маский на аппарате Илизарова фактически. Чего он до сих пор так плохо себя чувствует – с момента прошлой серии уже много времени прошло…
Д. Пучков: Там дальше говорят, что сколько-то лет.
К. Жуков: Года два, если не три. Маский рассказывает, что коллеги-пекари требуют зерно, которое положено к раздаче.
Д. Пучков: «Шестьсот за мешок». – «Шестьсот?!» – «Да, шестьсот и несколько мертвых детей за каждый мешок, который не достанется голодным». – «Мы не за выгодой гоняемся». – «И все же шестьсот…» – «А плевал я на коллегию пекарей!» – «Ну, тебе решать». Тут же кормление сидящего в клетке Меммия происходит.
К. Жуков: Заросшего волосами.
Д. Пучков: Да. «Ты зачем тратишь на него драгоценную еду? Пусть жалкий мерзавец сдохнет». – «Меммий? Нет, он напоминает остальным, что надо быть честными». – «И что делать?» – «Неси мою лучшую одежду. Узнаю, есть ли идеи у Его чести». И на рычащего Меммия: «Слышь, а ну тихо, пидор волосатый!»
К. Жуков: Оказавшись у Октавия, Пулло открывает ему глаза на проблему – людям жрать нечего. Октавий раскладывает по понятиям Меценату и Агриппе, что на самом деле это все Антоний подстраивает, чтобы спровоцировать Октавиана на войну. Ну, собственно говоря, о чем Антоний только что беседовал с Клеопатрой.
Д. Пучков: Сначала отличные советы: «Насколько мне известно, можно есть собак». – «Можно, на вкус как свинина, если правильно приготовить». Тут я несколько теряюсь: там что – свиньи были какие-то чудовищные? Как собаку можно сравнить со свининой?
К. Жуков: У нас свиньи-то сейчас хорошие, кошерные.