Глава XVIIИмператорский флот
//Курфюршество Шлезвиг, г. Киль, дворец курфюрста, 7 июля 1762 года//
— Плохая зима, — констатировал Таргус, изучающий доклад имперского министерства сельского хозяйства.
В середине прошлого года была завершена унификация имперских министерств и теперь, наконец-то, выстроена строгая вертикаль исполнительной власти в каждом подконтрольном Таргусу государстве.
Раньше, по причине недостаточного уровня романизации административного аппарата, исполнительная власть в каждом государстве подчинялась отдельным сенатам, а взаимодействие между странами шло с помощью временных полномочных приказов, служащих первыми вестниками интеграции.
А теперь вертикаль власти унифицирована: на вершине стоит император, за ним Имперский Сенат, после него императорские комитаты, затем имперские министерства, а дальше внутренние службы, отделы и кабинеты.
В подконтрольных государствах сенаты упраздняются, потому что Таргусу нужна максимальная централизация — до тех пор, пока последний подданный-варвар не станет истинным римлянином…
— Урожай гораздо ниже ожидаемого, — сказала Зозим. — Придётся вносить корректировки в бюджет и сокращать закуп золота.
— Придётся, — согласился Таргус. — Что у нас по четырёхполью? (1)
— Около 76% сельскохозяйственных единиц успешно переведено на четырёхполье, — ответила герцогиня. — Тем не менее, новый метод не позволил избежать неурожая — возможно, мы переоцениваем его.
— Мы переоцениваем не четырёхполье, а управляемость природы, — сказал на это Таргус. — Все эти годы четырёхполье давало нам 30–40% прироста урожайности, а сейчас мы вернулись к дореформенной урожайности, но не во всех провинциях.
В иной ситуации, не внедряй он активно четырёхполье, не случилось бы ничего страшного, голод бы не наступил, потому что неурожай не достиг катастрофических масштабов, но кое-куда зерно отправлять пришлось, чтобы избежать недоедания среди населения.
Процесс внедрения более прогрессивного севооборота идёт тяжело, кое-где приходится применять силу, чтобы крестьяне отказались от устаревших методов и прислушались к присланным государством агрономам.
Лучше всего аграрная реформа прошла в землях освобождённых переселенцев — бывшие крепостные чувствуют личную обязанность императору, а также ощущают военное присутствие.
Эвокаты, заселяющие выделенные им земли, изначально обрабатывают в четырёхпольном севообороте, а также всеми силами поддерживают государственные меры по строительству систем ирригации, поэтому за них Таргус был спокоен — едва ли они когда-либо будут страдать от сильного неурожая.
— Я хочу, чтобы оставшиеся хозяйства как можно быстрее перешли на четырёхполье, — произнёс он. — Позаботься об этом — лично проследи, чтобы эта затянувшаяся реформа была завершена. Даже если крестьяне будут от этого восставать — мне всё равно.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — поклонилась Зозим.
— Завтра я отправляюсь в Санкт-Петербург, поэтому бери управление на себя, — приказал Таргус. — Россия займёт у меня около двух месяцев. По возвращении ожидаю подробный доклад.
//Балтийское море, 8 июля 1762 года//
Таргус покинул мостик и вышел на бронированную палубу броненосного крейсера «Шлезвиг-Гольштейн», флагмана его военно-морского флота.
Этот корабль является первым из серии броненосных крейсеров типа «Александрина» и используется Таргусом нерационально — для морских путешествий из Киля в Санкт-Петербург и обратно. Но это временно, до тех пор, пока не будут достроены вспомогательные суда, предназначенные для увеличения автономности его флота.
Ему нужно, чтобы его эскадры могли добираться до любого уголка планеты, а для этого необходимы корабли-угольщики, способные загружать топливо в крейсеры прямо в открытом море, а также пункты бункеровки на каждом возможном маршруте.
Но в любой уголок планеты ему не нужно. Ему нужно к южноамериканским колониям иберов, в Анды — это будет рубеж, делящий историю на «до» и «после».
— Адмирал, — произнёс Таргус, когда к нему вышел адмирал Ларионов.
Василий Иванович Ларионов был завербован в военно-морской флот курфюршества Шлезвиг в 1734 году, служил на сторожевых судах, а затем, в 1743 году, был переведён на паровой корвет «Плачущая дева», где, с 1747 года занял пост капитана, вместо вышедшего на пенсию Герхарда Майндорфа.
А через два года после этого «Плачущая» была выведена из состава флота и из неё сделали плавучий музей в Киле. Капитан Ларионов же стал командовать броненосцем «Фленсбург», вторым из серии «Карл Фридрих».
Закономерным развитием его карьеры, как опытнейшего из адмиралов Императорского флота, стал перевод на флагманский броненосный крейсер «Шлезвиг-Гольштейн», которым он командует и поныне.
— Ваше Императорское Величество, — поклонился Ларионов.
— Вы готовы к предстоящему? — поинтересовался Таргус.
— Да, — ответил Василий Иванович. — Но настаиваю на прорыве через Северное море, а не через Ла-Манш. Там маневрировать проще и оборона…
— Нет, — прервал его Таргус. — Я сказал, что вы должны прорываться через Ла-Манш — это не только военный, но и политический вопрос. И ваша задача не просто прорваться, но уничтожить как можно больше вражеских кораблей. Мы покажем, что можем высадить десант в Британии в любое время, и они ничего с этим не смогут поделать. Они должны понять, что это вопрос, зависящий от моего желания, а не от моих возможностей. Сможете объяснить им всё это не словом, но делом?
— Да, Ваше Императорское Величество, — кивнул адмирал. — Я сделаю всё, что от меня зависит. Но всё же считаю, что действие это является неосторожным.
— Я понимаю, — улыбнулся Таргус. — Но время осторожности уже прошло — мы готовились слишком долго. Вы создадите казус белли, который нам очень нужен — сделайте всё безупречно.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — поклонился Ларионов.
//Российская империя, г. Санкт-Петербург, 11 июля 1762 года//
В Императорском дворце царило оживление — прибыла делегация от степных ханов, привёзшая с собой военные трофеи и подробные доклады о ходе боевых действий.
Встреча проходила в неформальной обстановке, в малом тронном зале.
— Итак, чем порадуете? — спросил Таргус, сидящий на своём троне.
— Мы победили, Ваше Императорское Величество, — с поклоном ответил хан Абылай. — Мы привезли тебе штандарты побеждённых армий.
Он сделал знак рукой и в тронный зал начали заходить легионеры из дворцовой стражи, несущие в руках знамёна и штандарты. Некоторые из этих знамён были покрыты давно запёкшейся кровью, а некоторые, явно, были взяты в небоевых условиях.
— Это личное знамя Тимура Гази-хана, правителя Хивы, — хан принял у одного из легионеров знамя.
Оно представляет собой чёрное полотнище с узкой зелёной каймой и золотыми полумесяцем и звездой в центре.
— Эти знамёна займут своё место в Зале воинской славы, — пообещал Таргус. — Проблем с дурранидами не было?
— Нет, Ваше Императорское Величество, — покачал головой хан Абылай. — Отряды Абулхаир-хана один раз столкнулись с людьми Ахмад-шаха, но это недоразумение было разрешено мирно — никто не погиб.
— Да, незачем воевать между собой, — улыбнулся Таргус. — Значит, я могу быть уверен, что все захваченные территории находятся под вашим полным контролем?
— Да, Ваше Императорское Величество, — ответил хан.
— Каковы потери? — поинтересовался император. — О своих потерях я хорошо знаю, они незначительны, но мне интересно, какой ущерб понесли мои подданные…
— До десяти тысяч джигитов, — ответил Абулхаир. — В общем, со всех трёх ханств.
— Зато враги потеряли не меньше пятидесяти тысяч воинов, — добавил Абылай. — Хотя, какие это воины? Жалкое отребье…
— Замечательно, — улыбнулся Таргус. — Я ожидал худшего. Теперь можете расформировать всё своё ополчение, но подготовленные подразделения оставьте — они очень скоро понадобятся мне в другом месте.
— Если это не секрет, Ваше Императорское Величество… — начал хан Абильмамбет.
— Это секрет, — покачал головой Таргус. — Но вам, так и быть, расскажу. Этим летом я начинаю очень большую войну сразу против нескольких противников. Это будут англосаксы, франки, иберы, османы и все, кто имеет глупость встать на их защиту. Ваши джигиты мне нужны в боях против османов. Ждите сигнала и готовьте свои войска — в случае успеха вас ждут новые территориальные приобретения на юге. Богатства Персии ждут смельчаков, которые решатся их присвоить…
//Ла-Манш, 1 августа 1762 года//
— На зюйд-весте по курсу — паруса! — сообщил наблюдатель. — Флотилия! По виду — до десятка кораблей!
— Продолжаем движение! — приказал адмирал Ларионов. — Полный вперёд!
Паровые машины броненосного крейсера заработали на полную мощность и он начал набирать ход.
Всего в эскадре адмирала Ларионова двенадцать кораблей — три броненосных крейсера, шесть лёгких крейсеров и три бомбардирских корабля. Угольщики с ними не выходили, потому что это не дальнее плавание, а целенаправленная провокация флота англичан и французов.
Ла-Манш — это суверенное владение англичан, поэтому проходить через него военным флотом, мягко говоря, не принято. Естественно, они воспримут произошедшее как неприкрытый вызов их доминированию.
«Это он и есть», — подумал Василий Иванович. — «Но это так рискованно…»
Новые дальнобойные орудия были сотню раз испытаны на мишенях, но в настоящем бою будут применены впервые.
Броневой пояс тоже был проверен на прочность не меньше сотни раз, но испытания реальным боем ещё не проходил.
Против 1-й броненосной эскадры Императорского флота выступают два полноценных флота — британский и французский. Все их боевые корабли оснащены паровыми машинами и обшиты бронёй из морской терезианской стали.
Император считает, что деревянная основа всех этих паровых кораблей их и погубит, потому что новые артиллерийские снаряды способны рвать сталь в клочья. И его мнение подкреплено результатами практических стрельб — древесину новые снаряды крошат в щепки, а сталь разрывают и деформируют.