нах, ведомых династами и их родством, все обстоятельства и условия присоединения, экспроприации в устроение области были покрыты непроницаемой завесой. Никто в Риме не мог узнать о том, что решалось в штабе, в дворцовом совете секретарей и подначальных командиров колониального владыки.
Существует очень твердо установившееся представление, будто бы провинции, измученные беспорядочным и хищным республиканским управлением, которое трактовало их в качестве бесправной добычи, вздохнули свободно под рукой императоров и подчиненных им чиновников, стоявших выше узкого национализма. Если присмотреться ближе, то предубеждение в пользу римской бюрократии опирается только на одно внешнее сопоставление: из эпохи республиканской до нас доносится шум процессов и резкая полемика партий, тогда как потом все молчит и скрывается в тиши канцелярий. Но доказательства от молчания вообще довольно слабы, а здесь в особенности. Ведь нам не придет в голову считать, что порядок, при котором раскрылись злоупотребления Панамы, хуже, чем устройство стран, где общество даже не знает о расхищениях, производимых бюрократией, где виновным оказывается тот, кто решился заговорить о них публично. Но, помимо таких отвлеченных соображений, мы имеем и более реальные данные, чтобы судить о новом порядке управления, которому предстояло установиться при императорах. Первый опыт его представляет именно хозяйничанье среди галльских «варваров» Цезаря, которого так любят изображать гуманным космополитом, озабоченным широким распространением всечеловеческой эллинской культуры.
Появление новых форм провинциального управления есть вместе с тем начало падения крупных компаний откупщиков. Возникновение галльской войны составляет их последний успех, она начата не только при их содействии, но и в значительной мере по их инициативе: и та же галльская война образует кризис их финансово-политического влияния. Компании возросли главным образом на пользовании большими африканскими и восточными доменами; со сравнительно часто сменявшимися наместниками они составляли более прочный и постоянный элемент администрации. Обстоятельства изменились, когда Цезарь завоевал собственное княжество: в Галлии не отделяли больших угодий в «достояние римского народа»; правитель оставался в стране непрерывно долгие годы, и финансовое управление собственно состояло в том, что от подчиненных групп, народностей и общин требовалось доставка определенных взносов, а легаты римского властителя присылались для взыскания и, если нужно, для экзекуции. Денежные люди, поставщики, конечно, нужны были Цезарю при его больших передвижениях, для снабжения его отдаленных лагерей, при воздействии его крупных технических сооружений, флота, мостов и окопов. Но такая деятельность сводила их на степень интендантства при войске; она не давала им основания составлять большие самоуправляющиеся общества, societates. И тип капиталистов, и размах их деятельности здесь должен был стать мельче. Одновременно с этим, вероятно, началось также сокращение доходов богатых азиатских компаний. Их крупные дивиденды были результатом своего рода первого воинственного натиска на вновь приобретенные страны. За чрезвычайными контрибуциями, за сильным напряжением платежных средств, должен был последовать отлив, реакция; долги и недоимки тяготели над населением и понижали его активные платежи. Во всех этих обстоятельствах можно видеть причину упадка высшего слоя всадничества, к концу 50-х годов мы все менее слышим об операциях и влиянии societatos publicanorum.
Этот факт образует также важное условие в падении республиканской жизни. Публиканам нужды были большие народные собрания; пользуясь ими как противовесом сенату, добывали они себе финансовые заказы в провинциях и организовали доходные войны. Им важно было соблюдать конституционные формы; им необходимо было поддерживать в комициях большую клиентелу, оплачивать выборную агитацию. С ослаблением средств, корпоративности и самостоятельности публиканов все это стало исчезать. В конце 60-х годов расстраивается аграрная демократия после своего неудачного выступления при Рулле и Катилине. Немного лет спустя распадается и другая фракция большой составной партии популяров, ее правое крыло, которое образовывала денежная аристократия и ее клиентела. В конце 50-х годов Цицерон уже не мог бы найти в комициях того состава слушателей, перед которыми в 67 г. он развивал выгоды Восточной войны и посылки на Восток Помпея. Партийная жизнь в Риме испытала новый урон. От старой демократии остались только обрывки: на митинги и в комиции собирались мелкие городские элементы, большею частью притянутые в круги интересов немногих principes, из среды которых в свою очередь пытались выделиться триумвиры. Поэтому в 50-х годах мы не слышим более о каких-либо крупных политических и социальных программах. Новейшие историки обыкновенно называют цезарианцев демократами, противников триумвирата – консерваторами. Но с этими названиями трудно связать реальное содержание. Цезарианцы, по-видимому, имеют перевес от 58–52 гг., но решительно ни в чем не видно их демократизма: они даже не настаивают на проведении аграрного закона, предложенного Цезарем в 59 г.
Триумвират, как мы видели, был занят, главным образом, распределением колониальных командований и фиксацией за династами посторонних владений, ускользавших от контроля конституционных органов. Уже этим наносился крупнейший удар всей конституционной жизни Рима: самые важные области были выделены от правильной очереди, бывшие консулы не находили себе применения, у сената изъято было ведение финансовых и административных вопросов в большей части империи. Народному собранию также нечего было утверждать. Но этого мало: властители, не имея возможности подчинить себе старый центральный правительственный орган, старались терроризировать его, устранить всякую возможность правильных дебатов, фактически упразднить его. В этом отношении у Цезаря был очень искусный агент, Клодий, трибун 58 г., организатор вооруженных банд, способных расстроить любое собрание. Современников крайне изумляла фривольная терпимость Цезаря, который приблизил к себе одного из самых развращенных людей Рима, скандальным образом опозорившего его собственный дом и семью. В 62 г. в преторство Цезаря Клодий, переодетый арфисткой, пробрался к жене Цезаря (Помпее) во время праздника богини Вопа Dеа, от которого строжайше были выключены мужчины. История вызвала крупный процесс в Риме, причем Цезарь, немедленно разведшийся с женой, держал себя так, как будто дело его не касалось. Но Клодий был очень нужный человек, и в свою очередь он знал себе цену: исполняя услуги для колониального императора, он позволял себе и самостоятельные уличные предприятия и даже не стеснялся досаждать другому династу, оставшемуся в Риме, Помпею. Моммзен считает Клодия с его бандами вооруженных рабов и гладиаторов дикой карикатурной анархией, в которую выродилась демократия вследствие ухода Цезаря, единственно умевшего ее дисциплинировать: «В силу изумительного совпадения в те же годы, когда Цезарь создавал по ту сторону Альп великое дело на веки веков, в Риме разыгрывалась одна из самых сумасшедших буффонад, которые когда-либо воспроизводились на подмостках всемирной истории»[52]. С этой характеристикой можно согласиться: разгон всех собраний и заседаний с помощью вооруженного сброда, осада граждан в их домах, погромы на улицах – весь этот аппарат Клодия имеет мало общего с политикой. Но по этому же самому он не имеет ничего общего с демократией; с другой стороны, никак нельзя отделить Цезаря от Клодия; это были теснейшие союзники, причем один работал для другого: Цезарь присылал погромщикам обильные средства, а они поддерживали фактическое управление центрального правительства.
Ближайшей целью Цезаря перед отъездом в провинцию было удалить из Рима самых видных защитников конституционной республики. Катона отправили на Кипр, чтобы ликвидировать дела местного царька и присоединить остров в качестве провинции. С Цицероном поступили несравненно резче. Клодий провел закон, осуждавший на изгнание всякого, кто без суда казнил римских граждан, предложив применить его немедленно к виновнику юридического убийства, совершенного в 63 г. над сообщниками Катилины. Сенат, терроризированный Клодием, выдал Цицерона. Консул 58 г., Пизон, тесть Цезаря, и Габиний, вассал Помпея, согласились на изгнание Цицерона ценою большой услуги, оказанной им Клодием, который устроил каждому по провинции, Пизону – Македонию и Грецию, Габинию – Сирию. Затем Клодий приказал конфисковать имущество Цицерон и сломать его дом на Палатинском холме.
Необузданное цезарианство, подкапывавшееся под основы конституционной жизни Рима, вызвало против себя своеобразную реакцию, нечто вроде запоздалого возврата аристократии к республиканизму. Эта реакция впервые ярко выразилась по поводу амнистии и возвращения Цицерона. Менее чем через год после изгнания настроение уже изменилось. Как ни справедливо было осуждение Цицерона, который в 63 г. нарушил римский закон о неприкосновенности личности, в нем видели теперь жертву династов. Сенат осыпали множеством петиций, в которых выражалось желание вернуть заслуженного деятеля республики из ссылки; очень многие из них исходили от муниципий Италии, и это одно показывает, что опасения новой военной диктатуры проникли в обширные круги населения. Обращения были так многочисленны и настоятельны, что в Риме противники триумвиров нашли возможным созвать большой общеиталийский митинг. Сам консул 57 года Лентул Спинтер присоединился официально к этому движению и взял на себя председателство в собрании. Митинг, на котором вотировали возвращение Цицерона, собрал, может быть, в последний раз представителей всей страны.
Оппозиция триумвирам нарастала все более и выразилась также ясно в выборах консульских и преторских 56 г. Особенно консул 56 года Лентул Марцеллин был резким и принципиальным противником династов. Она сказалась также по вопросу о представлении Помпею чрезвычайных полномочий в столице для устройства хлебоснабжения. Осенью 57 г. Помпей, ссылаясь на высокие хлебные цены и беспокойное состояние римского населения, предложил сенату отдать в его руки верховный надзор за хлебной торговлей во всей империи; с этою целью ему должны были представить право неограниченного распоряжения римской казной, войсками и флотом, а также общее начальство над провинциальными наместниками.