//Курфюршество Шлезвиг, г. Эгида, Дворец министров, 23 июля 1763 года//
— А теперь внимательно рассмотрите это, — сказал Таргус и подал знак рукой.
Ассистенты стянули с макета ткань и все присутствующие имперские министры увидели… рельсы.
— Это прототип 3000-миллиметровой железнодорожной колеи, — произнёс император. — И я вижу в ней огромный потенциал.
Несколько лет назад у него появилось невероятное желание оставить в истории такой след, что он не сотрётся даже спустя тысячелетие, чтобы о нём говорили и приводили его в пример грандиозности замыслов императора Карла Петера I.
Таким следом должна стать Трансевропейская железная дорога с невероятной пропускной способностью. Ширина колеи в 3000 миллиметров позволит перемещать по ней монструозные поезда, на огромных скоростях — пассажирские составы, по предварительным расчётам, смогут развивать скорость до 120 километров в час, без риска опрокидывания.
— Я вижу длинную железнодорожную линию, идущую от Парижа до Москвы, — произнёс Таргус. — Этот грандиозный проект займёт десятилетия и будет стоить нам сотен миллионов солидов, но зато навсегда объединит империю. Он не окупится, наверное, никогда, но его цель — поддержание стабильности на огромных территориях. В перспективе, этот путь будет проложен дальше, в Сибирь, в Индию, в Китай! Но это будет уже не при нас.
Он сделал паузу.
«Я хотел сказать, не при вас», — подумал он и улыбнулся.
Ассистенты стянули ткань со следующего макета — это был перспективный грузовой вагон под 3000-миллиметровую колею.
— Это будущий стандартный грузовой вагон для Трансевропейской железной дороги, — сообщил Таргус. — Согласно расчётам, он будет способен принять до девяноста тонн полезного груза. В стандартном составе будет 30 вагонов, что будет равно 2700 тоннам полезной нагрузки — с такой железной дорогой нам будут не особо-то нужны морские и речные перевозки…
Естественно, это было сказано для красного словца — никто не собирается отказываться от морских и речных перевозок, но их значение точно сильно упадёт, потому что железные дороги не зависят от погодных условий и прочих неприятных обстоятельств. А ещё такие перевозки всяко безопаснее, чем путешествия по морю.
— Я вижу перспективу этой железной дороги на горизонте двухсот лет, — продолжил император. — Технологии будут совершенствоваться, скорость и грузоподъёмность увеличиваться — это позволит ускорить индустриальное развитие всех регионов, через которые будет проходить эта дорога. Но самое главное — расчёты подтверждают, что можно будет за трое суток перебросить стотысячную армию в любую часть империи. Это сделает любую войну против нас просто бессмысленной, любой мятеж станет заведомо провальным, а любой катаклизм менее катастрофическим — всё благодаря быстрой и мощной логистике!
Это будет аортой империи, по которой потекут её жизненные соки. Пусть не окупится никогда, пусть всё это будет очень сложно, но Таргус видел в этой дороге единственную возможность навсегда зацементировать свои достижения.
Когда люди будут видеть эту железную дорогу, ездить по ней — они будут помнить, что это он построил. Это результат его работы. Больше никто не способен на такое, а он способен.
«Как закончу эту дорогу — можно „трагически умирать“ и жить спокойно», — подумал Таргус. — «Жаль, что двойничок больше на меня не похож, но ничего, и это решим».
Агентура Зозим активно ищет подходящего двойника, который достоверно «сыграет» труп Таргуса, который бальзамируют и положат в императорский саркофаг в Царской усыпальнице, что близ Санкт-Петербурга. Любой гражданин сможет приехать и посмотреть на него, красивого и нарядного, мирно лежащего в саркофаге из закалённого бронестекла и больше не творящего гадости мирового масштаба…
— Сразу после совещания вы получите папки с подробными инструкциями — каждый должен знать свой манёвр, чтобы наша бюрократическая система немедленно начала обработку нового запроса, — сказал Таргус. — Промедление непозволительно — до конца следующих пяти лет мы должны достроить линию из Киля в Ганновер. Не стесняйтесь обращаться за пояснениями — я отношусь к такому с пониманием и всегда буду рад объяснить, чтобы вы полноценно поняли свои задачи. Проект слишком важен, чтобы мы могли позволить себе задержки и провалы. Поэтому я требую, чтобы вы отнеслись к нему с максимальной серьёзностью. Если нужно отложить какие-то другие проекты — откладывайте. Мне нужна первая линия в точно установленный срок. Мы должны всё проверить и убедиться, что проект жизнеспособен.
Первая часть линии будет иметь протяжённость 220 километров — новое железнодорожное полотно, по сути, золотое — нужен высококачественный железобетон, всё ещё имеющий высокую себестоимость, причём его нужно очень много. Железобетонная подушка, на нормальном грунте, должна лежать на глубине не менее метра, а на слабых грунтах всё усложняется — нужно не менее 1,5–2 метров. Армирование двойное, нужна виброизоляция на высокоскоростных участках, не говоря уже о дренажной и деформационной системах.
Километр новой железной дороги будет обходиться вчетверо дороже стандартной, но каждый денарий, закопанный в фундамент, окупится стратегическим превосходством перед окружающим миром.
Это будет заранее предопределённая победа и залог незыблемой стабильности — ради такого не грех заплатить за каждый километр и вдесятеро дороже. Впрочем, будь так, Таргус бы заплатил — это того стоит.
Возможно, Таргус взялся за это слишком рано, но медлить он не может — время идёт, а он не спешит стареть и даже Мария Терезия бросает на него странные изучающие взгляды. Она всё ещё влюблена в него, в постели он отрабатывает точно так же, как в первые дни их брака, потому что ему нетрудно, они регулярно проводят время вместе, он дарит ей дорогие подарки, делает комплименты, но такое несоответствие календарному возрасту начинает бросаться в глаза даже ей, ослеплённой любовью…
//Королевство Пруссия, г. Берлин, 29 июля 1763 года//
Король Людовик XV, тяжело вздохнув, поставил подпись в документе.
Таргус подвинул к себе документ, вдумчиво и неспешно прочитал его, а затем поставил подпись под своим именем и укороченной форме титула.
— Видишь? — усмехнулся император. — Это было несложно!
Франкский правитель лишь болезненно поморщился.
Его столицей стал город Бордо, достаточно удалённый от возможной линии фронта в случае нового вторжения легионов, со своим атлантическим портом, чтобы можно было быстро смыться в колонии, в случае чего, а также достаточно исторический, богатый и значимый, чтобы сохранить хотя бы часть лица.
Король уже заявил, что это «новая эра» и теперь всё будет совершенно иначе, но в это никто особо не поверил, даже он сам.
Когда он вернётся из Берлина, его ждёт экономический крах, вызванный разрывом связей с востоком страны, который может стоить ему короны — в таком случае, вероятно, на его место поставят малолетнего сынка, ещё одного Людовика.
Но это не очень хороший сценарий, потому что нестабильность у соседа может негативно сказаться на Галлии, а это крайне нежелательно. Таргусу снова нужны двадцать лет международной стабильности, чтобы «переварить» Галлию.
— Хлодвиг, дружище, не нервничай ты так, — с улыбкой попросил его Таргус и подвинул ещё один документ. — Если случится что-то нештатное — штыки моих легионеров подавят любой мятеж в твоей стране. Нужно лишь подписать соглашение о сотрудничестве…
Король франков судорожно сглотнул.
— Нет, если не хочешь — не подписывай, — сразу же сказал император. — Но сначала подумай: а что ты будешь делать с мятежниками, которые обязательно будут, из-за всей этой ситуации, при такой малочисленной армии? А я готов встать на защиту твоего режима, чтобы, не дай твой бог, не случилось чего. Гарантирую, что твой суверенитет никоим образом не пострадает. Пострадают только мятежники…
… и случайные граждане, некоторые элементы инфраструктуры, города, сёла, поля и пастбища. Но это война.
— Я… — Людовик XV запнулся. — Я подумаю об этом. Дам ответ на следующей неделе.
Он уже знает содержание договора о взаимной обороне, в котором чётко прописаны условия, при которых легионы могут прийти ему на помощь — согласиться на такое очень тяжело.
— Хорошенько подумай, — кивнул Таргус. — Это очень важно — не для меня, а для тебя.
Франки просто обязаны начать революцию против короля, сокрушительно проигравшего державе, пока что, недоримлян. Таргус не собирался допускать её успеха, потому что это опасный прецедент и кому-то в голову может прийти опасная идея свергнуть монархию в России, «Священной Римской» империи или даже в Швеции…
В бывшей Речи Посполитой такие идеи есть уже давно и, несмотря на все прилагаемые усилия, поляки и литовцы до сих пор не могут принять потерю суверенитета.
Но Таргус прекрасно знает, что власть можно удерживать на штыках не одну сотню лет. Нужно лишь не ослаблять репрессивного давления и не жалеть революционеров.
В конце концов, да, он убивает народы, безжалостно стирает их из истории, но также приносит прогресс, мягкий, без лишней жестокости.
Он принёс системно развивающуюся медицину, наметил начало продовольственного изобилия, создал железные дороги, разрешил сотни и тысячи национальных конфликтов, дал им массовое образование, первое в истории — за всё это он потребовал лишь принести на алтарь прогресса свою национальную идентичность. Большая ли это цена за все эти блага?
«Морализаторы жалеют об утрате этой пресловутой идентичности, но плевать на них», — подумал император. — «Я — римлянин и поэтому я лучше. Римская культура — самая лучшая и это проверено тысячелетиями. Все остальные — это жалкие варвары, которым больше не место на шахматной доске истории. И я уничтожу их — упраздню языки, отменю культуру и заставлю их думать на латыни. Vae victis».
Примечания:
1 — О разнице между вульгарной и классической латынью — в эфире рубрика «Rube, pro quid tu mi ista tota dicis⁈» или, если хотите, «Ruberie, cur mihi haec omnia narras⁈» — если смотреть с точки зрения лексики, грамматики, фонетики и синтаксиса, то различия весьма существенны. Лексически, народная латынь состояла из бытовых, простых, грубых или местных слов. Например, лошадь на классической латыни — equus, а на народной — caballus, поэтому на французском лошадь — cheval, а на испанском — caballo, потому что эти два языка произошли от народной латыни, а не классической. И если equus — это «лошадь», то caballus — это что-то типа «кляча». Ещё в классической латыни есть дом — domus, а в народной он — casa, причём в испанский слово перешло без изменений — та же casa. Тут тоже — domus — это, буквально, дом, а casa из народной латыни — это что-то типа хаты или хижины. Пример текста на классической латыни — «E domo exii et ad amicum meum equo meo profectus sum». Переводится, примерно, как «Я вышел из дома и поехал на лошади к своему товарищу». Но владеющий народной латынью сказал бы что-то вроде — «Ex casa exivi et ivit ad socium meum super caballo meo». Переводится это, примерно, как «Выскочил из хаты и поехал к своему кенту на своей кляче». И так примерно с половиной повседневной лексики — в народной латыни она другая, более простая и грубая. По грамматике отличий чуть меньше, но они существенны — в народной латыни всё упрощено до безобраз