Слушатели откликнулись радостными возгласами, рукоплесканиями и смехом.
– Вы прождали меня всю ночь, и я благодарю вас за это. В благодарность во второй год своего трибуната обещаю вам наилучшим образом позаботиться о ваших нуждах. Хочу вернуть вам земли, которые по праву ваши, защитить вас от жадных земельных рвачей и их злобных шаек и сделать Рим, в котором ваши дети будут жить справедливее и богаче, лучшим местом для жизни трудящегося человека! Но чтобы добиться этого, мне необходимо выиграть сегодня выборы. А чтобы выиграть выборы, мне необходимо остаться в живых. Угроза со стороны врагов вполне реальна: на меня могут напасть в любое время, в любом месте. Я не боюсь схватки, ибо повидал их немало. Первым взобрался на стену Карфагена и был награжден «стенным венцом». Сражался в Испании рядом со многими храбрецами из числа присутствующих. Но здесь Рим. Я больше не солдат, а гражданин и не ношу оружия. Вы должны стать моими телохранителями, ибо без вас я беззащитен.
– Мы не дадим тебя в обиду! – закричал кто-то из толпы. – Если понадобится, умрем за тебя, Тиберий Гракх.
Его возглас подхватили многие другие.
– Молю Юпитера о том, чтобы до этого не дошло. Но если возникнет непосредственная угроза и понадобится, чтобы меня окружило кольцо смелых людей, я, возможно, не смогу до вас докричаться. Я охрип, да и шум может стоять такой, что голосом его не перекроешь. Поэтому ждите от меня такого сигнала.
Тиберий воздел обе руки к небу, а потом согнул в локтях так, что их пальцы указывали на голову. Жест был понятен – «собраться вокруг главы».
Толпа снова принялась хлопать в ладоши и скандировать его имя. Тиберий, держась одной рукой за руку Блоссия, другой помахал людям и шагнул вперед, стараясь не кривиться от боли.
– Возможно, это хорошо, что я споткнулся, – шепнул он Блоссию. – Гадание предсказывало дурное начало. Теперь можно сказать, что предсказание сбылось и дурное уже позади.
Слегка прихрамывая, несмотря на поддержку Блоссия, Тиберий направился на Капитолий, к месту голосования. Пока он спускался с Палатина, число сопровождавших его людей выросло, а еще больше сторонников дожидалось на Форуме. Они расступились, давая ему пройти, шумно приветствовали его, а потом, сомкнувшись за его спиной, последовали за ним.
На ступенях, ведущих на Капитолий, Тиберий помедлил перед аркой Сципиона Африканского, украшенной рельефными изображениями, воспевающими победы его деда в Африке и Азии. Эту остановку все восприняли как молчаливую дань уважения предку, однако на самом деле прищемленный палец так разболелся, что Тиберию просто пришлось сделать передышку. Однако он дал себе клятву подняться к месту голосования не хромая, не опираясь на Блоссия и не морщась от боли.
Пройдя под аркой и сделав всего несколько шагов, Тиберий услышал над головой шум. На крыше одного из ближних домов, по левую сторону от дороги, каркая и хлопая крыльями, дрались два ворона.
Птичья возня повредила черепицу крыши, и оторвавшаяся плитка, грохнувшись прямо перед Тиберием, разлетелась вдребезги. Тиберий поморщился.
– Сначала гадание, потом палец… теперь еще и это, – прошептал он. – Один дурной знак за другим…
– Чушь! – шепнул ему в ухо Блоссий. – Цыплята вели себя, как положено цыплятам. Пальцы люди защемляют ежедневно, а вороны – очень драчливые птицы. Тиберий, если ты начнешь во всем, что творится вокруг, усматривать знамения, тебе и вправду впору стать царем – только тираны воображают, будто мир вращается вокруг них. Птица сбросила с крыши плохо закрепленную черепицу – только и всего!
Тиберий кивнул, поправил тогу и продолжил подъем.
Когда он вместе с Блоссием поднялся на холм, пространство перед храмом Юпитера уже было заполнено людьми. Выбирать народных трибунов имели право только плебеи, и делали они это по избирательным округам, называемым трибами. Даже в самые спокойные избирательные дни порядок на площади поддерживали служители, вооруженные древками копий без металлических наконечников. Появление Тиберия было встречено оглушительным ревом, бранью и насмешками противников. Поскольку его сторонники прибывали и прибывали, на площади началась толчея. То здесь, то там стали вспыхивать потасовки. Служители расчищали себе путь к очагам стычек, чтобы восстановить порядок, а новоприбывшие старались протолкаться в центр площади, где их ждали товарищи.
На протяжении столетий место собраний оставалось неизменным, но за это время число имеющих право голоса настолько возросло, а на площади появилось столько гробниц и статуй, что разделение избирателей по трибам стало серьезной проблемой. Выборы считались выигранными тем кандидатом, которому удавалось собрать на площади больше сторонников. Прибывшие заранее, еще ночью, и занявшие удобные места избиратели Тиберия старались расчистить путь своим единомышленникам и объединиться с ними. Если бы Тиберию и его людям удалось удержать своих противников на периферии зоны голосования, а то и вовсе вытеснить за ее пределы, это обеспечило бы им преимущество.
Преданные сторонники провели Тиберия с Блоссием сквозь толпу, и, когда он взошел на ступени храма, толпа, занимавшая середину площади, разразилась приветственными возгласами, тогда как с ее краев неслись свист и улюлюканье.
Тиберий надеялся, что ему удастся произнести речь, но поднявшийся шум делал это невозможным. Такого накала страстей на избирательном собрании он не помнил. Все собравшиеся пребывали в беспрерывном движении, кричали и жестикулировали. То здесь, то там, особенно по краям площади или вокруг статуй и гробниц, затруднявших движение, вновь завязывались потасовки, грозившие превратить площадку для выборов в поле боя.
Служители, теряя терпение, стучали жезлами о землю, призывая присутствующих прекратить безобразие и распределиться по трибам, но у избирателей, похоже, уже не было возможности внять этим призывам. Да и желания тоже. На площади воцарялся хаос.
Неожиданно толпа раздалась, пропустив побледневшего, встревоженного Флавия Флакка, одного из сторонников Тиберия в сенате.
– Тиберий, я только что с чрезвычайного заседания сената. Все утро твои враги требовали, чтобы консул Сцевола объявил сегодняшнее выборное собрание незаконным…
– Незаконным? Но народ имеет право избирать трибунов…
– Они говорят, что накалившиеся страсти угрожают общественной безопасности – и даже хуже!
– Хуже?
– Твой родич Сципион Назика утверждает, что ты хочешь поднять толпу на бунт и низвергнуть республику, перебить своих противников в сенате и провозгласить себя царем…
– Назика?!
Тиберий сплюнул. Двое родственников, в жилах которых текла кровь Сципиона Африканского, презирали один другого. В сенате не было большего реакционера, чем Назика. В то время как Тиберий стал защитником простого народа, Назика не делал секрета из своего презрения к черни и, даже когда нуждался в голосах, не мог удержаться от высказываний вроде такого: «Я лучше вас знаю, что хорошо для государства». Противники шутили, что это заявление можно было бы сделать его избирательным лозунгом. А однажды, пожимая мозолистую, натруженную руку земледельца, Назика ехидно спросил: «Ты что, на руках ходишь?»
– Но консул Сцевола хороший человек, – заметил Блоссий.
– Так оно и есть, – согласился Флакк. – Он отказался санкционировать отмену выборов, но это не остановило Назику. «Если консул не желает спасти государство, это придется сделать самим гражданам!» – заявил он. Вокруг него собралось множество приспешников, там и сенаторы, и самые отъявленные головорезы, каких только можно себе представить. Все с дубинами.
– Они спланировали это заранее! – промолвил Блоссий.
– Несомненно! – подтвердил Флакк. – И сейчас Назика ведет их сюда с намерением убить тебя, Тиберий! Они считают, что выполняют священный долг. Сенаторы повязали головы красными подбоями своих тог, словно жрецы перед жертвоприношением.
Тиберий похолодел и уставился на ничего не подозревающую толпу.
– Сигнал! – вскликнул Блоссий. – Подай сигнал!
Тиберий воздел руки, и это движение привлекло внимание толпы. Когда все взоры обратились к нему, он указал на свою голову.
Поняв, в чем дело, его сторонники завладели жезлами электоральных служителей и стали ломать их на части и раздавать обломки своим, чтобы использовать их как оружие. Длинные палки могли служить дубинами, а острые щепки заменяли кинжалы. Кроме того, на площади было расставлено множество скамей, которые тоже разобрали по доскам.
Однако находившиеся в толпе противники Тиберия восприняли сигнал совсем по-другому.
– Он указал на свою голову! Все видели – он требует корону! Его приспешники вооружаются, хотят силой захватить Капитолий! Они объявят Тиберия царем!
На площади нарастал хаос, но еще большее смятение произошло у входа на нее, где появился Назика, сопровождаемый сенаторами и головорезами.
На Капитолии началась рукопашная. Шум поднялся такой, что было слышно и на Палатине, и внизу, на Форуме, и даже по ту сторону Тибра.
Несколько человек из сторонников Тиберия предложили ему свое оружие, но он отказался, повернулся спиной к побоищу, лицом к храму Юпитера и воздел руки в молитве.
– Юпитер, величайший из богов, защитник моего деда в сражениях…
Блоссий ухватил его за край тоги и закричал:
– В храм! Беги! Когда они явятся за тобой, взывай к праву священного убежища…
Кто-то ткнул Блоссия палкой в живот, выдавив из него воздух. Философ упал на колени. Множество рук вцепились в тогу Тиберия и сорвали ее.
Оставшийся в одной нижней тунике Тиберий устремился вверх по ступеням храма, но, хромая из-за поврежденного пальца, споткнулся, упал вперед и, прежде чем успел подняться, получил ошеломляющий удар по голове. Ему все же удалось с трудом встать, но пока он, шатаясь, пытался прийти в себя, еще один страшный удар дубины обрушился ему на голову, размозжив череп.
Кровь и ошметки мозга Тиберия брызнули на одежду Блоссия, только успевшего подняться с колен. Он стоял, в ужасе взирая на распростертое на ступенях тело.