«А ты, значит, закономерность видишь?» — написал человек.
— Да, Ваше Императорское Величество, — ответил Бирон. — Я долго живу, поэтому вижу больше, чем другие.
Для человека всё было очевидно, но неочевидно для местного совета. Это проблема.
«Вероятно, в Нижнем Новгороде тоже есть шпионская ячейка хаоситов, раз они сумели скоординировать оперативное истребление посольств», — подумал человек. — «Но почему Бездна не дала приказа уничтожить их?»
Человек не понимал, а затем обдумал всё это и понял: уничтожение шпионской ячейки в Нижнем Новгороде привлечёт внимание аф Лингрена, что нежелательно ввиду неких планов Бездны на этот город.
«Вызовись в следующее посольство в Саратов», — написал человек. — «Мы поедем туда вместе и позаботимся о том, чтобы ничего не случилось в пути».
— Моё положение в местном совете несколько… — начал Бирон. — Не думаю, что они согласятся, Ваше Императорское Величество…
«Не думай за других людей», — написал человек. — «Ты придёшь в совет, предложишь свои услуги, причём не безвозмездно, а за символическую оплату. Вот тогда-то мы и узнаем, согласятся они или нет».
— Но зачем мне их деньги? — недоуменно спросил Бирон.
«Затем, чтобы объяснить твою мотивацию», — написал человек. — «Ты не можешь сказать, что ехать послом в Саратов тебе приказал твой император».
— Они чего-то подобного и ждут от нам подобных… — задумался Бирон. — Да, может получиться. Корысть они прекрасно понимают.
«Заодно прикупи на аванс любых ходовых товаров», — написал человек. — «Пусть думают, что ты алчный сукин сын и своей выгоды не упустишь. Рисуй перед ними того человека, которого они хотят видеть. Пусть думают, что тебя интересуют деньги и только они. Тогда ты будешь звучать на понятном им языке, и они решат, что с тобой можно работать».
— Но это урон чести аристок… — начал было Бирон, но наткнулся на пугающе холодный взгляд человека. — Я сделаю всё, как велено.
«Ступай исполнять», — написал человек.
С людьми вроде Бирона нужно обращаться с особым подходом. Дашь ему немного расслабиться — он начнёт работать в своих интересах. Человек же будет терпеть Бирона только в одном случае — если Бирон будет работать только в интересах человека и только его. В ином случае им придётся… попрощаться.
И Бирон чувствует это своим паучьим чутьём.
«Человек-Паук, твою мать…» — мысленно усмехнулся человек.
//Курфюршество Шлезвиг, г. Хузум, гимназиум № 2 16 января 1748 года//
В актовом зале было многолюдно. Администрация гимназиума очень волновалась. Ведь визит первой после императрицы фигуры — это поистине эпохальное событие.
Графиня Зозим Александриненсбургская редко выезжает из Эгиды куда либо, но неделю назад прибыло письмо с пометкой «Весьма важно», где администрацию уведомили о высочайшем визите.
Генрих Майнхоф, профессор Кильского университета, три года назад решивший проверить свои педагогические теории на практике, сейчас являлся директором гимназиума № 2. И он очень переживал.
«Проверять будут? Может, действительно кто-то проворовался, а я не знаю?» — беспокоили его мысли. — «Нет, мы всё проверили, бухгалтерия в образцовом порядке. Тогда что?»
Он даже не допускал мысли, что такие персоны могут приезжать просто так. А вот в глазах своих заместителей он видел что-то вроде сочувствия.
Последнюю неделю он спал по три часа в сутки, почти всё время пребывая в гимназиуме и устраняя даже мельчайшие недостатки. Но это всё мелочи, недостаточные для того, чтобы вызвать интерес графини Зозим.
Генрих помнил, что стало с расслабившимися представителями управления, решившими с чего-то, что раз нет императора, то можно проворачивать свои любопытные, но незаконные схемы. Следственный комитет выявлял нарушителей, помещал в свои застенки, а оттуда они выходили только в двух видах: испуганные, но нетронутые и испуганные и покалеченные. Первых отпускали с извинениями, а вот вторых на плаху, где им отрубали головы острым топором.
«Плаха — вот что ждёт меня», — обречённо подумал Генрих Майнхоф. — «Не знаю, за что, но точно ждёт».
Тем временем в актовом зале происходило исполнение народного германского танца. Дети в архаичных национальных одеяниях исполняли групповой танец ландлер. Мальчики были одеты в короткие красные штанишки с подтяжками, белые рубашки и чёрные шляпы с перьями. Девочки были одеты в красные платья, белые сорочки и чёрные чепчики. На ногах у мальчиков были ботинки с длинными гетрами. Девочки же носили короткие туфли с более высокими гетрами. Танец был задорным, весёлым, графиня довольно улыбалась, а вот директор Майнхоф сильно переживал.
Танец закончился, дети из VIII «D» класса выстроились в один ряд и синхронно поклонились. Графиня зааплодировала. Её тут же поддержали все остальные.
Ведущие мероприятия вышли из-за кулис. Это были двое старшеклассников, победивших в конкурсе за право выступить перед графиней Александриненсбургской. Генрих Майнхоф внимательно читал уложение об организации учебных заведений, поэтому особое внимание уделил конкурентной основе. Да, в конечном счёте все ученики получат надлежащее образование, но только лучшие получат лучшее. Это позволило именно его выпускникам в прошлом году завоевать всю квоту стипендий в Кильском университете. Из-за этого в Комитете образования пришлось выделять дополнительные квоты, чтобы остальные гимназиумы имели возможность отправить свои дарования. Были разбирательства, приёмную комиссию перетряхивали три или четыре раза, изыскивая подлог, но всё было честно. Потому что директор Майнхоф привык добиваться высоких результатов, это подтвердят все его ученики.
Прогноз Комитета образования не сбылся, раз квот не хватило на всех, так как выпускники гимназиума № 2 заработали максимальные баллы, все как один. Кто-то мог обидеться на это, люди бывают злопамятными…
«Может, из-за этого?» — пришла к Генриху пугающая мысль. — «Но этого ведь уже не устранить! Господи спаси…»
— А теперь выступает Маттиас Клаудиус, (3) со стихотворением «Да будь я…» — объявила ведущая.
На сцену вышел мальчик лет восьми, одетый в мундир по образу императорского. Майнхоф из личных средств оплатил работу портного, чтобы мундир был точно таким же, какой изображён на большой картине в главном холле гимназиума. Там император, которому примерно восемь лет, гордо взирает с холма на выстроенные покогортно легионы.
Маттиас Клаудиус — юное дарование, научившееся складывать стихи ещё до поступления в младшие классы гимназиума. В следующем году он переходит только во II «А» класс, но уже может похвастаться десятью достойного качества стихотворениями.
— Кхм-кхм! — откашлялся мальчуган. — Стихотворение «Да будь я…»
Приняв позу, имитирующую позу императора на картине, мальчик задекламировал:
Да будь я
и мавром преклонных годов,
и то,
без аффликт (1) и пригитор, (2)
латынь я бы выучил
только за то,
что ей
говорил император!
Повисла ошеломлённая пауза. Генрих Майнхоф внимательно следил за реакцией графини. Так приоткрыла рот и поражённо смотрела на мальчика, не понимающего, что он сделал не так.
«Я тоже, как Маттиас, не понимаю, что сделал не так», — подумал с грустью директор Майнхоф, а затем ожесточился. — «Но стихотворение-то хорошее! И гимназиум у меня хороший! А знаешь, что?! Будь что будет!»
Тут графиня встала и начала аплодировать. Весь зал поднялся вслед за ней, потому что не положено простолюдинам сидеть, когда аристократ стоит.
Графиня Александриненсбургская поощрительно улыбнулась в пояс поклонившемуся ей Маттиасу.
Когда аплодисменты стихли, вновь появились ведущие.
Директор Генрих Майнхоф больше не слушал программу торжественного мероприятия, а просто покинул актовый зал.
Вернувшись в свой кабинет, он начал писать заявление об уходе. Дата сегодняшняя, по собственному желанию, выходное пособие передать в сиротский приют города Хузум. Старший сын справится с устройством жизни младших, а жены у Генриха давно уже нет.
Открыв сейф, Генрих достал дульнозарядный пистолет и патроны. В правом углу он увидел подаренную ему выпускниками 1746 года бутылку карибского рома. На рабочем месте пить нельзя. В выходные — сколько угодно, а на рабочем месте — нельзя.
«А чего я теряю? Репутацию?» — подумал Генрих. — «Ха!»
Звякнул стакан, забулькала янтарная жидкость.
— Эх, хорош! — занюхал рукав директор.
Последовательно уговорив половину бутылки, он глупо улыбнулся и начал заряжать пистолет.
Раздался стук в дверь.
— Господин директор, вас вызывает Её Сиятельство, — сообщила из-за двери Мария Баум, секретарь.
«Пусть катится к дьяволу, живым не дамся!» — заторопился с заряжанием директор.
— Он здесь? — донеслось из-за двери.
— Да, Ваше Сиятельство, — испуганно ответила секретарь. — Дверь не заперта…
Генрих забыл запереть дверь. Он придерживался правила, что его дверь всегда открыта, поэтому каждый ученик может прийти к нему и побеседовать о своих насущных проблемах. Политика открытости дала свои дивиденды: он помог сотням учеников решить их проблемы, иногда объективно серьёзные. Но Генрих никогда не делил ученические проблемы на серьёзные и несерьёзные. Он придерживался своего убеждения: педагогика является в первую очередь наукой о человеке, а не о ребёнке. Ребёнок — это тоже человек, проблемы его такие же и несут эквивалентные последствия, если их не решать. И объективно оценить масштаб и трагичность проблемы ребёнок не может, поэтому к каждой проблеме ребёнка нужно относиться со всей внимательностью. Даже если это окажется ерундой, то, как минимум тебе удастся узнать ребёнка получше.
И вот первый негативный дивиденд этой его практики: он забыл закрыть дверь.
В кабинет вошла графиня Александриненсбургская и увидела его, заряжающего пистолет.
В следующую секунду в помещение ворвался бронированный гренадер, молнией промчался до стола и выхватил пистолет из рук Генриха.