Юния еще ниже опустила голову.
– Ты клялась мне, что это сын Гая, значит, он должен появиться на свет примерно в декабре. Макрон никогда не сможет понять, что твое сердце делится надвое, и сочтет ложью твои клятвы. Я знаю, на что способен он в гневе. Не играй с огнем, Юния. Вырви из сердца пагубную страсть, которая может погубить тебя.
– Я поняла, – тихо сказала девушка. – Обещаю прислушаться к твоему совету. Но меня тревожит и Агриппа. Он о многом знает и о еще большем догадывается. Он легко привлек на свою сторону Друзиллу, которая ненавидит меня. Блудница Пираллида, ее любовник Агенобарб также в сговоре. Но я до сих пор не могу понять причины, которая движет Иродом. Как смогла, я навредила ему. Теперь ему отказано в займах из казны, пока он не погасит прежние. Каллист получил прямой приказ.
Клавдий вздохнул:
– Ты еще слишком молода, Юния, и глупа. Не обижайся за резкость. Теперь ты побудила этого корыстного человека к открытым действиям против тебя. Помяни мое слово, вскоре он попытается купить свое молчание огромной ценой и пригрозит разоблачить перед императором твою измену. Когда-то подобный намек со стороны Друзиллы уже поколебал раз уверенность Калигулы, второго он не стерпит. Ты совершила крупную ошибку, Клавдилла.
Юния в ужасе молчала и слушала. Такого поворота событий она не ожидала. Всех убить одним махом. Всех! И Агриппу, и Друзиллу, и Пираллиду, и Домиция! Выжечь каленым железом осиное гнездо заговорщиков.
– И не вздумай совершать безумств, о каких потом пожалеешь. – Клавдий будто прочел ее мысли. – Пока Агриппой двигало только любопытство, теперь же он потребует денег. А уже ради желтого металла он предаст остальных сообщников. Разделяй и властвуй! Это слова Суллы.
Клавдилла обрадованно кивнула и, попрощавшись со стариком, опять сладко уснула. Только теперь сердце ее билось спокойно, потому что далеко забрезжил спасительный свет надежды.
LXXII
Бешенство душило Ирода. Поставщики требуют оплаты по договоренностям, а денег нет. Уже прибыли звери для травли из Африки, гладиаторы, заказаны цветы для гирлянд и ткани для отделки сцены в театрах Помпея и Марцелла, актерам еще не выплачен обещанный аванс, из Испании доставили скаковых лошадей, из Галлии привезли медведей, ювелиры изготовили к сроку награды для будущих победителей. Игры, посвященные Аполлону, начнутся уже послезавтра, и уже надо расплатиться с распорядителями, организовать жертвоприношения в храме на Палатине и одарить сенаторских детей, которые будут исполнять торжественный гимн при открытии игр. Что за пустая бравада – испросить милости императора выступать эдилом такого грандиозного многодневного празднества?
Неограниченный кредит, обещанный Калигулой, неожиданно оказался фикцией. Каллист недоуменно пожимал плечами, несмотря на уверения Ирода, что ему позволено занять денег на устройство праздников. Нахальный грек предложил ему обратиться к Антипе, известному ростовщику, доверительно сообщив, что тот не требует распоряжения императора, а с удовольствием ссужает деньги под расписку, заверенную поручителями. Но таковыми ради Ирода уже не выступил бы в Риме никто.
Агриппа вначале счел все досадным недоразумением, но разговор с Калигулой поверг его в уныние. Гай сухим тоном сказал ему во время завтрака, что его супруга распорядилась теперь проверять платежеспособность всех, а Ирод, увы, не является надежным.
– Милостивый император! – хитро сощурив темные глаза, начал Агриппа. – Я был другом твоего отца, прославленного Германика, и любил тебя как родного сына. Я приходил в умиление всякий раз, как ты надевал одежду и сапожки легионера. Я помню твои детские слезы, когда мать пыталась нарядить тебя в белую тунику и сандалии. Ты так смешно размахивал игрушечным мечом и храбро заявлял, что станешь властелином мира. И я молился своему богу и римским богам, чтобы они вняли твоим словам. Сердце мое радуется, что ты достиг желаемого величия, презрев опасности, что уготовил тебе Тиберий. Я так счастлив, что сын моего дорогого Германика и уважаемой Агриппины стал императором Рима. И неужели тот мальчик, которого я качал на коленях, откажет смиренному иудею в такой смехотворной сумме, которую я собрался потратить на игры, чтобы усладить его взор и порадовать римлян?
Растроганный Калигула впитал тонкую лесть, как губка, и восторженно протянул руку для поцелуя Агриппе. Но согласие, уже готовое сорваться с его губ, их не покинуло, потому что в этот момент в триклиний вошла прекрасная Юния. Мужчины замерли, настолько она была величественна и красива в роскошном египетском наряде и с золотой коброй-диадемой на лунных волосах. Невозмутимо она села на ложе к мужу, выслушала приветствие иудея, кивнула в ответ и придвинула к себе блюдо с булочками.
Агриппа мысленно выругался. Своим появлением она отвлекла Гая, который собрался было уже согласиться, но, похоже, очарованный видом супруги, обо всем позабыл. Ирода не трогала дивная красота императрицы, он будто видел ее насквозь. Чернота ее души пугала. И он задавался вопросом: знает ли Гай ее истинную сущность или, ослепленный любовью, не замечает ничего? Но Агриппа был далек от истины, как бы ни старался к ней приблизиться.
– Рада видеть тебя, Ирод Агриппа, – нараспев произнесла Клавдилла, поглаживая рыжеватые волосы Калигулы, – ты самый частый ранний гость в нашем дворце.
Гай, подобно большому коту, терся головой о ее ладошку и блаженно улыбался. Ироду вспомнилось, как Юния ласкала Макрона, и он едва не содрогнулся от отвращения. Она двулична, как Янус! Но вслух он сказал:
– Твоя божественная красота несравненна, Юния. Я хотел бы просить тебя, госпожа, о великой милости. (Клавдилла удивленно подняла тонкую бровь.) Не откажи мне, прекраснейшая.
– Но в чем? – настороженно поинтересовалась она.
– Тебе известно, что я выступаю эдилом игр, посвященных Аполлону. Я не смею и мечтать о том, чтобы ты согласилась сопровождать меня в золотой колеснице во время церемонии открытия игр.
Глаза Юнии изумленно округлились. Никогда ей не постичь глубин его хитрости! Но и она не так проста, как он думает.
– Видишь ли, Агриппа, – осторожно начала она, будто невзначай скользнув рукой на бедро Калигулы и задержав ее там, – Харикл говорит, что длительное пребывание под палящим солнцем может повредить ребенку, которого я ношу. Я избегаю долгих прогулок, а шествие от Капитолия через форум к Большому цирку так утомительно. Я с удовольствием полюбуюсь из ложи на те развлечения, что ты готовишь для римлян. Думаю, твоя супруга будет счастлива стоять рядом с тобой во время церемонии.
Ирод с досадой вздохнул и посмотрел на Гая, собираясь просить поддержки у него. Но, перехватив взгляд его зеленых глаз, направленных на Юнию и затуманенных страстным вожделением, понял, что проиграл и денег не получит.
Через два часа он с гневом жаловался Пираллиде и Друзилле на безвыходность своего положения. Пираллида слушала очень внимательно, а Друзилла без конца вставляла злобные замечания.
– Займи денег у Макрона, – настаивала сестра Гая. – Он богат как Крез.
– Но ты же знаешь, он уехал на юг и вернется через два дня. Мое письмо придет слишком поздно, да и мы не уверены в положительном ответе, не так ли?
Молчавшая до сих пор Пираллида наконец с грустью проронила:
– Знаешь, Агриппа, кажется, выход есть. Домиций давно уже умоляет меня переехать к нему на Палатин. Ты можешь заложить этот дом или продать его. Конечно, сейчас цены на недвижимость не столь высоки, как при Тиберии, но сумма все равно будет приличной.
Потрясенный Ирод хотел было возразить, но вовремя опомнился. Слишком уж печален был голос девушки, она охотно могла ухватиться за его возражения и, не дай Меркурий, передумать.
– Спасибо тебе, моя дорогая подруга, – сказал он, аккуратно промокнув краешком тоги влажные глаза. – Принимая твою жертву сейчас, я воздам тебе вдесятеро. И совсем скоро.
На Друзиллу тоже накатил приступ великодушия, ей не хотелось отставать от Пираллиды.
– Я отдам тебе свои драгоценности, Агриппа. Моей шкатулки хватит, чтобы купить половину Рима.
На том и порешили. Пираллида отправила раба за ростовщиком, а Друзилла – за украшениями. Ирод счастливо улыбался и целовал обеих. Об отдаче долга своим подругам он, конечно же, и не помышлял, как не задумывался и о том, что этим шагом ставит Пираллиду в полную зависимость от свирепого Агенобарба, а Друзиллу в случае развода с Лонгином оставляет нищей.
Они не догадывались, какую цепь событий вызовет их сегодняшний разговор и как переменятся их судьбы.
Игры удались на славу. Пышное шествие к храму Аполлона на Палатин с разбрасыванием монет и цветов, цирковые состязания и скачки, в которых приняли участие молодые патриции – цвет молодежи Рима, травля диковинных зверей и битвы гладиаторов, удивившие кровавым размахом, и, конечно же, изысканные театральные представления с лучшими актерами в роскошных одеяниях и дорогих масках, сопровождаемые машинами, что метали гром и молнии не хуже Юпитера, – все это поразило воображение римлян. Квириты великодушно признали эдила лучшим за все время существования Рима, а сам император в заключительный день празднеств торжественно вручил ему богатую награду.
Юния удивлялась пронырливости своего врага. Где ему удалось раздобыть средства на столь невероятное празднество? Тщательные расспросы ростовщиков и сенаторов ничего не дали, никто не давал взаймы Агриппе. Недоумение раздражало. Откуда пролился золотой дождь?
Рим всколыхнулся новой сплетней, коснувшейся императорской семьи. Бывший супруг Агрипиниллы перевез в свой дом гетеру Пираллиду. Это возмутило патрициев и дало пищу для пересудов плебеям. Вспоминались подробности избиения сестры Гая на пиру в июльские календы.
Все сочувствовали Агриппинилле. Носилки ее на улицах неизменно окружались зеваками, и часто ей дарили цветы. Молодую женщину страшно раздражала всеобщая жалость, и вскоре она стала ограничиваться прогулками в закрытом палатинском саду. Она уже не могла дождаться окончания срока беременности, чтобы вновь выйти замуж, а пока они с Клавдиллой раздумывали, кому бы из многочисленных претендентов отдать предпочтение.