Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана — страница 115 из 124

В отношении арабов Йемена римляне следовали политике, представлявшей полную противоположность их политике по отношению к аксомитам. Август, положивший в основу своего имперского управления принцип сохранения прежних границ и отказавшийся почти от всех завоевательных планов своего отца и учителя, сделал одно исключение в отношении юго-западного побережья Аравии и по собственной инициативе предпринял здесь наступление. Это решение было вызвано особым положением, которое тогда занимала эта группа народностей в индо-египетской торговле. Чтобы поднять экономику наиболее важной в политическом и финансовом отношении страны своей империи до уровня, которого не смогли достигнуть его предшественники, Август должен был прежде всего овладеть торговлей между Аравией и Индией, с одной стороны, между Аравией и Европой — с другой. Путь по Нилу с давних пор успешно конкурировал с арабскими путями и путем по Евфрату; но, как мы видели, Египет играл при этом, по крайней мере при позднейших Лагидах, второстепенную роль. Торговыми конкурентами Египта были не аксомиты, а арабы; если египетская торговля должна была сделаться из пассивной активной, из основанной на чужом посредничестве — прямой, то необходимо было сломить арабов. Вот чего хотел Август и чего до известной степени достигло римское правительство.

На шестом году своего правления в Египте (конец 729 г.) Август отправил снаряженный специально для этой экспедиции флот из 80 военных и 130 транспортных судов, а также половину египетской армии, состоявшую из 10-тысячного корпуса, не считая подкреплений от двух ближайших зависимых царей — набатейского Ободы и иудейского Ирода, — против государств Йемена с целью либо покорить их, либо уничтожить460; при этом, конечно, римляне не упускали из виду и накопленные там сокровища. Однако это предприятие потерпело полную неудачу вследствие неспособности его руководителя — наместника Египта Гая Элия Галла.

[Хотя рассказ Страбона (16, 4, 22, сл., стр. 780) об арабской экспедиции его «друга» Галла (ф1Ахх; цау коа ета1ро<; — друг наш и товарищ 2,5,12, стр. 118), в свите которого он объездил Египет, достоверен и правдив, как и все его рассказы, но, очевидно, принят со слов этого друга без всякой критики. Сообщения о том, что в битве с арабами пало 10 тыс. человек неприятелей и 2 римлянина, а общее количество всех павших в этом походе составляло 7 человек, сами произносят себе приговор; то же самое следует сказать и о попытке свалить неудачу на набатейского визиря Силлея и его «измену» — обычный прием потерпевших поражение полководцев. Правда, Сил лей годился в козлы отпущения, так как несколько лет спустя он по настоянию Ирода был привлечен Августом к следствию, осужден и казнен (Иосиф Флавий, Древности, 16, 10); но хотя мы и имеем доклад агента, ведшего это дело в Риме от лица Ирода, в нем нельзя найти ни единого слова об измене. Предположение Страбона, будто Силлей замышлял сперва погубить арабов при посредстве римлян, а затем погубить и самих римлян, представляется совершенно нелепым, если учесть положение зависимых от Рима государств. Скорее можно думать, что Силлей потому был настроен против экспедиций, что она могла бы принести вред торговым сношениям через землю набатеев. Но если арабский министр обвиняется в измене из-за того, что римские суда не были приспособлены для плавания вдоль берегов Аравии, или из-за того, что римское войско вынуждено было везти с собой воду на верблюдах и есть дурру и финики вместо хлеба и мяса и коровье масло — вместо растительного; если то обстоятельство, что на продвижение вперед было затрачено 180 дней, тогда как на обратный путь потребовалось лишь 60 дней, объясняется обманом со стороны проводников; наконец, если совершенно справедливое замечание Силлея, что движение по суше от Арсинои до Левке-Коме невыполнимо, отвергается на том основании, что из Арсинои проходит караванная дорога в Петру, — то все это только показывает, какие суждения сумел внушить знатный римлянин греческому литератору].

Так как римляне отнюдь не стремились к оккупации безлюдного побережья от Левке-Коме вниз до границы неприятельской области, непосредственной целью экспедиции могла быть только эта область и из самой южной египетской гавани следовало тотчас же двинуть армию в «Счастливую Аравию». Вместо этого флот был мобилизован в самой северной гавани — Арсиное (Суэц), а войско было высажено на сушу в Левке-Коме, словно с целью по возможности удлинить переезд для флота и передвижение сухопутной армии. Сверх того, военные корабли оказались излишними, так как арабы не имели военного флота, а римские моряки были незнакомы с плаванием у берегов Аравии, так что суда, построенные специально для экспедиции, оказались непригодными. Лоцманы оказывались беспомощными среди мелей и подводных камней, и уже переезд по римским водам от Арсинои до Левке-Коме стоил большого числа кораблей и людей. Здесь перезимовали; весной 730 г. начался поход в неприятельскую страну. Сопротивление наступающем оказали не арабы, но Аравия. Там, где обоюдоострые секиры, пращи и луки сталкивались с дротиками и мечами, туземцы рассыпались в разные стороны, как мякина разлетается от ветра. Но распространенные в этой местности болезни — скорбут, проказа, паралич — косили ряды солдат страшнее самой кровавой битвы, тем более что полководец не умел быстро вести вперед неповоротливую массу войска. Тем не менее римская армия подошла к столице подвергшихся в первую очередь нападению сабеев — Мариабе. Но так как жители закрыли ворота своих мощных, сохранившихся доныне стен* и оказали противнику энергичное сопротивление, римский полководец отчаялся в возможности разрешить поставленную перед ним задачу и, простояв шесть дней перед городом, начал отступление, которому арабы не оказывали серьезного противодействия и которое под давлением необходимости удалось выполнить сравнительно быстро, конечно, при тяжких потерях людей.

Это была серьезная неудача, но Август не отказался от мысли завоевать Аравию. Мы уже говорили, что путешествие на Восток, предпринятое в 753 г. наследником престола Гаем, должно было закончиться в Аравии. На этот раз предполагалось после покорения Армении по соглашению с парфянским правительством, а в случае необходимости после победы над его армией, дойти до устья Евфрата и оттуда по тому самому пути, который некогда обследовал для Александра его навархНеарх, двинуться в «Счастливую Аравию»461. Этим надеждам иным, но не менее злополучным образом положила конец парфянская стрела, поразившая наследника под стенами Артагиры. Большой полуостров, за исключением северной и северо-западной береговой полосы, в течение всей эпохи империи сохранял ту свободу, которая впоследствии благоприятствовала зарождению смертельного врага эллинства — ислама.

Но все же арабская торговля была подорвана — отчасти вследствие мер, принятых римским правительством для охраны египетского судоходства, о чем будет сказано ниже, отчасти вследствие удара, направленного римлянами против главного складочного пункта индийско-арабской торговли. Либо при самом Августе — быть может, в связи с приготовлениями к намечавшемуся Гаем вторжению, — либо при одном из его ближайших преемников римский флот появился перед Аданой и разрушил этот населенный пункт; при Веспа-сиане Адана была простой деревней, о ее процветании сохранились лишь воспоминания. Мы знаем только голый факт462, но он сам говорит за себя. Событие это, напоминающее разрушение Коринфа и Карфагена в $поху республики, подобно им достигло своей цели и обеспечило римско-египетской торговле первенствующее положение в водах, омывающих Аравию, и на Индийском море.

[Единственное известие об этой замечательной экспедиции сохранил египетский капитан, описавший около 75 г. поездку по берегам Красного моря. Он знает (гл. 26) позднейшую Адану, нынешний Аден, представляющую собой деревню на берегу моря (ксорг] яараЭо&аскпск;), которая принадлежит государству царя гомеритов Харибаэля, но которая раньше была цветущим городом и зовется так: Еобащсоу 6’ ёя£кйг]$г} яротерог ошсе коки; (прозвана была счастливой, бывши прежде всего городом), потому что до установления торгового пути, непосредственно связавшего Египет с Индией, это место служило складочным пунктом: гну 6е он яро яоХЯоо тсоу туетёрсоу хроусоу КоГюоер аотцу хатеатрёуато (теперь же, незадолго до нашего времени, Цезарь ее разрушил). Последнее слово употреблено здесь только в значении «разрушать», а не в более широко распространенном значении «покорять», так как требуется объяснить превращение города в деревню. Вместо слова Кашар Шванбек (Scwanbeck, Rhein. Mus. N. F., 7, 353) предложил Xapißapl, К. Мюллер (С. Müller) — ’Шхасхр (на основании слов Страбона, 16, 4, 21, стр. 782). И то и другое невозможно: последнее потому, что этот арабский династ властвовал в очень отдаленном районе и источник не мог бы называть его, как лицо уже известное, первое — потому, что Харибаэль был современником писателя, а здесь рассказывается о событии, имевшем место в более раннее время. В истинности самого рассказа нельзя сомневаться, если принять во внимание, какой интерес должно было представлять для римлян устранение арабского складочного пункта между Индией и Египтом и установление непосредственных торговых связей. То, что об этом событии ничего не сообщают римские источники, вполне соответствует духу этих источников. Экспедиция, осуществленная, без сомнения, египетским флотом и имевшая своей целью только разрушение, вероятно, беззащитного прибрежного пункта, не должна была иметь, с военной точки зрения, никакого значения; крупной торговлей анналисты никогда не интересовались, да и вообще сенат, а вслед за ним и анналисты знали о событиях в Египте еще меньше, чем о событиях в других императорских провинциях. Голое обозначение Karnap, которое, по-видимому, нельзя относить к правившему тогда императору, объясняется просто тем, что автор рассказа — капитан — знал факт разрушения города римлянами, но не знал ни его времени, ни его виновника. Может быть, существует связь между этим сообщением и заметкой у Плиния (H. N., 2, 67, 168): malorem [oceani] partem et orientis victoriae magni Aîexandri lustravere usque in Arabicum sinum, in quo res gerente C. Caesare Aug. f. signa navium ex Hispaniensibus naufragiis feruntur agnita (победы Александра Великого дали возможность обследовать большую часть [океана] и востока вплоть до Аравийского залива, где во время экспедиции Г. Цезаря, сына Августа, по рассказам, были найдены обломки кораблей, потерпевших крушение у берегов Испании). Гай не дошел до Аравии (Plinius, H. N., 6, 28, 160), но очень может быть, что во время армянской экспедиции к этим берегам была послана из Египта римская эскадра под командой одного из его подчиненных с целью подготовить главную экспедицию. Нет ничего удивительного в том, что об этом событии ничего не сообщают другие источники. Аравийская экспедиция Гая была возвещена так торжественно и затем оставлена таким жалким образом, что лояльные историки имели все основания затушевывать события, о которых нельзя было упомянуть без того, чтобы не сообщить при этом и о крушении более грандиозного плана].