За отрядом двигались вьючные животные: ослы, быки, под охраною и наблюдением легковооруженных.
Римские воины (фреска могилы на Эсквилине)
Путь центурии лежал по берегу реки, мимо оливковой рощи, к видневшейся вдали военной колонии. Вот показались вдали тростниковые крыши деревни.
Центурия вступила в деревню, и трубач возвестил населению о ее приходе. На улицах появились крестьяне; женщины вышли на пороги своих жилищ; шумною толпой высыпали ребятишки поглазеть на солдат. Ребятишки в особенности с интересом наблюдали, как колыхались во время ходьбы перья на шлемах легионеров, как блестели на солнце их копья и щиты. Все казалось им великолепным в вооружении солдат: и тяжелые шлемы с тремя перьями на гребне, и мечи в деревянных ножнах с затейливыми рукоятками; так и тянуло их подойти и потрогать медные шишки посреди продолговатых щитов и железные полосы по краям.
Но вот раздалась команда, легионеры составили щиты и копья; легковоруженные согнали вкруг вьючных животных. Валерий отделился от своего отряда и направился к дому старосты.
Хромой римлянин встретил его у порога, и Валерий уже собрался разъяснять ему, сколько муки и овощей нужно будет для войска и какая обещана за это плата, как вдруг ему показалось знакомым лицо старосты; он сморщил лоб, чтобы припомнить, где и когда он его видел. Тут староста заговорил, и Валерий сейчас же узнал по голосу своего старого давнишнего товарища – друга по первому походу.
– Ты ли это, Кай? – воскликнул он.
Тот удивился, откуда незнакомый центурион знает его, и только когда Валерий назвал себя, он бросился к нему здороваться. Кай поспешил ввести Валерия в свой дом, и там долгая разлука развязала им языки: посыпались вопросы о здоровье, о семейных и личных делах, об урожае и т. п., и оба приятеля совсем забыли о своем деле…
Наконец Валерий спросил Кая:
– Да как же ты попал сюда?!
– Сейчас расскажу, – отвечал тот, – но сперва позволь приготовить твоему отряду муки и овощей, чтобы они могли пока навьючивать животных.
Римский лагерь по Полибию
Тут только Валерий спохватился, что встреча заставила его забыть долг службы. Он вышел вместе с Каем и, в свою очередь, приказал солдатам заняться делом. Потом друзья вернулись в дом, где хозяйка Кая уже хлопотала об угощении гостя: она приготовила домашнего вина, зелени, хлеба…
За кружкою вина Кай рассказывал Валерию свою судьбу:
– Ну, слушай, – начал он. – Несколько раз ходил я в поход после того, как мы с тобой совершили первый; сначала счастье улыбалось мне, я возвращался с хорошей добычей домой, я приносил и деньги, и оружие. Тогда был еще жив отец, и он оставался обыкновенно за хозяина…
Воспоминания нахлынули на Кая, и он заволновался, заспешил.
– Но вот отец умер. Меня постоянно призывали в легион, и хозяйство мое начало разлаживаться. В мое отсутствие некому было работать, а тут в одном из сражений я был ранен в ногу и охромел, как видишь. От военной службы я избавился, а от нужды – нет… Совсем было загоревал, вижу, конец приходит.
Кай в волнении остановился, чтобы отхлебнуть вина.
– Что же дальше? – спросил Валерий.
– Боги наконец сжалились надо мною: трибун Гай Фламиний (233—2 год) провел закон о выводе колоний на север, в долину реки По, и стал набирать охотников. Я распродал свое имущество, землю, забрал родных пенатов, жену и детей и отправился сюда на новое поселение. Я завел новое хозяйство; земля здесь тучная – дело стало налаживаться…
Кай опять остановился и с грустью продолжал:
– Что ж? Видно, опять не судьба жить мне припеваючи! Того и жди, что придут галлы и разрушат нашу деревню. Будь проклят Фламиний за то, что вывел колонии в предательскую Галлию! Разве он не знал, что подвластные Риму галльские племена не согласятся отдать нам добровольно землю и обратятся за помощью к заальпийским галлам?
Преторианцы
Валерий заметил, что Кай разошелся и стал преувеличивать, поэтому он стал его успокаивать: он рассказал, как старательно приготовились римляне к отпору, сколько собрали войска и как хорошо его подготовили к войне. «Наконец, целый легион стоит около твоей деревни, и мы не дадим вас в обиду!» – присовокупил он. Кай несколько поуспокоился доводами Валерия, ведь легион и в самом деле представлял собою большую силу; теперь он стал расспрашивать его про условия службы.
– Да что? Сам ты знаешь, – заговорил Валерий, – как тяжела лямка рядового солдата. С утра на работе: убери палатку, почисти доспехи, оружие, там, смотришь, назначили в дозор или на стражу, а там гонят на учение. Хорошо, если постояли лагерем несколько дней, а то для упражнения меняют места, чуть не ежедневно: иди копай рвы, насыпай валы, строй башни для лагеря – вспотеешь хуже, чем за плугом. И так – без конца!..
– Да работа – еще ничего: к ней мы привыкли в деревне, а вот строгости доконали. За всякое упущение по службе назначают тебя вне очереди на караул, а попробуй только заснуть на посту или перепутать приказание! Сейчас консул прикажет наказать палками… Недавно проворовался один солдат, так его забили каменьями насмерть…
– Во время же битвы избави боги струсить или показать пятки врагу – быть тебе потом без головы. Я вот совершаю последний поход и только почувствовал облегчение, когда меня выбрали центурионом. Теперь хоть работы меньше стало, да и на посты назначают реже!
Еще долго бы проговорили наши друзья, если бы не пришел легионер и не доложил, что все готово. Кай вышел проводить Валерия. Навьюченные животные уже стояли в порядке, и легионеры, готовые по команде к отбытию, ждали только приказа Валерия. Приятели распрощались и условились встретиться еще раз.
Встреча с Каем напомнила Валерию родину, и он шел всю дорогу, задумавшись о матери и о судьбе своего хозяйства. Только учение солдат около лагеря возвратило его к действительности: им повстречался отряд легионеров, упражнявшийся в беге на большое расстояние (до 5 верст) в полном вооружении. На площадке у лагеря они встретили еще несколько манипул, упражнявшихся в фехтовании: легионеры надели на себя кожаные панцири, в руки взяли кто деревянные мечи, обернутые кожей с шариками на конце, кто – копья с шариками и, построившись рядами, то отступая, то нападая, бились мечами, защищаясь щитами, или бросали друг в друга копья.
Отряд Валерия подошел к самому лагерю и обменялся приветствием со стражею. Загремел опускавшийся мост, и солдаты двинулись вглубь лагеря по широкой преторской дороге. По обе стороны гладко убитого пути целым городком раскинулись палатки. Длинными линиями тянулись они от вала вглубь лагеря, параллельно преторской дороге.
В лагере кипела работа: солдаты чистили коней и приводили в порядок конскую сбрую, осматривали и чинили свою обувь, точили на большом камне мечи…
Римский отряд
Отряд Валерия прошел уже большую часть лагеря, когда другая улица, еще более широкая, главная (via principalis), пересекла преторскую, и они очутились перед жертвенником (ага), за которым на площадке белела палатка консула. Перед консульским белым знаменем стояли на почетной страже два легионера с обнаженными мечами. От палатки консула в обе стороны раскинулись палатки военных трибунов, по три в каждую сторону.
Центурия обошла их слева и оказалась на просторной площадке квестора (казначей и интендант легиона). Здесь Валерий должен был сдать припасы, после чего отправился со своей центурией на отдых.
Кай и Валерий, как мы знаем, условились еще раз встретиться, но этого им не удалось сделать. На следующий день стало известно, что ночью галлы прошли горными проходами через Апеннины и грабят теперь Этрурию. Легиону пришлось оставить лагерь и идти догонять врага.
Рано поутру трубач консула разбудил сигналом рожка (cornu) весь лагерь. Живо по команде оделись солдаты, собрали палатки, вооружились и в стройном порядке выступили в погоню за врагом.
Впереди шел отряд конницы, блистая копьями; за ним двигались пестрые войска союзников; затем шли римские легионеры, которые несли на себе, кроме оружия, еще и шанцевые инструменты и палатки; потом – отряд союзников, и все прикрывала конница.
Между отдельными частями римского войска шли обозы соответствующих частей; ослы с вьюками, скрипучие двухколесные повозки с багажом командиров двигались под прикрытием всадников.
Скоро пронесся слух, что галлы идут уже на Рим и что город в опасности; но галлам на этот раз не удалось достигнуть столицы Италии.
Со всех сторон – и от Рима, и от Апеннин, и от моря – спешили римские легионы; римляне сумели приготовить к приему галлов несколько десятков тысяч войска; все союзники явились по их приказу к Риму; в особенности важной являлась союзническая конница, потому что римские всадники набирались только из богатого сословия, и, следовательно, конница была, немногочисленна.
У деревушки Теламона, в Этрурии, с двух сторон стиснули римские легионы галлов. Здесь узкая равнина прилегает к самому берегу моря; цепь невысоких холмов, покрытых перелесками, тянется параллельно равнине. В эту ловушку, устроенную самой природой, и попались галлы.
Римский консул Гай Аттилий Регул с севера поджидал врага: на холмах, в перелесках поставил он конницу в засаду, а сам разбил лагерь. Конница была пригодна для засады, потому что действовала успешнее врассыпную и реже нападала сплоченным строем; чаще конницу употребляли для разведок, для прикрытия обоза или для преследования разбитого врага.
С юга подошел другой консул, Эмилий Гай, и остановился тоже лагерем (лагерь римские военачальники разбивали везде и всегда, чтобы в случае поражения было где укрыться от врага).
Время близилось к вечеру. Консулу оставалось только вместе с трибунами вопросить богов об исходе предстоящего сражения.
Вместе с военными трибунами направился консул к главной клетке священных цыплят. Жрецы, откинув материю, прикрывавшую клетку, бросили цыплятам крупные зерна ячменя, и те с жадностью набросились на них: это было добрым предзнаменованием. Потом римские военачальники присутствовали при жертвоприно