То были трудные для армии времена, поскольку повсюду в Европе к солдатам относились как к захватчикам и агентам тайной военной полиции. В самом Риме резкие перемены в высших эшелонах власти сеяли смерть, несли угрозу всему сенаторскому сословию. Император подвергал сенаторов серьезным преследованиям, пополняя казну (которую сам же совершенно опустошил) за счет отобранной у них собственности. К тому времени у него усилились проявления мании величия: он зашел столь далеко, что даже объявил Рим своей личной колонией, переименовав его в Коммодиану, подобные переименования были уготованы римским легионам, новой африканской флотилии для перевозки зерна, городу Карфагену и даже запуганному сенату Рима.
Наконец, новый префект претория Квинт Эмилий Лет — пожалуй, первый уроженец Северной Африки на этом посту — решил, что Коммод стал совершенно невыносимым; любовница императора Марция и управляющий двором Эклект поддержали его. На тот случай, если армия негативно отнесется к свержению династии Антонинов, заговорщики собирались заручиться поддержкой влиятельнейших лиц в администрациях провинций. Два соотечественника Лета — Септимий Север и Клодий Альбин — занимали посты наместников в Верхней Германии и Британии соответственно, а еще один близкий друг, Песценний Нигер, стал наместником в Сирии. Однако был еще и присоединившийся к заговору городской префект Пертинакс, выдвинувший свое условие: отдать ему императорский трон. В конце концов, в последнюю ночь 192 г. план убийства привели в исполнение: атлет Нарцисс, которого Коммод использовал в качестве партнера во время занятий борьбой, задушил императора. Пока сенат и простой люд стирали всякую память о Коммоде, разбивали его статуи и уничтожали надписи с его именем, Лет — хоть и был зачинщиком покушения — спас тело императора от надругательства толпы и тайно захоронил.
Исполнение заговора было спровоцировано шокирующим намерением императора 1 января 193 г., в день празднования его вступления на пост консула, появиться на церемонии во главе процессии гладиаторов и в гладиаторском облачении. Коммод был одержим стремлением демонстрировать свою доблесть на арене. Дион Кассий, обязанный (как член сената) посещать такие представления, оставил язвительное описание этих «развлечений». Император собственноручно забивал животных, при этом сам Дион Кассий и его коллеги-сенаторы с трудом сдерживали усмешки. Во время выступлений императора на арене сенаторы должны были хором кричать: «Ты — бог, ты — первый, ты — самый удачливый из людей! Ты — победитель и всегда будешь победителем!»
Подобно Александру Великому и многим персидским и парфянским царям, Коммод воображал себя царем-охотником. Монеты, изображавшие его повергающим льва, посвящались «Храбрости Императора» (VIRTVTI AVGVSTI), ибо бесстрашие императора на охоте символизировало военные победы, а поверженный зверь означал злые силы или врагов Империи. Более того, схватки со страшными хищниками по традиции связывали с именем мифического героя Геракла (его после смерти за славные подвиги боги приняли на небеса), образ которого, по мнению философов, заключал в себе многие из главных черт, свойственных просвещенной монархии. Коммод отождествлял себя с Гераклом. Кроме того, как указывал историк Геродиан, «он выпустил указ, чтобы его именовали не Коммодом, сыном Марка, а Геркулесом, сыном Юпитера. Отвергая обычные одеяния римских императоров, он облачался в львиную шкуру и подобно Геркулесу носил палицу… и присовокупил имя Геркулеса к своим званиям и титулам, восславлявшим его, как самого мужественного из людей». Эти сведения подтверждаются надписями на монетах, на которых попеременно и наравне изображались популярный герой и император (HERCVLES ROMANVS AVGVSTVS, HERCVLES COMMODIANVS), а Геракл провозглашался основателем «Колонии Коммодианы», как теперь назывался Рим. Титулы «победитель» и «непобедимый» (victor, invictus), которые с тех пор неизменно присоединялись к именам римских императоров, тоже подразумевали равенство Коммода с Гераклом и Александром Великим.
Во всем этом можно усмотреть путаницу в мышлении императора. Коммод не только считал себя новым Гераклом, но и называл Геракла своим «другом и соратником» (HERCVLI COMITI). Впоследствии на римских монетах богов стали изображать именно в таком свете — то есть они выступали не как независимые существа, а как заступники и друзья римских императоров. В этом смысле римские боги стали предшественниками христианских святых; и это не случайно, поскольку правление Коммода, кстати, принявшего и титул Антонина «Пий» (святой), пришлось как раз на ту эпоху, когда традиционные олимпийские боги и богини, отождествлявшиеся с отдельными проявлениями божественного, оказались слишком многочисленными. Монеты, выпущенные во времена Коммода, провозглашали Юпитера главным среди богов (Exsuperator или Exsuperantissimus), и в этом нашел отражение глубинный процесс в развитии религии: мир подошел к рубежу, когда монотеизм христианства наилучшим образом стал соответствовать потребностям общества.
Новые религиозные веяния эпохи, представлявшие столь резкий контраст с личными качествами Коммода, нашли отражение в произведениях искусства. Об этом свидетельствует, в частности, сохранившаяся до сей поры колонна Марка Аврелия, возведение которой было завершено именно в те времена и в рельефах которой заметно влияние перемен. Скульпторы отказались от батальных мотивов наподобие римских легионов, марширующих по спиральным рельефам колонны Траяна, заменив их пафосным повествованием о человечестве. Рассказ в камне о войнах Рима не только славил победителя; показаны целые сцены, полные ужасных трагедий и страданий, это даже вызывало сострадание к судьбе варваров. Их мир представлялся миром страха и ужаса; и скульпторы не преминули поместить изображение на сюжет рейнского чуда, спасшего римское войско от разгрома.
Авторы скульптурных изваяний Коммода тоже обратились к новым подходам, применив причудливые элементы, свойственные барокко, при изображении невозмутимой, слегка надменной и зловещей красоты императора. Предпочтение отдавалось глянцевой поверхности, что свидетельствовало о появлении новых эстетических норм в скульптуре. Коммод, по словам Геродиана, был очень красивым мужчиной с переливающимися на солнце, словно пылающими светлыми кудрями, вдохновлявшими льстецов на сравнения с небесным сиянием. Однако, согласно Диону Кассию, он был простодушен и глуповат, что ставило его в зависимость от приближенных, которые склоняли его к жестокостям и распутствам.
Часть четвертаяДом Севера
ПЕРТИНАКС
Пертинакс (Публий Гельвий) (январь-март 193 г.) родился в Лигурии в 126 г. Его отец, Гельвий Сукцесс, был вольноотпущенником. Он назвал сына Пертинаксом, дабы почтить таким образом собственное упорство в торговле лесом. После обучения в школе Пертинакс поступил в армию, поднялся до командирских должностей и командовал полками в Сирии, Британии и Мезии. Затем на время вернулся к гражданской жизни и, вступив в сословие всадников, служил прокуратором сначала (в 168 г.) в Италии, где занимался раздачами пособий беднякам на Виа Эмилия, а позднее — в Дакии. Впоследствии его вновь направили в армию в качестве командира группы легионов в Паннонии: он участвовал в походе Марка Аврелия против нарушивших границу германцев. Возвышенный до положения сенатора и получивший пост претора, Пертинакс отличился как командир легиона в Реции (с 171 г.), избирался консулом в 174 или 175 г., участвовал в подавлении восстания Авидия Кассия в Сирии, был наместником Верхней и Нижней Мезии, Дакии и Сирии.
При Коммоде он впал в немилость из-за того, что близко знал участников заговора 182 г., но избежал отставки и в 185–187 гг. был направлен в Британию на усмирение мятежных армий. В 188 г. Пертинакс прибыл в Африку в качестве проконсула, а впоследствии (в период кризиса) стал городским префектом Рима и (в 192 году) вновь получил полномочия консула. Вряд ли Пертинакс не знал о заговоре, приведшем к убийству Коммода в последнюю ночь того года, ибо после этого Лет, префект претория, предложил ему занять трон, и он поспешил в казармы преторианцев, пообещал крупное вознаграждение гвардейцам, и они немедленно провозгласили его императором. Еще не настало угро, а Пертинакс уже предстал перед сенатом, где (по утверждению одного из сенаторов, Диона Кассия) его ждал теплый прием. Пертинакс проявил к сенаторам уважение и учтивость и «вообще был доступен, с готовностью выслушивал каждого и мнение свое высказывал в вежливой форме». Отвергая намеки на то, что в достаточно преклонном возрасте страстно рвется к императорскому пурпуру, он отказался и от предложения сената присвоить его супруге, Флавии Тициане (дочери городского префекта Тита Флавия Сульпициана) титул Августы и возвести его сына, Пертинакса Младшего, в ранг Цезаря. Впрочем, надписи на монетах, выпущенных в Египте, свидетельствуют о том, что в провинциях эти заявления всерьез не воспринимались. На римских же монетах той поры отчеканен новый вид посвящения: «Похвальное Благочестие», Bona Mens (MENTI LAVDANDAE). Предпринятые Пертинаксом шаги по наведению порядка в финансовой области, хотя и необходимые после излишеств Коммода, неизбежно стали непопулярными. Распродажа огромных приобретений предыдущего императора была вполне понятной мерой, но основное направление политики Пертинакса на жесткую экономию привела к отказу от общепринятых жизненных стандартов, тогда как неприязненно настроенные люди отмечали, что сам он каким-то образом разбогател. Рассказывали, что до восшествия на трон он с невероятной алчностью торговал назначениями на государственные и военные должности.
Вскоре Пертинакс лишился поддержки преторианцев, потому что заплатил им лишь половину обещанного вознаграждения. Поскольку он время от времени покидал Рим, неудивительно, что возник заговор с целью возведения на трон одного из консулов, Квинта Сосия Фалькона. Пертинакс возвратился вовремя, ч