Скрип у самой двери. Тихий металлический звук — кто-то возился с замком. Я медленно повернул голову. Слабый свет звезд через окно позволял различить контуры комнаты.
Дверь тихо открылась.
В проеме появились четыре силуэта — те самые патриции из таверны. В руках у них поблескивали кинжалы. Видимо, мое вмешательство в их забаву их сильно задело, и они решили отомстить.
Глупцы.
Они крались к кровати, думая, что я сплю. Первый уже занес кинжал над тем местом, где, по их мнению, должна была быть моя грудь.
Я дождался, пока все четверо войдут в комнату и закроют дверь за собой. Не хотелось, чтобы кто-то услышал шум и поднял тревогу.
Когда прыщавый главарь опустил клинок вниз, я перекатился в сторону и вскочил на ноги. Кинжал вонзился в пустую подушку.
— Доброе утро, мальчики, — сказал я тихо.
Они обернулись, и я увидел в их глазах испуг. Но было уже поздно.
Первому я сломал шею одним движением — резкий поворот головы, хруст позвонков. Он рухнул как мешок с зерном.
Второй попытался ударить меня кинжалом, но я перехватил его запястье и выкрутил руку так, что кость треснула с отвратительным звуком. Потом схватил его за голову обеими руками и повернул — еще один хруст, еще один труп.
Третий и четвертый пытались бежать, но в тесной комнате им некуда было деваться. Я добрался до них прежде, чем они успели закричать.
Третьему я проломил череп ударом кулака о стену. Четвертому — тому самому, что начал драку в таверне — свернул голову так, что она повернулась почти на сто восемьдесят градусов.
Вся расправа заняла меньше минуты.
Я стоял посреди комнаты, окруженный четырьмя трупами, и размышлял о том, что делать дальше. Кровь была, но не слишком много — я старался убивать чисто. Хозяину таверны это не понравится, но у меня не было выбора.
Обыскав тела, я забрал их кошельки и украшения. Не из жадности — просто не хотелось оставлять улики, которые могли бы навести на мой след. Потом сложил трупы в углу и накрыл одеялом.
К рассвету я уже покидал таверну, оставив на столе достаточно золота, чтобы хозяин не задавал лишних вопросов и смог нанять людей для уборки.
Улицы Рима просыпались медленно. Торговцы готовили свои лавки, рабы несли воду, стража сменялась у городских ворот. Обычное утро в Вечном городе.
Пора было отправляться на Авентинский холм. К алхимику, который мог знать, как убить бессмертного.
Глава 3
Авентинский холм встретил меня утренней тишиной и запахом виноградных лоз. Вилла Луция Корнелия возвышалась среди других богатых домов — внушительное строение с мраморными колоннами и ухоженными садами.
Я подошел к массивным воротам из темного дерева, окованным железом. Справа от них висел медный колокольчик. Дернул за веревку — мелодичный звон разнесся по двору.
Вскоре появился слуга — молодой нубиец в чистой тунике, явно из домашних рабов.
— Чего желаете, господин? — вежливо спросил он.
Я выпрямился, придав лицу выражение ученой важности. Кольцо Аида слегка нагрелось на пальце, когда я сосредоточился на внушении.
— Передай своему хозяину, что к нему прибыл ученый муж из Эдессы, — сказал я торжественно. — Меня зовут Виктор Теодорос. Я слышал о замечательных опытах, что проводятся в этом доме, и желаю предложить свою помощь в великом деле создания философского камня.
Слуга внимательно выслушал, и я видел, как в его глазах пробуждается интерес и уважение. Кольцо работало.
— Из Эдессы? — переспросил он. — Город великих ученых и мудрецов!
— Именно, — подтвердил я. — Я изучаю древние тексты и редкие минералы. Мои исследования могут оказаться полезными для вашего алхимика. Это чисто научный интерес — я не ищу золота или славы, лишь познания истины.
Последняя фраза была важна. Алхимики всегда опасались шарлатанов и искателей легкой наживы.
— Подождите здесь, господин Теодорос, — слуга поклонился. — Я доложу господину Корнелию и мастеру Марку.
Мастеру Марку. Интересно. Неужели тот самый грек, которого я спас вчера в таверне?
Слуга скрылся за воротами, а я остался ждать, разглядывая окрестности. Другие виллы на холме выглядели роскошно, но спокойно. Здесь же, даже стоя у ворот, я чувствовал что-то необычное — легкий запах серы, едва уловимое дрожание воздуха. Признаки алхимических опытов.
Через несколько минут ворота открылись, и появился сам хозяин — Луций Корнелий, патриций средних лет с умным лицом и проницательными глазами. Рядом с ним шел знакомый грек с выразительной монобровью, только теперь он был одет в чистую тунику, а синяки на лице почти зажили.
— Господин Теодорос! — Корнелий приветственно поднял руку. — Мастер Марк рассказал мне о вашей репутации. Ученый из Эдессы — это большая честь для нашего дома.
Марк смотрел на меня с удивлением, но пока молчал. Видимо, узнал, но не понимал, что я здесь делаю.
— Честь моя, — поклонился я. — Слава о ваших опытах дошла даже до далекой Эдессы. Говорят, вы близки к разгадке тайны философского камня.
— Входите, входите! — Корнелий распахнул ворота шире. — Мы как раз обсуждали некоторые трудности в наших исследованиях. Свежий взгляд ученого мужа может оказаться бесценным.
Я переступил порог виллы, чувствуя, как судьба наконец-то ведет меня к цели. Алхимик был найден, доверие завоевано. Теперь оставалось узнать, действительно ли он знает, как превратить живое в неживое.
И сработает ли это на бессмертном.
Корнелий провел нас через атриум в просторную триклинию, где уже был накрыт завтрак. Солнце лилось через окна, освещая мозаичные полы и фрески на стенах — сцены из жизни богов и героев.
— Прошу, располагайтесь, — Корнелий указал на ложе слева от себя. — Мастер Марк, вы справа, как обычно.
Слуги принесли медовые лепешки, свежие фрукты, козий сыр и разбавленное вино. Пока мы ели, Корнелий расспрашивал меня об Эдессе и тамошних ученых.
— Скажите, Теодорос, — сказал он, отламывая кусочек хлеба, — что думают в Эдессе о природе материи? Придерживаются ли там учения Демокрита об атомах?
Я осторожно отпил вина, формулируя ответ. За века жизни я успел изучить множество философских школ.
— Атомизм находит там немало сторонников, — ответил я. — Но многие ученые склоняются к более практическому подходу. Мы изучаем не только теорию, но и то, как одни вещества могут превращаться в другие.
— Превращения! — оживился Корнелий. — Вот основа всей алхимии. Если медь может стать зеленой патиной, а железо — ржавчиной, то почему свинец не может стать золотом?
Марк, до этого молчавший, подался вперед.
— Но для этого нужно понять первоначала, — сказал он. — Что делает золото золотом, а свинец — свинцом? Какие силы управляют превращениями?
— Аристотель учил о четырех элементах, — заметил я. — Огонь, воздух, вода, земля. Но некоторые александрийские мудрецы полагают, что есть нечто более фундаментальное.
— Именно! — Корнелий ударил кулаком по столу. — Первоматерия! Субстанция, из которой состоит всё сущее. Если научиться её контролировать...
— То можно создавать что угодно, — закончил Марк. — Золото из свинца, здоровье из болезни, жизнь из...
Он замолчал, но я понял направление его мыслей.
— Жизнь из смерти? — спросил я осторожно. — А возможно ли обратное?
Марк внимательно посмотрел на меня. В его глазах мелькнуло что-то похожее на подозрение.
— Теоретически, — сказал он медленно, — если философский камень может дарить жизнь, то его противоположность должна её отнимать. Но зачем кому-то такое нужно?
Корнелий нахмурился.
— Мы изучаем созидательные силы, мастер Марк. Зачем думать о разрушении?
— Знание должно быть полным, — ответил я спокойно. — Нельзя понять свет, не изучив тьму. Если мы создаем философский камень, то должны знать и о его антитезе. Хотя бы для того, чтобы защититься от неё.
Корнелий медленно кивнул.
— В этом есть мудрость. Скажите, Теодорос, в Эдессе встречали записи о таких опытах?
— Кое-что попадалось, — соврал я. — Древние тексты упоминают субстанции, способные... остановить любую жизнь. Даже ту, что считается вечной.
Последние слова я произнес, глядя прямо на Марка. Тот побледнел и отложил кубок.
— Вечной? — переспросил он хрипло.
— Легенды говорят о бессмертных существах, — сказал я как можно более равнодушно. — Если такие есть, то логично предположить, что существует и способ их... остановить.
Воцарилось молчание. Корнелий задумчиво жевал оливку, а Марк не сводил с меня глаз.
— Интересная теория, — наконец сказал алхимик. — Но чисто академическая, конечно.
— Конечно, — согласился я. — Но изучить стоит. В чисто научных целях.
Марк кивнул, но в его взгляде читалось понимание. Он начинал догадываться, кто я такой и зачем пришел.
После завтрака Корнелий предложил показать мне виллу. Мы прошлись по залам, украшенным дорогими фресками и статуями. Патриций с гордостью демонстрировал свою библиотеку — огромное помещение со свитками и кодексами, собранными со всего известного мира.
— Здесь есть труды Аристотеля, записи александрийских ученых, даже некоторые египетские папирусы, — говорил он, указывая на полки. — Всё для того, чтобы мастер Марк имел доступ к знаниям древних.
Марк шел рядом молча, время от времени бросая на меня изучающие взгляды. Я чувствовал его напряжение — он явно что-то подозревал.
— А теперь, — торжественно произнес Корнелий, подведя нас к массивной двери в дальнем углу дома, — самое интересное. Лаборатория мастера Марка.
Он отпер дверь тяжелым бронзовым ключом, и мы спустились по каменной лестнице вниз. Воздух становился гуще, наполняясь запахами серы, металла и каких-то неизвестных веществ.
Подземная лаборатория оказалась просторным помещением со сводчатым потолком. По стенам стояли столы, заставленные колбами, ретортами и странными приборами. В центре возвышалась большая печь с мехами, а рядом — каменная плита, испещренная символами и формулами.