Так учил знаменитый философ. Но и в народной массе, поклонявшейся стольким разнородным божествам, явно обнаруживалось уже стремление объединить их всех в каком-нибудь одном всеобъемлющем божестве, в виде ли Кибелы, Сирийской богини, Исиды, или наконец в «непобедимом боге солнца» – Мифре, который позднее подчинил себе все страны Римской империи.
Варвары и Рим
Т. Сокритова
В «Старом лагере»[36] шли спешные работы по починке укреплений; ожидались военные события: с севера получались тревожные слухи. Когда-то Август мечтал, что именно этот лагерь будет самой надежною защитою против германцев; но с тех пор прошло немало времени, и лагерные укрепления нужно было обновить.
Дул сильный северный ветер, с шумом обнажая развесистые дубы и буки; усталые римские легионеры раньше вечера оставили свой труд; темные тучи, бороздившие низкое небо, не предвещали ничего доброго, и нужно было вовремя попасть в свои жилища. «Да! Это не южный благодатный климат!» – думалось им, когда они в надвигавшихся, непривычных для них сумерках пробирались в свою стоянку. Их путь лежал через предместье лагеря, которое уже совсем напоминало город; после ряда бедных хижин мирных германских торговцев, сбывавших здесь свои звериные шкуры, рыбу, чистый душистый мед, прозрачный янтарь с берегов Свейского моря и другие продукты своей страны, вздымались громады римских построек; прекрасные белые колонны, лестницы и портики казались выхваченными прямо из Рима; эти постройки принадлежали военачальникам и римским купцам. Римское могущество уже величаво заявляло здесь о себе; недаром приходившие сюда мирные германцы чувствовали суеверное почтение к римскому городу и шли с дарами поклониться перед жертвенником римских богов.
Вооружение римского воина
Римские легионеры, бряцая оружием, разговаривали как раз о германцах. Они вспоминали старые рассказы о том, как Марий победоносно громил варваров, и ясно сознавали, что эти времена прошли: стотысячная армия, стянутая Римом на пограничную линию, и частый ряд крепостей служили целям обороны, а завоевательные походы уже больше не предпринимались; варвары стали серьезным докучным противником, о котором Риму постоянно приходилось помнить; лагери должны были стоять на страже и чутко прислушиваться к тому, что делалось внутри вражеской страны, где бродили свободные германцы; тесно уже было варварам, с юга и запада не было им простору для расселения, и культурный Рим ждал постоянно их разрушительных набегов.
Дойдя до своих жилищ внутри города, легионеры собрались кучками и продолжали свои беседы; это были тихие таинственные разговоры, будто какая-то тревога охватила солдат.
Сегодня прибыло из Рима добавочное войско и много вестей принесло с собою о событиях на родине; теперь легионеры жадно набросились на обсуждение того, что так живо их интересовало.
Перед ними возникали картины римской гражданской смуты и неурядицы. Суровый, не любимый солдатами за свою скупость, Гальба и его приемный сын Пизон пали жертвами народного заговора! «Свершилось!» – с чувством удовлетворения отмечали легионеры. Но кто же новый избранник? В Риме таковым признали Оттона; прибывшие легионеры, глумясь, рассказали, как сенаторы и римская толпа, только что льстившие убитому Гальбе, добиваясь его милости, опрометью бежали теперь в лагерь преторьянцев заявить о своей готовности служить их новому ставленнику. По окровавленному римскому форуму, где валяются еще неприбранные тела убитых, на колеснице едет новый повелитель и дает громкие обещания предстоящих наград и праздников; между тем его тихие приказания гласят о казни тех, кто кажется ему опасным; и народ чувствует, как трепещет от страха этот носитель власти, которая так же быстро и так же грозно может окончиться, как возникла.
Презрительная и торжествующая усмешка пробегает по тонким губам слушателей. Воля солдат – это все! Да, они теперь сознают это и воспользуются своею властью! Пусть там, в Риме, провозгласили Оттона, – нижнерейнская армия хочет дать Риму своего избранника, таковым намечен Виттелий, и они пойдут за ним, и пусть оружие решает, чей выбор восторжествует! Довольно они наголодались и нахолодались в чужой стране! Что ждет их впереди? Все та же тяжелая работа в суровом климате, среди дикарей, с которых и взять-то особенно нечего было: это ведь не богатый Восток! Жалованье они получают скудное, земли у них нет! Кто же их вознаградит за все лишения? Только они сами добудут себе добычу и славу, а собственный ставленник-император поневоле окажется их покровителем. А вот еще с Востока идут слухи о возможности выступления в качестве римского императора со стороны также и тамошнего наместника, Веспасиана. Вот как шатка и неопределенна стала эта власть! Может ли уважение к ней сдержать их, легионеров, чьей помощи будет добиваться подарками и деньгами каждый из претендентов!
В своем увлечении планами счастливого будущего легионеры забыли о более близких задачах и опасностях. В том же лагере, в другой только его части, шло совещание не менее таинственное: здесь собрались батавские наездники, которые составляли конницу и входили как часть римских легионеров в общее войско. Они находились на службе у Рима уже давно и считались испытанными и верными союзниками.
Уже издревле батавы отложились от родственного племени хаттов, заняли в нижнем течении Рейна остров и берега и отдались Риму в подданство; римляне уважали этих рослых силачей, не угнетали их налогами и берегли их как оборонительное оружие против германцев; без дружбы батавов Друз (пасынок Августа) не мог бы окончить постройки по сооружению своего знаменитого канала. Батавы служили и в самом Риме; там они выдвигались не только на военном поприще, но проникали и в дворцовую службу и оказывались, как и другие германские вольноотпущенники, способными к государственной службе. Однако с некоторых пор батавы вышли из своего обычного спокойствия; чувство подчинения и зависимости от Рима не могло не угнетать этот народ; былая слава Рима приманила их к себе, на римской службе они многому научились, но в настоящий момент у них пропадало уважение к Риму, где твердая власть шаталась. Нужен был внешний толчок, чтобы в батавском народе назрело волнение. И такие события совершились!
С негодованием главный вождь батавской конницы повествовал своей послушной дружине о вестях, полученных с родины: римляне (это уже по распоряжению Виттелия) произвели в их стране набор новых рекрутов, но при этом римские чиновники оказались страшно корыстолюбивы: они забирали стариков и слабосильных, с тем чтобы требовать за них большие деньги. Батавы возмутились. «Благородный вождь Цивилис поведет нас против Рима! – воскликнул старшина батавской конницы. – Слушайте историю этого замечательного человека!»
Вот что узнали батавы про нового героя своей страны. Цивилис был царского происхождения; он отличался смелым, предприимчивым характером и долгое время служил в римском войске; по ложному доносу Клавдий Цивилис вместе с братом Юлием Павлом были обвинены в возмущении народа против Рима, и еще при Нероне Юлий был казнен, а Клавдий заключен в тюрьму. Клавдий Цивилис бежал; теперь его душа горит мщением Риму; в переписку с ним вступил восточный наместник Веспасиан, просил его помощи против Виттелия, и Цивилис отчасти согласился, но больше всего он сейчас думает о том, как бы к возмущенным батавам присоединить различные племена вольных германцев и общими дружными силами двинуться на ближайшие римские легионы.
Рассказ вождя, его призыв подействовал зажигающим образом на батавскую молодежь: воинственный пыл, жажда мщения, перспектива возможной богатой добычи воодушевили их; в ту же ночь они решили покинуть лагерь и соединиться с войсками Цивилиса.
Густой чащей на многие десятки верст тянулся темный таинственный лес; отдавшись на волю божественной силы, едут путники по его зарослям, по временам задерживаясь на пути, чтобы спустить стрелу по испуганной дичи или под развесистым дубом принести жертву могучему Донару.
Давно уже едет батавская дружина со своим вождем по лесным дебрям; их ловкие низкорослые лошади уверенно ступают в незнакомой стране; батавы едут в виде посольства в страну тенктеров, лежащую по Рейну, несколько повыше их родины; едут они с поручениями от их главного вождя Цивилиса. Вслед за темным лесом потянулись вязкие болота, где только надежда на верный инстинкт лошадей помогала путникам миновать трясины, в которых можно было затонуть. Наконец они въехали в небольшую рощицу, в которой чувствовалась близость человеческого жилья: на раскидистой липе среди широкой лужайки было понавешано множество приношений богу Водану в виде убитых птиц, звериных рогов и шкур; а трава лужайки была примята недавними следами человеческих ног.
У студеного ручейка батавы увидели купающихся мальчиков и, подъехав к ним, спросили, как пробраться к одному из главных вождей тенктерского племени; мальчики бросились показывать дорогу; они проехали мимо разбредшегося по поляне стада коров, свиней и коз; особенно много здесь было коней[37]; потом путники оставили позади себя небольшие хижинки, в которых жили на отдельных участках рабы, принадлежавшие тенктерскому вождю, к которому они ехали и за одним из изгибов леса, среди большого пустыря[38] и засеянных полей, они увидали усадьбу самого вождя; мальчики, из которых один оказался сыном владельца усадьбы, а другой сыном их раба – побежали предупредить хозяев.
Несмотря на сравнительную зажиточность и знатность германца, к которому прибыло посольство, усадьба его производила впечатление заброшенного скудного уголка; это происходило, во-первых, оттого, что среди пустыря действительно это были единственные постройки, а во-вторых, здесь совершенно отсутствовало желание украсить свое жилье; наскоро сколоченный сруб избы легко было приподнять с земли и перевезти на новое место; све