Решительный образ действий карфагенского сената и передвижение большой армии Ганнибала с юга на север Испании были для римлян совершенной неожиданностью. Пока южная армия под начальством К. Семпрония готовилась к отплытию в Африку, вторая армия под предводительством Сципиона выступила на север, чтобы пройти в Испанию через Пиренейские горы. Прибыв к устью р. Роны, Сципион узнал, что Ганнибал успел уже перейти р. Эбро и Пиренеи и находится где-то поблизости, у Роны; Ганнибал, действительно, был на расстоянии всего только четырехдневного перехода от Сципиона и, понимая опасность, которая грозила ему, если римляне поспешат загородить путь через реку, принял все меры к немедленной переправе. Галлы, жившие близ Роны, оказались верными Риму и попытались загородить путь Ганнибалу, но, обойденные с тылу конным отрядом пунийцев, были обращены в бегство. Таким образом переправиться через реку удалось благополучно, и Ганнибал ушел от Сципиона.
Когда все войско было на противоположном берегу, Ганнибал приказал привести к себе кельтского вождя Магила, прибывшего из долины р. Падус. От него он узнал, что большая часть кельтов с нетерпением ожидает прибытия пунийцев и встретит их как освободителей. В нескольких местах уже начались восстания; римские чиновники, руководившие отобранием земель и наделением ими римских крестьян, были брошены в тюрьму; претор Манлий потерпел сильное поражение. Но римляне прислали в страну новые подкрепления и привели к повиновению восставших. Ганнибал велел Магилу лично обратиться к армии с речью, при помощи переводчика, а затем приказал своей 50‑тысячной армии выступать по направлению к Альпам.
С многочисленными обозами и слонами приходилось Ганнибалу двигаться среди альпийских горных исполинов. Окруженные дикой природой, по узким тропинкам и крутым спускам шли воины, перенося всяческие невзгоды. Холод, голод и тяжкие лишения претерпевали они. Опаснее всего были кельты, обитавшие в горах. Они непрерывно нападали на армию и отбивали обозы и провиант. С недоступных высот они бросали громадные камни, поражали людей, слонов и лошадей, и те летели стремглав в бездонные пропасти. Чем дальше двигалась армия, тем непреодолимее становились препятствия. Запасы провианта истощались, солдат охватывало уныние. Благодаря непрерывным нападениям врагов ряды войска сильно поредели. Иберы, баски, балеарцы, африканцы, нумидийцы – все эти испытанные и отважные воины приходили в отчаяние и гибли массами.
Но вот, наконец, измученные отряды достигли самого высокого места подъема. Перед взором расстилалась внизу долина, и к ней вела бесконечно длинная, извилистая дорога. Открывшийся новый вид сразу же поднял упавшую бодрость солдат. Однако страшно тяжелым оказался спуск в эту обширную долину. Было осеннее время, и начал падать снег. С отвесных крутых склонов то и дело скатывались снежные лавины, сметая все, что ни попадалось на пути. Лед под ногами проваливался, и животные выбивались из сил, пытаясь продвинуться вперед. Одно место оказалось совершенно непроходимым: вся армия остановилась. Ганнибал приказал возвратиться назад и расположиться несколько повыше непроходимого места. Солдаты принялись за работу и после трехдневных нечеловеческих усилий прорубили дорогу, по которой и удалось провести армию.
Жалкую картину представляло войско Ганнибала при входе в долину По. Из 50 тысяч осталось лишь 20. Если бы расчет Ганнибала относительно помощи галлов оказался неверным, то дальнейший поход представлялся бы невозможным. Но галлы, к счастью, встретили пунийцев как своих спасителей. Они разместили войска по деревням и снабдили их обильным довольствием. Они доставили также вооруженную силу. Только после того как пунийцы хорошо подкрепились, освежились и отдохнули, они встретились с римскими войсками. Дело кончилось полным поражением Сципиона, а потом и Семпрония. Кельтские племена перешли на сторону пунийцев, и вся Северная Италия оказалась во власти Ганнибала.
Большое смятение царило в Риме после получения известия о гибели обеих армий. Ни порядка, ни тишины невозможно было установить во время собраний – столь ожесточенно нападали и обвиняли друг друга сторонники крестьянской и сенатской партий.
Особенно волновались крестьяне, собравшиеся в Рим. Они всегда были против войны с Карфагеном, так как думали, что им более всего придется перестрадать от этой ненужной войны. Им казалось, что сенат мог предвидеть и своевременно предотвратить нашествие пунийцев, а он преступно закрывал глаза на все происходившее и даже вел себя вызывающе по отношению к Карфагену. А теперь все опустошится, все погибнет в этой опасной войне!
В этот тяжелый момент страха и уныния все взоры обратились на любимого вождя Фламиния. Народ помнил его заслуги в войне с кельтами, его храбрость, отвагу и, наконец, удивительную находчивость. Вспомнили, как перед сражением при Адде, когда сенат приказал Фламинию сложить с себя консульскую власть, он умышленно не вскрыл врученного ему приказа, а сделал это лишь после того, как разбил наголову врага. Много заслуг у этого человека! Нет сомнения, что Фламиний в первом же сражении сокрушит дерзкого врага и отбросит его за Альпы. Он заставит его уважать силу римского оружия! Между тем сенатская партия делала все возможное, чтобы не допустить Фламиния к командованию армией. Фламиний был ненавистен сенаторам с тех пор, как при его поддержке прошел закон, по которому сенаторам воспрещено было приобретать суда дальнего плавания для торговых целей.
Сторонник сенатской партии Квинт Фабий Максим доказывал, что было бы непростительным безумием давать сражение столь опасному противнику, как Ганнибал. Необходимо бросить на произвол судьбы все открытые места, надо скрыть припасы в крепости и оставить там надежную защиту из легионов. Сенат горячо поддерживал план Фабия. Но в консулы был избран Фламиний, и ему было поручено ведение войны. Сенат прилагал последние усилия, чтобы помешать Фламинию вступить в должность. Он попытался запугать консула зловещими религиозными предсказаниями и задержать его подольше в Риме. И при гадании по полету птиц и при других священнодействиях жрецы наблюдали лишь дурные предзнаменования. Они призывали консула в Капитолий, чтобы испросить благословения богов. Фламиний не обращал никакого внимания на предзнаменования, а когда его вызвали в Капитолий, он тайком ночью, без знаков консульского достоинства, бежал в Аримин, где стояло войско, и там принял командование.
Легионы радостно встретили своего вождя. Но все-таки глухая и тревожная молва не умолкала, не прекращалась. Передавали вслух и шепотом о разных загадочных случаях. Рассказывали, будто Фламиний, вступив в должность, решил принести в жертву телку. Когда он поразил ее ножом и передал в руки жрецов, телка вдруг вырвалась и побежала, обрызгав кровью находившихся вблизи людей. Дурное предзнаменование! Не знамение ли это гнева богов? Сомнения, однако, быстро исчезли. Слишком велика была вера в своего героя и вождя.
Взоры всего населения Италии были обращены на Фламиния, когда он, загородив путь Ганнибалу на большой дороге, ведущей к Риму, подготовлялся к решительной битве. Со дня на день в Риме ожидали благоприятных вестей из-под Аримина.
Между тем Ганнибал, узнав о местопребывании римской армии, не пошел навстречу консулу, а направился кратчайшим путем, через болота реки Арно, чтобы обойти Фламиния и оказаться у него в тылу.
Ужасен был для Ганнибала переход через болота Этрурии. Воды и топкой грязи было так много, что негде было передохнуть, и бедные усталые воины должны были присаживаться на трупы павших животных или на кучу ранцев, брошенных в воду. Множество людей утонуло в глубоких и топких местах или погибло от лихорадки. Сам Ганнибал, ехавший на последнем уцелевшем слоне, жестоко страдал головными болями, сырость болотных мест разъедала его глаза, и, не имея возможности лечиться, он по дороге ослеп на один глаз. Тем не менее Ганнибал достиг своей цели. Фламиний был отрезан, и дорога в Рим оказалась совершенно открытой. Положение римлян стало весьма опасным. Фламиний должен был скорее спешить за Ганнибалом и наконец подошел вплотную к нему у Тразименского озера.
Ганнибал, завидев приближение врага, искусными маневрами скрыл большую часть своего войска на склонах господствующих высот, а затем заманил Фламиния в самое узкое место между горной цепью и озером. По данному сигналу его отряды ударили со всех сторон на римлян, стремительным натиском отбросили их от горной цепи и опрокинули в озеро. Консул долго бился, сдерживая натиск неприятельской пехоты. Но вот подоспели кельты. Завидев своего смертельного врага, причинившего им столько бедствий на родине, они яростно ринулись в самую гущу защитников консула. Все смешалось в общей свалке. Фламиний пытался пробраться чрез строй кельтов; еще мгновение – и один из галлов вонзил меч глубоко в его грудь. Тогда началось общее смятение и бегство: пять тысяч римлян были взяты в плен, а остальные погибли или разбежались во все стороны.
В Риме с нетерпением ожидали вестей с театра военных действий. Огромная толпа народа, особенно женщины, стояла у ворот города и напряженно глядела вдаль. Вот наконец на взмыленных конях появились гонцы с искаженными от утомления лицами. Как вода из опрокинутого сосуда, хлынули люди вслед за ними к зданию сената, крича и простирая руки к небу. Через минуту вышел претор Помпоний и, когда все стихло, сказал ясным и твердым голосом: «Мы побеждены в большой битве».
Поражение при Тразименском озере было большим ударом для крестьянской партии. В этой роковой битве пал человек, на которого возлагалось столько светлых надежд, погиб вождь, который защищал так стойко интересы деревенского люда. Противники крестьян подняли голову. Они говорили: Фламиний понес наказание за свое вольнодумство, он плохо чтил богов, он не слушал советов опытных людей, убеждавших, что не следует сражаться с Ганнибалом в открытом бою. И тогда о Фабии Максиме стали говорить в Риме как о самом мудром и подходящем человеке в этот опасный момент жизни государства.