15(1) Его заслуженно упрекали не только в этом, но также и в том, что он назначил префектами Ульпия Юлиана и Юлиана Нестора, которые были лишены каких бы то ни было доблестей, не имели значительного опыта в делах и приобрели в правление Каракаллы скандальную известность своим мошенничеством, ибо, возглавляя курьерскую службу, они помогали ему удовлетворять его нечестивое любопытство.(2) Тем не менее лишь немногие граждане обратили тогда внимание на все эти назначения, но, невзирая на это обстоятельство, они сохранили доверие к Макрину. Большинство же простых обывателей ввиду быстрого избавления от Таравта, о чем они и мечтать не смели, и в связи с надеждой на то, что новый император, судя по его деяниям, и во всем остальном не отступит от намеченного курса, не успели изменить своего отношения к Макрину за короткий срок его правления и поэтому горько оплакивали его гибель, но, поживи он подольше, они воспылали бы к нему лютой ненавистью,(3) ибо он начал вести довольно роскошный образ жизни и обращал внимание на тех, кто его за что-либо порицал. Он неоправданно казнил Матерниана и Дата (разве можно назвать преступлением их внимательность к своему императору?), но такой поступок не противоречил человеческой природе, ибо сам Макрин оказался в величайшей опасности. Тем не менее он совершил ошибку, обратив свой гнев на тех, кого подозревал в недовольстве своим низким происхождением и безрассудным желанием властвовать.(4) Ему следовало действовать совершенно противоположным образом. Осознавая, с чего он начинал и кем стал, он не должен был проявлять заносчивость, но действовать сдержанно, заботясь о .....и воодушевляя подданных благодеяниями и проявлением доблести во всех делах без исключения.
16(1) Вот что.....в отношении него....я уже сказал...подробно.......некоторого........император.....словно.......на словах.......власть.......всего.......ее.........воинам........показ......он осмелился рассыпать похвалы самому себе на словах и еще больше в письмах,(2) заявляя среди прочего следующее: «Я прекрасно понимал, что вы тоже встали на сторону воинов, ибо сознавал, сколь великое благо принес державе». В этом же письме он подписался как Цезарь, император и Север, добавив к имени Макрин титулы «Благочестивый», «Счастливый», «Август» и «проконсул», не дожидаясь, как будто так и следовало, нашего постановления.(3) ......и не.....сам такое множество высоких титулов ........имя.........реторианцев.........некоторые........тем не менее.......деяния.......власть.......война главным образом....варваров .... .........поблизости.......в письме он написал просто........императоры, правившие до Каракаллы, и он поступал так в течение всего года......записки......у солдат.......таким образом......ради лести......и не........рассказывать правду, у них появились подозрения, так что они попросили их обнародовать, он отправил их к нам, и квестор зачитал эти, а позднее и другие подобные им записи.(5) Однажды, когда на заседании сената не оказалось ни одного квестора, письма самого Макрина зачитал один из преторов.
17(1) Когда было зачитано первое письмо, сенат издал все необходимые постановления как в отношении самого Макрина, так и в отношении его сына, который получил звание патриция, предводителя молодежи и Цезаря. Макрин был наделен практически всеми полномочиями, но отказался от проведения игр, назначенных в честь начала его правления, заявляя, что по этому поводу достаточно и зрелища, уже устроенного в день рождения Севера.(2) О Таравте он тогда никак не отозвался: ни уважительно, ни презрительно, упомянув лишь о том, что относился к нему как к императору. Он не осмелился провозгласить его божественным, как мне кажется, из-за деяний Таравта и ненависти к нему многих людей, но и врагом народа объявить его не решился из-за солдат. (3) Тем не менее некоторые люди предполагали, что он пожелал, чтобы предание Таравта бесчестию было осуществлено сенатом и народом, а не им самим, тем более что он находился среди легионеров. Он также сказал, что Таравт из-за собственной несправедливости стал главным виновником войны, а увеличение им денежных выплат варварам тяжким бременем легло на государственную казну, ибо подобные траты уже не уступали расходам на солдатское жалованье.(4) Однако никто не осмелился публично говорить о Таравте такие дерзости, так же как и объявить его врагом народа, опасаясь немедленной гибели от рук воинов, находившихся в Городе, но украдкой граждане осыпали его бранью и оскорбляли, как могли. Они поименно перечисляли тех, чью кровь он пролил, и сравнивали его с самыми ужасными тиранами, которые когда-либо ими правили.18(1) Они требовали отмены цирковых игр в честь дня его рождения, переплавки решительно всех золотых и серебряных статуй, установленных в его честь, и незамедлительного обличения и казни тех, кто доносил ему о ком-либо, (2) ибо им казалось, что в его правление не только множество рабов, вольноотпущенников, солдат и преторианцев, но и всадники, и сенаторы, и жены многих довольно известных людей тайно занимались доносительством и возводили на других людей ложные обвинения.(3) И хотя граждане не присвоили Таравту имя врага народа, они постоянно призывали к тому, чтобы почтить Марциалия похвальными речами и статуями под предлогом сходства его имени с Марсом, и не выказали тогда Макрину никакого недовольства.
(4) Дело в том, что они, радуясь смерти Таравта, не имели времени обратить внимание на низкое происхождение нового императора и благосклонно приняли его власть, ибо думали не о том, чьими рабами станут, а о том, от кого они избавились, полагая, что любой первый встречный окажется лучше, чем их прежний хозяин.(5) Отмена всех чрезвычайных выплат, введенных Таравтом (было отменено всё, что тогда вопреки установленному порядку не только изымалось из казны римского народа, но и выплачивалось по его просьбе из средств отдельных общин), и надежда на то, что ничего подобного с ними уже более не случится, побудили их принять сложившееся положение вещей.
19(1) Тем не менее, когда граждане узнали, что Аврелиана нет в живых, а Диадумениан, сын Макрина, провозглашен Цезарем и получил он этот титул формально от солдат, у которых он побывал, вызванный из Антиохии к отцу, но в действительности от самого Макрина, который к этому титулу добавил еще и имя Антонин(2) (он поступил так, заискивая перед солдатами, дабы, с одной стороны, у них не сложилось мнение, что он совсем не чтит память умершего императора, тем более что он тайно убрал некоторые из статуй, поставленных Таравтом в Риме в честь Александра и себя самого, а с другой стороны, для того, чтобы пообещать воинам по этому поводу дополнительно по семьсот пятьдесят денариев), (3) они стали относиться к нему по-другому и, вспомнив, что раньше он был для них никем, а также приняв во внимание всё, что ....других его.....кроме того, подозревая.......устыдились, и более не......Каракаллы, но то, что относится к нему......взывая к.....Севера и Антонина (4)......выражали......и героя..... из-за........мнение всех без исключения людей в Риме......резко изменилось..... сенат.......меня же.........и, когда каждого по отдельности спрашивали о даровании ему почестей, (5) иные отвечали двусмысленно, а.......Сатурнин......некоторым образом приписывая......преторов.......не в его власти было издавать какой-либо указ, дабы не.......для них. Это случилось вопреки обычному порядку, ибо рассмотрение любого дела в сенате считалось незаконным, если только не осуществлялось по приказу императора.
20(1) Римский народ, используя в качестве прикрытия цирковые игры и еще более воодушевленный своей многочисленностью, стал громко кричать во время проведения конных ристаний по случаю дня рождения Диадумениана четырнадцатого сентября, горько сетуя на свою участь, и в частности на то, что лишь они одни из всех людей остаются без предстателя и государя.(2) Они призывали Юпитера как единственного, кто будет начальствовать над ними, говоря при этом следующее: «Гневайся на нас как господин, но сжалься над нами как отец». И они поначалу не принимали во внимание ни всадников, ни сенаторов, которые ... восхваляли императора и Цезаря, так что и.......говорили по-гречески: «Какой хороший день сегодня! Какие прекрасные правители!» и желали, чтобы другие люди с ними согласились, но те вздымали руки к небу и кричали: «Вот он, римский Август; пока он с нами, у нас есть всё».(3) Вот до какой степени большинству людей присуще почтение к более сильному и презрение к более слабому, так что граждане тогда уже не придавали никакого значения власти Макрина и Диадумениана, но относились к ним столь пренебрежительно, словно их уже не было на свете.(4) В значительной степени именно поэтому солдаты презирали императора и не обращали никакого внимания на его попытки добиться их расположения, но главная причина заключалась в том, что пергамцы, лишившись всех благ, которые ранее получили от Таравта, осыпали его множеством неслыханных оскорблений, за что он подверг их публичному бесчестию.
21(1) Теперь же речь пойдет о событиях в армии. По настоянию солдат Макрин не отправил в сенат ни одну из записок доносчиков, никаким иным способом не обнародовал эти записи и, то ли говоря правду, то ли солгав во избежание великих потрясений, утверждал, что ничего такого не было найдено в императорском доме (ибо Таравт либо уничтожил большую часть доносов,(2) либо, как я уже сказал, вернул их отправителям, дабы не оставить никаких следов их злодеяний), но придал огласке имена трех сенаторов, которых он и сам в силу собственной осведомленности считал заслуживающими ненависти. Этими людьми оказались Манилий, Юлий и, кроме того, Сульпиций Аррениан, который оклеветал среди прочих Басса, сына Помпония, когда тот управлял Мёзией, а Сульпиций был его помощником.(3) Все три осведомителя были сосланы на острова (ибо император недвусмысленно высказался против казни кого-либо из них, написав следующее: «дабы мы сами не оказались виновны в том, в чем их обвиняем»), а еще одному, Луцию Присциллиану, было предъявлено обвинение самим сенатом, ибо он скандально прославился наглой клеветой, равно как и резней диких животных.