арилась глубокая тишина. И когда Тиберий Корунканий произнес свое обычное обращение: «Говори, Аппий Клавдий», старик хриплым и резким голосом начал упрекать сенаторов за то, что они, всегда ранее привыкшие ходить по прямой дороге, ныне избрали кривой путь. Вконец они уничтожают и губят славу сената и римского народа. Жалеет он, Аппий Клавдий, что не оглох в придачу к своей слепоте: не пришлось бы ему тогда слышать постыдные слова и решения. Кого боятся они? Если раньше кичливо говорили, что не струсят и самого Александра, когда он явится в Италию, то теперь не пристало страшиться жалкого врага, Пирра. И войско его – сброд из тех народов, которые всегда подчинялись Македонии, и сам он – лишь всегдашний слуга одного из телохранителей Александра Македонского. Ползал он раньше у ног своего господина, а теперь бродит по Италии, не столько ради помощи Таренту, сколько ради своего спасения: много у него злых врагов на родине, в Греции. И этот несчастный предводитель разбойничьей шайки имеет дерзость обещать римскому сенату и народу владычество над всей Италией с тем войском, которое не могло помочь ему удержать за собой одну Македонию! Мир с таким человеком не только не выгоден, а крайне опасен. Союзники его набросятся тотчас на Рим, как только увидят, что Пирру удалось без труда запугать римский сенат и народ. Они смеяться будут над римлянами…
Словно огнем, жгло каждое слово слепого старика молодого Марка Эмилия. Он с жадностью вслушивался в его слова, мысленно повторял их и мог потом наизусть произнести врезавшуюся глубоко в память простую, но складную речь. Не раз потом пересказывал он ее детям, а в старости и внукам, чтобы показать, как гордились их предки своей родиной и стояли за нее. Кончил Аппий Клавдий. Тотчас Тиберий Корунканий изложил высказанные мнения – они сводились к двум: или продолжать войну, или заключить мир. Но едва произнес он обычное «кто стоит за первое, переходите сюда, кто за второе – туда», как громадное большинство сенаторов, громко стуча башмаками, дружно перешли в ту сторону, где полулежал Аппий Клавдий, поддерживаемый своими сыновьями и зятьями. «Эта сторона кажется большей», – произнес невозмутимо консул, и тем самым был решен вопрос о войне. «Нисколько не задерживаем мы вас, отцы сенаторы», – услышал Марк Эмилий обычные слова, означавшие, что заседание закрывается. В сильном возбуждении возвращался он домой, и ему казалось, что победа неминуемо будет теперь на стороне родного города. А в сенате консул с двумя сенаторами составлял сенатский приговор по обычной форме: «В консульство Тиберия Корункания и Публия Валерия Левина консул Тиберий Корунканий совещался с сенатом такого-то дня и месяца на комиции. При записи присутствовали сенаторы такие-то. А что консул доложил, о том постановили, что, когда царь Пирр очистит пределы Италии, может он тогда, если пожелает, договориться об оборонительном и наступательном союзе; но пока будет стоять с оружием в руках, сенат и римский народ намерены воевать с ним до последних сил…» Внизу находилась буква С (censuere, «постановили») в знак того, что не было возражений со стороны народных трибунов, которые присутствовали тоже на заседании. Вскоре состоялось после этого народное собрание, которое утвердило сенатское решение.
А Кинеас уже вечером того дня, когда состоялось заседание сената, получил приказание выехать из Рима и, уложив подарки, которые так и не пришлось раздарить римским сенаторам, спешил вернуться к своему господину. С нетерпением дожидался его возвращения Пирр и сам вышел навстречу к своему лучшему советнику из богато убранной палатки. Одного взгляда на грустное лицо Кинеаса достаточно было царю, чтобы догадаться о неудаче посольства. «Что же, опять вмешались в дело крикуны-демагоги?» – с гневом крикнул он Кинеасу. – «Нет, царь, – возразил хмуро грек, – этот сенат скорее я мог бы назвать собранием царей». И тут он поведал подробно изумленному царю, какого заседания был он участником, как спокойно и с достоинством слушали его сенаторы, рассказал о том, что узнал о конце заседания от других, о слепом больном старике, горячая речь которого смешала все его хитроумные расчеты. Раздраженно ходил Пирр взад и вперед, придумывая новый план, чтобы сокрушить спокойного, стойкого врага. Кинеас же продолжал докладывать о том, что видел в Риме и сумел разведать во время переговоров. Призадумался Пирр, когда услышал, что римляне собрали уже новую армию, что число римлян, способных носить оружие, превышает действующие армии в несколько раз. «Боюсь, – закончил Кинеас свой рассказ, – как бы нам не пришлось сражаться с новой Лернейской гидрой»… Ничего не сказал на это Пирр: грозно нахмурившись, стоял он, смотря в темную даль, словно стараясь проникнуть взором в неизвестное будущее.
В купеческой республике Карфагене
К. Успенский
Из многочисленных финикийских колоний, которыми усеяны были берега и острова Средиземного моря, ни одна не достигла такого могущества и процветания, как Карфаген (так римляне переиначили семитическое слово «Карфшадасшаф» – «новый город», Новгород). В течение ряда веков, до рокового столкновения с римлянами в III ст. до Р.Х., Карфаген стоял на своем северном выступе Африки властелином всей западной половины Средиземноморья.
Расположенный около устья реки Баграда, протекающей по плодороднейшей долине Северной Африки, на полуостровке, замыкающем тихий и глубокий Тунисский залив с его прекрасными гаванями, финикийский «Новгород» достиг необычайного богатства. Еще в IV–V вв. доходы его сравнивались с доходами великого Персидского царства. Они извлекались главным образом из крупной морской торговли, которую карфагенские купцы и предприниматели вели не только на западе, но и на востоке: их большие корабли можно было встретить на всех концах тогдашнего «света» со всевозможными товарами – от испанского серебра, северноморского янтаря, итальянского вина до черных африканских рабов, аравийских пряностей и карфагенских бумагопрядильных изделий.
Но и эта «всесветная» торговля и другие невероятно выгодные предприятия с давних пор были в руках нескольких богатых домов, объединявшихся иногда в компании. С такими крупными «фирмами» не могли тягаться люди даже и с средним достатком. И в Карфагене, подобно тому как и в других больших торговых городах, очень рано образовалась резкая противоположность между тесной группой несметных богачей и неимущим большинством граждан. Естественно, что и всеми делами в Карфагене заправляли эти богатые купцы и хозяева больших предприятий. Они жили и держались как своего рода владетельные князья, от которых так или иначе зависели простые люди. Особенно сильны стали они с тех пор, как в V в. до Р.Х. завоевана была вся плодородная область реки Баграда, и туземное население ливийцев сделалось подданным Карфагена. Земли эти разошлись по рукам все тех же крупных богачей, которые устроили на них свои огромные имения, необыкновенно доходные и славившиеся образцовыми порядками. Работали на них прежние хозяева, ливийцы, ставшие крепостными новых владельцев.
Все более грандиозные богатства скоплялись в обладании отдельных, особенно удачливых купеческих домов, все исключительнее становилось их положение в Карфагене. Но вместе с тем между ними усиливалось и соперничество, росло недоверие их друг к другу. И большие купцы и предприниматели зорко следили друг за другом. Поэтому и все управление городом и государством, бывшее в их руках, они устроили так, что и советы и отдельные начальники поставлены были как бы наблюдать друг за другом и сдерживать друг друга.
Каждый год переизбирали двоих главных начальников – «судий» (шофтим) и совет старост. Считалось, что в выборах участвует весь народ, все граждане, но на самом деле простонародье только приветствовало тех лиц, которые назначены были заранее богатыми заправилами. Последние соблюдали очереди между собой в занятии высших должностей. Но «судии», хотя и были председателями совета старост, в то же время сами были подчинены надзору совета, а этот совет в своих распоряжениях и решениях был связан волей другого особого совета – «ста и четырех», которые могли привлечь к ответственности и судий, и старост. «Сто и четыре» – исключительно представители самых крупных и влиятельных фамилий. Они тайно наблюдали за всеми должностными лицами, чтобы никто не действовал против их выгод и интересов, а в то же время зорко следили и друг за другом, чтобы никто из их круга не мог выдвинуться, стать выше остальных и захватить верховную власть в свои руки. Боялись и пускаться в новые, смелые предприятия, которые могли нарушить старую налаженную жизнь и грозить не только разорением, но и уменьшением доходов. Карфагеняне никогда не любили воевать: у них не было даже и войска из граждан. И в тех случаях, когда, несмотря на все усилия уладить дело путем переговоров, война оказывалась все-таки неизбежной, Карфаген поднимал и вооружал подданных ливийцев, стягивал отряды полудиких мавров, нумидийцев и других племен, кочевавших по северному берегу Африки вплоть до Гибралтара и принужденных признавать себя подчиненными «союзниками» богатого города. Но главные военные силы составлялись из наемников с разных концов тогдашнего света: греков, египтян, негров, италийцев – не исключая и римлян, выходцев из Малой Азии, с островов Средиземного моря, даже галлов. Все эти чужестранцы нанимались воевать целыми готовыми отрядами со своими начальниками, и только главные командиры да несколько офицеров назначались из карфагенян. Но купцы-правители Карфагена и здесь оставались осторожными: они даже и неизбежный поход снаряжали не сами, а предпочитали все хлопоты, расходы по найму войск и ведение войны поручить кому-нибудь одному из своей среды, на его полный риск. Однако и за таким отважным генералом карфагенские правители не переставали следить во все время похода через своих уполномоченных. И в случае неудачи командира привлекали к суду и обыкновенно сурово расправлялись с ним.
До III в. карфагенское правительство больших коммерсантов сравнительно легко и спокойно поддерживало свое господствующее положение в западной части Средиземного моря. Давнишние соперники Карфагена в этих странах, греки, постепенно становились все слабее. И долго не удававшиеся усилия карфагенян стать твердой ногой на острове Сицилии в III ст. до Р.Х. наконец увенчались успехом. Обладание этим островом было заветной мечтой карфагенских купцов, потому что с него можно было держать в подчинении и всю Италию, а в то же время вход в Западное море оказывался исключительно в их руках. Благодаря поддержке, оказанной давнишним союзником, Римом, Карфагену удалось вытеснить греков из всех важнейших городов Сицилии и сделаться полным ее господином. Но торжество Карфагена совпало по времени с быстрым ростом и усилением Рима. Как раз в эти годы римляне довершали подчинение Италии и с завоеванием греческих городов на южном ее конце вплотную придвигались к Сицилии. И если карфагеняне пытались с этого острова овладеть важнейшим из южноитальянских городов – Тарентом, то и римляне должны были стремиться утвердить свою власть на Сицилии. Недавние союзники превращались в соперников. Начались уже военные столкновения между ними. Открыто войны долгое