«Войны без стрельбы не бывает…» — подумал «ныне покойный» император. — «А вот стрельба без войны — сколько угодно».
— Я уезжаю в Шлезвиг, мой император, — сказала Зозим.
— И чтоб провода мне потом не обрывали, — потребовал Таргус. — Сами всё делайте — у вас есть молодой император.
Наконец-то он испытал это облегчение, возникшее сразу же, как с его головы, метафорически, слетела императорская корона…
«Карлу Готфриду всего двадцать шесть, почти вся жизнь впереди — пусть работает», — подумал он, идя во дворец.
Из Промзоны V тоже нет выхода — режим секретности соблюдается с маниакальным упорством.
Но Таргус, если захочет, сможет переехать в любую другую Промзону: организовать спецрейс — это дело пары дней.
— Я готов! — спустился Карл Готфрид, также надевший кирасу и вооружившийся двумя револьверами.
— Отлично, — улыбнулся бывший император. — Иди к стрельбищу, а я догоню. Нужно освежиться.
Он вошёл в туалет, справил нужду и направился к западному входу.
Но он сделал лишь четыре шага по твёрдой поверхности, а пятый его шаг ступил на воздух. Багровое сияние Разлома осветило его, а затем он ощутил свободное падение…
/Неизвестное место, неизвестное время/
В поглощённом тьмой полуподвальном помещении раскрылся мерцающий багровыми всполохами Разлом Бездны.
Раскрылся он очень близко к потолку, поэтому его «пассажир» вывалился с приличного расстояния, но прямо на картонные ящики с неизвестным содержимым.
— В Орк тебя, Бездна… — просипел Таргус, больно ударившийся об ящики, посыпавшиеся на пол.
Как он здесь оказался? Это вопрос всех вопросов…
//Римская империя, провинция Лаций, ПромзонаV, 9 марта 1777 года//
— Отец, ты долго? — вернулся Готфрид во дворец. — Отец?
— Я здесь, сын, — вышел отец из смежного коридора.
Выглядел он практически так же, но как-то не так…
Будто что-то неуловимо изменилось. Выражение лица будто какое-то иное.
— Ты идёшь? — спросил Готфрид.
— А, да, иду, — рассеянно ответил бывший император Карл Петер I.
— Что-то случилось? — нахмурился Готфрид.
— Нет, всё в порядке, — покачал головой отец. — Хотя знаешь, да… Что-то я чувствую себя не очень хорошо…
— Не очень хорошо? — напрягся уже действующий император Римской империи.
За всю свою жизнь он вообще никогда не видел, чтобы отец чувствовал себя «не очень хорошо».
— Наверное, съел что-то не то… — ответил отец.
— Но ты же на твоей «диете», — ещё сильнее напрягся Готфрид.
Отец начал злоупотреблять штруделями с вишней и клубникой, ради которых в каждом дворце устроены масштабные оранжереи, но вовремя обнаружил проблему и сел на некую «особую диету». Он ничего не ел со вчерашнего дня…
«Может, он что-то чувствует?» — подумал Карл Готфрид.
— Лучше бы мне… — начал отец.
— Но ты же обещал, — скорчил обиженную гримасу новый император.
— Ладно, хорошо, — кивнул отец. — Идём.
— Мы недолго! — заулыбался Готфрид. — Постреляем по мишеням, а потом я поеду скорбеть по тебе, ха-ха-ха!
Отец лишь слабо улыбнулся.
Он стал бледнее…
— Итак, что мы делаем? — спросил он, когда они дошли до огневого рубежа.
— Стандарт же, папа, — пожал плечами Готфрид. — Запускай механизм, а я заряжу револьверы. Могу и твои, если хочешь.
— Да, давай, — кивнул отец и положил свои револьверы на стол.
«Да что с ним⁈» — достиг следующей ступени напряжения Готфрид. — «Никогда не оставляй оружие без присмотра, где и с кем бы ты ни находился!»
Он зарядил свои револьверы.
Отец начал неоправданно долго возиться с приводами мишеней.
«Может, его хватил удар?» — спросил себя Готфрид. — «Да, он выглядит очень молодо для своих лет, но может, внутри он молод совсем не так, как снаружи?»
Наконец, отец справился с механизмами и привёл мишени в движение. Он выставил скорость «4», поэтому, наверное, пришлось бы попотеть, если бы не…
— Ты ошибся, — холодным тоном произнёс Готфрид, держащий револьверы наготове.
— В чём я ошибся? — спросил отец.
— Ты стал слишком стар и беспечен, — продолжил новый император. — Сам не следуешь своим же правилам, а нас ругал… Ты оставил оружие без присмотра и ушёл безоружным.
— К чему ты это? — напрягся отец.
— Ничего личного, папа, — вздохнул Готфрид с сожалением. — Это должно было произойти через несколько дней, когда ты бы окончательно расслабился. Увы, но у Римской империи может быть только один император.
— Ах ты, щ-щенок… — начал отец.
Готфрид выстрелил. Пуля попала ему прямо в лоб, но этого было недостаточно.
Он слышал, что когда отца пытались убить мятежники, пуля не пробила ему череп и он выжил, пусть и страдал от контузии. Возможно, слухи об ангельском происхождении отца не лишены почвы…
Готфрид сделал ещё три выстрела в голову, а затем два в шею.
И только после этого он подошёл поближе и посмотрел на окровавленное лицо своего отца.
— Мне жаль, — произнёс он и присел перед ним на корточки. — Прости меня, папа…
— Ы-ы-ых… — вдруг выдохнул отец.
Поражённый Готфрид засунул ствол револьвера под его пуленепробиваемую кирасу и разрядил остаток барабана.
«Возможно, он просто бессмертен…» — с неподдельным испугом подумал молодой император и прислонил ствол второго револьвера к отцовскому виску и сделал выстрел. — «Нет! Если что-то живое, то это точно можно убить!»
Повисла гнетущая тишина. Воняло кордитом и кровью.
Это должно было произойти позже. И если бы отец не оставил револьверы, возможно, Готфрид бы не решился.
«Он был очень опасным противником», — подумал он. — «Но это нужно было сделать».
Его не устраивала перспектива править формально. Он рождён для того, чтобы быть императором, а отец, как бы он его ни любил, был препятствием.
Власть — это выше любви, чести, достоинства и справедливости. Власть — это власть.
А трон возрождённой Римской империи давал власть абсолютную…
— Всё закончилось? — вышла из-за живой изгороди герцогиня Зозим.
— Да, — поднялся на ноги Готфрид. — Нужно будет похоронить в царской усыпальнице в Санкт-Петербурге настоящего императора…
А вот теперь он испытал настоящее сожаление. Он был его отцом…
— Не кори себя, — подошла Зозим поближе. — Мы не знаем, как долго бы жило это существо.
Она сторонница теории, что отца точно прислал кто-то извне. Бог ли, Дьявол ли — это неважно. Он точно был не совсем человеком, потому что человек не может прожить сорок девять лет и выглядеть на двадцать. Такого не было никогда и это напрягало абсолютно всех, кроме сторонников теории, что он — это архангел Михаил, ниспосланный самим Богом, чтобы возродить Римскую империю.
И он возродил её, и он был…
— Он был моим отцом! — прорычал в лицо Зозим разозлившийся Готфрид.
— Верно, был, — кивнула герцогиня.
— Мейзель? — спросил новый император. — Вебер?
— Мейзель поставлен перед фактом, — ответила Зозим. — Он спешит сюда, но сделанного уже не воротить — ему придётся смириться. А Вебер примет любую власть, лишь бы не мешала ему вести завоевательные походы. И он тоже устал от этого неусыпного контроля…
Императора Карла Петера I боялись. Это была максимально авторитарная личность, доведшая свою власть до пределов абсолютной.
Но Готфрид собирается чуть ослабить вожжи, дать людям немножко пространства — он станет лучшим императором, чем его теперь окончательно покойный отец.
В груди нового императора вдруг появилось новое чувство, которого он не испытывал очень давно. Это была тоска.
«Что же я натворил?» — спросил он себя. — «Зачем я убил своего отца?»
//Планета Салантар, Багровая Федерация, 7696 год от Исхода Порядка//
— Мальчик провалился в первые же минуты, — произнесла Статуя.
≈Его шансы были изначально невелики≈
— Но вложенных ресурсов уже не вернуть, — сказала на это Статуя.
≈Мелочь≈
— Но ты разочарована, Бесконечная? — поинтересовалась Статуя.
≈Нет≈
≈Всё идёт так, как должно≈
≈Выгоден любой из возможных исходов судьбы Мальчика≈
≈Теперь, когда Ренегат отправился в другой мир, этот будет готовиться к интеграции≈
≈Займись этим≈
— А другие Мальчики? — спросила Статуя.
≈Мы используем их для третьестепенных поручений≈
≈В Мальчиках есть потенциал≈
≈Воспитай мне ещё двадцать семь≈
— Слушаюсь, Бесконечная… — Статуя со скрипом склонилась перед Разломом, мерцающим багровыми всполохами.
//Римская империя, провинция Сибирь, город-каструм Чита, 22 июля 1801 года//
— Почему мои легионы до сих пор топчутся на месте? — поинтересовался император Ромул II Август у генерал-легата Фридриха Хауэра.
Но тот молчал.
Готфрид давно и сильно жалел, что взял себе именно это имя. Оно ему совсем не подходит, а ещё оно невольно отсылает к последнему императору Западной Римской империи, Ромулу Августу, при котором империю настиг печальный конец.
«…Да будет отныне Карл Готфрид, сын императора Карла Петера I, величаем во веки веков Императором Римским, владыкой континентов, покровителем легионов, и наречётся он именем Ромул Второй Август…» — припомнил он слова авгура, коим на время церемонии назначили Михаила Ломоносова.
Кто-то пророчил империи скорое падение, из-за символизма имени, но прошло почти двадцать пять лет, а Рим всё ещё стоит и империя непрерывно расширяется.
У Готфрида уже есть шесть сыновей и три дочери от двух браков. Первый брак закончился трагической смертью Вильгельмины Прусской при родах четвёртого сына, а второй завершился суицидом Елизаветы Французской, не перенёсшей того, что Готфрид сделал с остатками Франции…
Ему пришлось следовать принятому образу, поэтому сыновей он назвал на римский манер.
Первого сына он назвал Авилием, второго Титом, третьего Гаем, четвёртого Гнеем, пятого Квинтом, а шестого Секстом. Он строго следовал древней традиции, поэтому пятый и шестой сыновья получили «номерные» имена, потому что Квинт и Секст означают «пятый» и «шестой», соответственно.