земного городского населения римляне или италики составляли коллегии, частные союзы, между тем как во вторых конвенты римских граждан были настоящими городскими поселками, совершенно воспроизводившими тип городского самоуправления и большею частью впоследствии обратившимися в города.
Так или иначе, в своем внутреннем быту эти союзы были чрезвычайно самостоятельны. Союз решал вопросы о принятии новых членов в свою среду и вел членский список. Имелась касса взносов, и во главе союзной администрации стоял выборный curator или несколько magistri. Свою связь с Римом и влиятельными кругами центра конвент поддерживал, между прочим, посредством патроната. Почетным покровителем избирался крупный сановник или другой выдающийся член аристократии.
По некоторым признакам можно составить себе понятие о силе, которую представляла собой сплоченная организация римских негоциаторов, торговцев и деловых людей в провинции. Их значение, например, ясно выступает на о. Делос, который был в I в. первоклассным торговым центром, в особенности громадным рынком рабов, и служил главным средоточием сношений между Западом и Востоком. Надписи этой эпохи, найденные на острове, называют постоянно римлян и италиков вместе с греками, или даже одних римлян и италиков; судя по этому, на Делосе было много италийских промышленников. В посвящениях они примыкают к местному культу Аполлона. Всюду на Делосе встречается множество латинских названий местностей, должностей и т. д., нередко также названия являются на двух языках рядом.
Задолго до покорения Египта появилась подобная же колония римлян в Александрии. Ее главным делом, вероятно, была огромная поставка хлеба в Рим и другие итальянские центры. Менее успеха имели римляне в Сирии, стране старинного транзита, где им не удалось сломить сильную конкуренцию местного купечества.
Сила и влияние римских конвентов в иностранных государствах и в провинциях сказывается особенно в критические моменты. В столкновении между двумя нумидийскими царями, Югуртой и Адгербалом, в 112 г. многочисленные италики-негоциаторы большого нумидийского города Цирты играют решающую роль. Они принимают в стенах города беглеца Адгербала, организуют защиту Цирты и когда дальнейшее сопротивление становится невозможным, заставляют Адгербала капитулировать на определенных условиях, в уповании на помощь, которую им окажет римское правительство. Конвенты выступали также настоящей политической силой, когда провинция подвергалась внешней опасности, или когда она составляла предмет спора, в эпоху смуты и гражданских войн. В таких случаях члены конвента, по видимому, сходились для совещаний, принимали самостоятельные решения относительно защиты или передачи городов. Во время борьбы между Цезарем и Помпеем в 49–48 гг., союзы римских граждан в городах Испании разделились между претендентами, конвенты Иллирии в городах Салоны и Лисе объявили себя за Цезаря. Сложнее было положение вещей в большом африканском городе Утике немного позднее, в 46 году, во время столкновения Цезаря с республиканцами. Низший класс готов был примкнуть к Цезарю, между тем как богатые слои, особенно торговые люди, держались помпеянской и республиканской партий. Представителю последней, Катону, удалось искусно воспользоваться этим раздвоением и обеспечить для своих сторонников поддержку большого и сильного города. Опираясь на состоятельный класс римского конвента в Утике, он выселил за черту городских стен цезарианское простонародье. Из среды конвента он набрал 300 влиятельных лиц, которые составили вместе с помпеянскими и республиканскими римскими сенаторами большой политический совет при начальнике римских военных сил, сражавшихся за республику против Цезаря.
5. Образование магнатства
Факт проникновения римского капитала в средиземноморские страны и торжества его в культурном мире II–I вв. до Р.Х. своеобразно отразился на внутренних отношениях метрополии. Тот класс, который по преимуществу располагал этим активным капиталом, приобрел большое политическое влияние: он держал одно время в своих руках суд над администрацией колониальных владений и оказывал сильное воздействие на народные голосования. Но он не поднялся до политической власти, как буржуазия в некоторых новоевропейских странах. Капиталистическое развитие Рима вообще не демократизировало римского общества, не сломило сословных рамок и преград, не открыло широких путей к политической и социальной роли людям всякого звания. Рим, правда, обратился в «международную общину», но во главе его остались крупные, большею частью старинные служебные фамилии. Они держались административным навыком и традициями своих членов, связью многочисленных родичей, обширным кругом разных зависимых людей; вследствие этого они могли пускать в ход большие агитационные средства и добывать себе выборные должности. Несмотря на резкие столкновения и антагонизм групп и партий, они выработали тесную корпорационную связь в высшем государственном совете, в сенате, который собирал всю массу, как служивших активно на высших местах, так и заслуженных людей, уже прошедших эту карьеру. В эту среду было трудно проникнуть, но раз проникнув туда, человек другого класса, как, например, Марий, Цицерон, скоро ассимилировался с нею, усваивал интересы и круг понятий служебной родовитой аристократии.
Правда, во время крупных завоеваний состав служебных фамилий не остался неподвижным. Исследователь истории республиканского сената Виллемс сравнил состав его в 179 г., перед началом завоеваний на Востоке и 125 лет спустя, в 55 г. в эпоху первого триумвирата. Сравнение показало, что за это время, во-первых, значительно сократилось число представителей старинных патрицианских фамилий (с 88 на 43, притом сенат 179 г. был из 300 членов, а сенат 55 г. из 600, следовательно, относительное уменьшение числа патрицианских сенаторов еще значительнее). Затем оказалось, что в числе вновь поднявшихся на службе плебейских фамилий многие не римского происхождения, а родом из италийских городов, из муниципальных аристократий. Таким образом, объединение Италии, распространение римского гражданства на другие городские общины оказало свое сильное влияние на нобилитет. Но факт этот не сказался остро на жизни его; посторонние Риму фамилии втягивались постепенно и не изменили общего характера высшего класса.
Завоевания, составившие империю, были делом военных и административных талантов из среды этого класса. Но в то же время империализм отразился на социальном строении нобилитета; в нем произошло расслоение; одним удавалось добывать себе командование, наместничества, вводить на раз пробитую дорогу своих родственников, вкладывать полученные доли имперской добычи в земельные владения; другие, отстраняемые от политического конкурса за недостатком связей, сходили на худшее положение, и из них получался обширный разряд задолжавшихся, безземельных нобилей. Но и в среде первых дележ громадных богатств, приносимых завоеваниями, вызвал резкие столкновения, которые привели, наконец, к истребительной борьбе гражданских войн и закончились гибелью и разорением множества представителей аристократии. Несмотря на всю силу катастроф, испытанных нобилитетом, формы его владения и господства сохранились, они лишь сосредоточились на более узком слое. В лице нескольких преуспевших фамилий высший служебный класс превратился в настоящее магнатство: образовались как бы княжеские дома с обширными владениями и массой зависимых от них людей.
В то же время в литературе появился характерный термин для обозначения этих глав общества, principes. Всматриваясь в изображение старинной республики у Ливия, мы видим, как наблюдателю I в. до Р.Х. представлялся сенат и вообще нобилитет: масса рядовых сенаторов стоит в тени, образует группу политических статистов, настоящий авторитет принадлежит principes. Они образуют фактически высший совет, господствующий внутри сената, они нередко выделяются даже в особые совещания с консулами. Когда историк хочет сказать, что известное лицо приобрело крупную силу и влияние, он выражается так: «Аппий Клавдий (перебравшись в Рим из чужой общины) был записан в число сенаторов и скоро достиг высокого положения принцепса»[31]. Ясно, что principes образуют особый разряд, в сенате существует как нельзя более отчетливая иерархия.
Выделяясь в сенате, principes еще более поднимаются среди остального общества. Все более и более виден определенный социальный поворот. Обширные круги населения становятся в зависимые, своего рода вассальные отношения к крупным домам, к сеньорам общества. На одной стороне, опека, патронат, на другой – клиентство, в которое втягиваются прежние самостоятельные, средние и мелкие элементы римского и италийского общества. Политическому падению демократии, так резко сказавшемуся на поверхности жизни, отвечает менее заметный, но глубже лежащий социальный процесс. Необходимо отметить его реальные черты.
Магнаты выделяются своими земельными владениями. По сведениям Плиния, у Красса в землях положено было около 200 миллионов сестерциев. Тот же Плиний в знаменитом, столько раз цитированном месте о «латифундиях, погубивших Рим, а затем и провинции», ссылается на земельное богатство Помпея, которого не превзошли и позднейшие императоры: Помпей будто бы никогда не торговался из-за участков, смежных с его владением, и скупал их без конца. Само выражение здесь похоже на картину, изображенную Цицероном в речи de lege agraria (63 г.); оратор упоминает о весьма распространенном обычае скупать смежные участки, причем владелец до тех пор выселяет всяких соседей, пока у него для утехи глаза не образуется из множества имений целый сплоченный округ. Любопытно еще такое сведение из эпохи начала борьбы между Помпеем и Цезарем. Помпеянец Домиций, видный аристократ, собирает 33 когорты, находящиеся под его начальством (т. е. 15 000 человек) и, стараясь возбудить их к энергическому сопротивлению надвигающемуся Цезарю, дает им обещание выдать каждому из собственных владений по 4 югера (=1 гектару), с соответствующими прибавками центурионам и офицерам. Если брать слова Домиция буквально, он располагал, по крайней мере, 15 000 гектаров. Пусть это даже значительное преувеличение, все-таки земельные владения Домиция были очень велики, а помимо того интересно отметить самую мысль о наделении массы солдат ленами, уже не от государства, а из частного владения сеньора.