Д. Пучков: Да-да-да. «Собак уже съели». – «А я-то думаю: чего по ночам так тихо – лаять некому».
К. Жуков: Это Меценат распинается. Как у нас в 2012 году на Болотной…
Д. Пучков: Да-да-да.
К. Жуков: …революция дельфинов против анчоусов. Вот Меценат в фильме дельфин.
Д. Пучков: «Дельфин» по фене оскорбление…
К. Жуков: Меценат плохо себя ведет, поэтому я про него так плохо и говорю.
Д. Пучков: Предлагают потрошить военные склады. «Отправь три легиона в Африку, пусть их кормит Лепид – это обеспечит город зерном на месяц». – «Так и поступим. Но это временное решение. Это лучшее, что мы можем сделать. Пуллон, скажи, что говорят люди, кого винят в голоде?» – «Тебя, ты здесь главный». – «Не Антония?» – «Они слышат, как чтецы новостей говорят, что он задерживает поставки, и все такое, но это же Антоний – зачем ему морить их голодом? Они всегда любили его, а он всегда любил быть любимым. А ты… ну ты – это ты». – «Холодный и бессердечный?» – «Я бы так не сказал, но ты не из ласковых». – «Благодарю, Пуллон». – «Так я получу зерно?» – «Агриппа проследит».
К. Жуков: Агриппа-то: «Так может, просто повоюем?» Ну а Меценат сообщает: «Так это же… Ты слышал, что сказал Пуллон? Так можно объявить войну вину и песне». Тогда Октавий разрабатывает хитроумный план, а именно посылает за мамой и сестрой, чтобы они пришли на обед для некоего разговора.
Д. Пучков: Толково придумано.
К. Жуков: Да. На обед их вызывают чуть ли не с полицией и судебными приставами.
Д. Пучков: Ну как обычно. Взвод солдат приглашает.
К. Жуков: На обеде Октавиан уговаривает маманю и сестру поехать к Антонию и урезонить его. Маманя – любовница, сестра – законная жена, в общем, дуплетом бабахнуть.
Д. Пучков: Он тонко подходит: «Нежный голос любящей жены добьется успеха там, где не помогло остальное». – «Ты шутишь?» – «Не припомню, когда я последний раз шутил». «Если серьезно, – говорит Октавия, – ехать должна не я, а мать, она его настоящая жена». – «Вы могли бы, – тут же ловко подмечает Октавиан, – поехать вместе: подарим Антонию и настоящую жену, и официальную. Мама?» – «Все это очень хорошо, но у меня нет желания совершать долгое морское путешествие. А у тебя?» Октавия: «Нет». – «А кроме того, мы неголодны, нам зерна не надо. Что нам за это будет? Как ты заплатишь за наши хлопоты?» – «А чего ты хочешь?» – «Помпеи стали вульгарны, хочу виллу на Капри».
К. Жуков: Рядом с Горьким.
Д. Пучков: Да-да. «Хорошо». – «А ты, Октавия, хочешь виллу?» Мама тут мастерски удваивает цену! «Не знаю, было бы здорово, и несколько гладиаторов в придачу». – «Может, взять деньгами и решить позже?» – «Хорошая идея. Деньги!» Молодец! «Ну, как пожелаешь. Меценат, пусть чтец новостей объявит, что они отплывают как можно скорей». Все отлично выступили. Хорошая семья… Октавия умнеет на глазах: «Несколько гладиаторов…»
К. Жуков: После чего Октавиан шпилит супругу, та бьет его по морде и придушивает. Чертов извращенец!
Д. Пучков: Хотя обещали наоборот.
К. Жуков: Да, буквально в предыдущей серии обещали. Ну, видимо, передумал. А может быть, это феминистки проснулись и сценаристов заставили.
Д. Пучков: Может, может.
К. Жуков: Короче говоря, сексуальная жизнь Октавиана так себе.
Д. Пучков: Да. Но сцена неплохая.
К. Жуков: И все вдумчиво показано, минуты на три. В это время Ворен играет в мячик с якобы сыном Цезаря Цезарионом. Мы-то все помним, кто по фильму его настоящий папа! Цезарион просит постоянно рассказать об отце, а Ворен ничтоже сумняшеся рассказывает ему о настоящем папе, правда не называя имени.
Д. Пучков: Там еще упустили сцену на корабле, когда мама с дочерью…
К. Жуков: А, да!
Д. Пучков: …Атия с Октавией. Атия переживает: «Я сильно изменилась с тех пор, как он видел меня в последний раз?» Ну, это речь про «постарела». Никто не молодеет, а для тетки это беда. «Ни капли не изменилась. Он упадет в твои объятия в экстазе любви». – «Серьезно?» – «Нет». – «Ты стала очень грубой и злой». – «А ты сентиментальной, как девчонка, – говорит умнеющая Октавия, – и это, честно говоря, отвратительно». Закалка, характер!
К. Жуков: Ну а мы же помним, что Антоний обещал Атию забрать к себе, и она все ждет гонца, а телеграммы с вызовом все нет.
Д. Пучков: Итак, Ворен играет с Цезарионом. Сначала какого-то евнуха мерзкого мячиками забросал: «Играешь, как баба!»
К. Жуков: Прибегает Поска и докладывает: приехали Атия и Октавия, домогаются аудиенции. Потом приходит Марк Антоний, и выясняется…
Д. Пучков: Клеопатра сбоку: «Как мило – жена и любовница прибыли вместе, чтобы повидаться с тобой». – «Молчи, женщина! Чего они хотят?» – «Не знаю. Что им сказать? Они скоро будут здесь». – «Дай подумаю. По собственной воле они бы не приехали, значит, их отправил Октавиан». – «А зачем?» – «Зачем присылать мою жену – только если за каким-то примирением». – «Ты должен ей отказать». – «Разумеется, именно этого он и хочет». Молодец Марк Антоний, умен. «Вынуждает меня публично выбирать между ней и тобой, а когда я ее отвергну, а я отвергну, у него будет повод для объявления войны». – «А чего ты тогда такой мрачный? Ты добился того, чего хотел, – войны, которую начнет он, войны, к которой ты не стремился». – «И все же мне это не нравится. Он наносит удар по моей поддержке народа и будет думать, что перехитрил меня». – «Какая разница? Главное, чтобы в войне победил ты». – «Пожалуй, так». – «В любом случае надо быть приветливыми хозяевами. Устроим чудесный прием. Чермиан, давай управляющего кухней». – «А тебе бы это понравилось, да – унизить Атию, смотреть, как она мучается, пока ты играешь в царицу?» – «Играю в царицу? Да я и есть царица!» – «Ты меня поняла!» – «Нет, не понимаю». – «Ты просто хочешь выставить нашу любовь перед ней напоказ». – «А почему бы и нет? – говорит чаровница Клепа. – Мы ведь любим друг друга, а ты больше не любишь ее – ну пусть узнает об этом. Это доброе дело, она перестанет грезить о тебе. Я права? Ты больше ее не любишь?» – «Конечно, не люблю, и ты знаешь, что я ее больше не люблю, но все же публичного унижения она не заслуживает» – последние, так сказать, угольки страсти тлеют еще в Марке Антонии, он сопротивляется. «Да в этом весь смысл, они здесь для того, чтобы их унизили!» – «Не думаю, что она это знает, иначе ее бы здесь не было. Думаю, ее бл…ский сынок манипулирует ею». И тут поступает радикальное предложение: «Ну тогда давай их убьем». – «Что ты сказала?!» – «Атия не будет унижена, потому что Атия умрет, а Октавиан поймет, что тебя не провести. Это идеально». – «Мой народ будет презирать меня как убийцу жены». – «Ну хорошо, тогда их корабль утонет по пути домой». – «Нет!» – «Такое часто бывает». Такие решения отличные! «Нет! Я серьезно – нет». – «Понятно: либо ты трус, либо у тебя до сих пор к ней чувства, – давит на больное гадина. – Так что из этого правда?» – «Закрой свою бл…скую пасть!» Настоящий военный!
К. Жуков: Пытается доминировать безостановочно. Но уже видно, что коготок увяз. А значит, и всему Марку Антонию пропасть.
Д. Пучков: Нельзя, нельзя так с бабами. Это политическая близорукость.
К. Жуков: Но в фильме все показано идеалистически – всем рулят отношения между людьми. На самом деле у них были конкретные интересы. Марк Антоний не из-за Клеопатры окопался в Египте, а потому что Октавиан обосновался в Риме. А раз Марк Антоний в Египте, ему нужно отстаивать местные интересы и опираться на местную публику. Ну и идея, что он пошлет свою жену и это спровоцирует войну, просто несерьезная. Элита Рима вела себя так, что настроить римскую публику против кого-то из-за того, что он с женой как-то не так обошелся, было нереально. Вот если сейчас расскажут, что Филипп Киркоров, понимаешь, опять спит с Аллой Пугачевой. И что?
Д. Пучков: Никому не интересно.
К. Жуков: Всем по фигу! И тогда было по фигу, все уже наелись этими выступлениями. Говорили, что Цезарь гомосек и шпилил Октавиана – это же, однако, не отвратило от него римскую публику. Почему? Потому что половина была уверена, что это байки, а второй половине было наплевать.
Д. Пучков: А трезвомыслящие люди говорили: «А что, Октавиан симпатичный, почему бы нет?»
Дамочки прибывают ко дворцу. «Боги! Какое жуткое сооружение!» – «Зато большое». – «Это верный признак вульгарности. Род Птолемеев происходит от козопасов. Почему двери не открыты?» Никто их не встречает.
К. Жуков: Зато из парадных дверей выбегает Иокаста.
Д. Пучков: «Может, вернемся на корабль?» – «Исключено. Останемся здесь, пока эти жалкие людишки…» Открывается дверь. «Ну наконец-то!» – «Ио-каста, это ты?» – «Конечно, я, а кто еще?» – «Что с тобой?» – глядя на всю эту прелесть.
К. Жуков: А она в парике.
Д. Пучков: «А, это? Ее величество не любит римский стиль у подчиненных женщин. Весьма неразумно, на мой взгляд, но на что не пойдешь ради спокойной жизни, да? А теперь мне даже нравится. А вы что здесь делаете? Прибыли на день крокодила? Так я его называю, никак не могу выучить их язык. Она вопит, а я притворяюсь придурочной, и она перестает».
К. Жуков: Удобно.
Д. Пучков: Ну, ей, по-моему, притворяться не надо. «Почему двери закрыты? Почему нас никто не встречает?» – «Ну, я уверена – скоро кто-нибудь выйдет. Здесь все происходит очень медленно из-за жары». – «Слушай, может, пойдешь скажешь Антонию, что мы ждем встречи? Очевидно, ему не сообщили, что мы здесь». – «Я не могу» (то есть дисциплина). «Никто не смеет говорить с Антонием без ее разрешения, ну кроме моего дорогого Поски и Люция Ворена, конечно». Обращаясь к Октавии: «Мне нравится твоя прическа, теперь так носят?» – «Ну, слава Юноне, Поска! Во имя неба, что это?» – «Иокаста, ты чего творишь?!» Поска прибежал затаскивать ее обратно. «Да я только…» – «Молчи!» Атия: «Поска, где Антоний?» – «Да-да, очень рад! Действительно! Пошли». – «Поска!» – «Спасибо». – «Они все посходили с ума».