Напротив, кельтские округа в основном все представлены в сейме в той организации, с которой мы познакомились уже раньше; равным образом в нем представлены германские или полугерманские округа12, поскольку во время учреждения жертвенника они принадлежали к империи; само собой разумеется, что в этом представительстве округов для столицы Галлии не было места. Кроме того, убии в лионском сейме не появляются, но совершают жертвоприношения на собственном алтаре Августа; это, как мы видели, было осколком, уцелевшим от провинции Германии, создать которую одно время предполагали римляне.
Таким образом, кельтская нация в императорской Галлии получила внутреннюю сплоченность; до известной степени она была ограждена и от вторжения римского населения благодаря тому принципу дарования имперских гражданских прав, какого придерживалось в этой стране правительство. Правда, столица Галлии по-прежнему оставалась колонией римских граждан, и это обстоятельство является весьма существенным для понимания того своеобразного положения, которое она неизбежно занимала по отношению к остальной Галлии. Однако в то время как южная провинция была покрыта колониями и организована всецело на основе италийского городского права, в области трех Галлий Август не учредил ни одной гражданской колонии; вероятно, для Галлии долгое время оставалось недоступным и то городское право, которое под именем латинского права создавало промежуточную ступень между гражданами и негражданами и давало в силу закона тем его обладателям, которые занимали более видное положение, персональное гражданское право, переходящее на их потомков. Правда, галлы также получали личное право гражданства, частью в силу общих постановлений, когда оно давалось солдату при вступлении его в армию или при отставке, частью в виде особой милости, когда оно давалось отдельным лицам. Дойти до того, чтобы, например, гельвету раз навсегда запретить доступ к римскому гражданству, как это было при республике, для Августа было невозможно, поскольку Цезарь неоднократно давал этим способом право римского гражданства прирожденным галлам. Однако он все же лишил права добиваться должностей в Риме всех уроженцев трех Галлий — за неизменным исключением лугдунцев — и тем самым преградил им доступ в имперский сенат. Было ли это постановление продиктовано в первую очередь интересами Рима или интересами галлов, нам неизвестно. Наверное, Август преследовал двоякую цель: во-первых, затруднить проникновение чуждого элемента в среду римлян и тем самым очистить и укрепить их состав, а во-вторых, гарантировать сохранение самобытного характера галльского населения и таким образом при помощи разумной и осторожной политики вернее обеспечить конечное слияние галлов с римлянами, чем это могло быть достигнуто путем насильственного насаждения в Галлии чужеземных учреждений.
Император Клавдий, который родился в Лионе и сам, как шутили на его счет, являлся настоящим галлом, уничтожил значительную часть этих ограничений. Первым в Галлии получил италийское право город убиев, где был воздвигнут жертвенник римской Германии; там, в лагере своего отца Германика, родилась Агриппина, будущая супруга Клавдия; в 50 г. она выхлопотала право колонии, по всей вероятности латинской, своему родному городу, нынешнему Кёльну. Тогда же, а может быть и раньше такое же право получил город тренеров Августа, нынешний Трир. Подобным образом заняли положение, приближающееся к положению римлян, некоторые другие галльские округа, например гельветы благодаря Веспасиану, а впоследствии сек-ваны (Безансон). Однако широкого распространения латинское право в этих местах, по-видимому, не получило. Еще реже в начале империи в императорской Галлии давалось полное право гражданства целым общинам.
Клавдий первый начал смягчать ограничения, которые закрывали путь к государственной службе галлам, лично получившим имперское право гражданства. Этот запрет был снят сначала для старейших союзников Рима — эдуев, а вскоре и для всех остальных. Таким образом равенство в основном было достигнуто. Ибо в связи с общим положением в эту эпоху имперское право гражданства едва ли представляло особенную практическую ценность для тех кругов населения, которые самой жизнью были отстранены от государственной службы, а для состоятельных и родовитых перегринов, стремившихся к должностям и поэтому нуждавшихся в таком праве гражданства, оно было легко доступно. Но, конечно, происходившие из Галлии римские граждане и их поимки не могли не чувствовать себя обойденными, когда закон закрывал перед ними дорогу к государственной службе.
Если при организации управления национальные учреждения кельтов были сохранены в той мере, в какой это было совместимо с единством империи, то в отношении языка дело обстояло иначе. Если бы даже имелась практическая возможность разрешить общинам вести административное делопроизводство на том языке, которым владели лишь немногие из числа выполнявших контрольные функции имперских чиновников, то создание такого барьера между господами и подчиненными отнюдь не отвечало интересам римского правительства. Действительно, среди отчеканенных в Галлии под римским владычеством монет и воздвигнутых общинами памятников не найдено ни одной явно кельтской надписи. Впрочем, употребление туземного языка не было стеснено никакими ограничениями; как в южной провинции, так и в северной мы находим памятники с кельтскими надписями; в первой они сделаны греческим алфавитом13, во второй — латинским14; вероятно, некоторые из надписей южной провинции и, наверное, все надписи северной провинции относятся к эпохе римского владычества. Причина, по которой в Галлии вне городов италийского права и римских лагерей памятники с надписями встречаются в небольшом количестве, заключается, вероятно, главным образом в том, что местный язык, в котором видели лишь диалект, казался столь же неподходящим для такого употребления, как. и чуждый жителям имперский язык, а потому здесь, в противоположность латинизированным местностям, вообще не укоренился обычай ставить памятники. Возможно, что в большей части Галлии латинский язык занимал такое же положение, какое1в раннем средневековье он занимал по отношению к народному языку того времени. О том, как упорно сохранялся национальный язык, наиболее определенно свидетельствует латинская транскрипция галльских собственных имен, которая нередко сохраняет не латинские звуковые формы. То, что такая транскрипция, как Ьошоппа и ВоисИсса с нелатинским дифтонгом «ои», проникла даже в латинскую литературу, то, что для придыхательного зубного звука, соответствующего английскому «Ш», в латинском шрифте применяется даже специальный значок ф), далее, что имя Epadatextorigus пишется наряду с ЕраБпасШБ, Экопа пишется наряду с 8шта, позволяет почти наверное утверждать, что кельтский язык, в римской ли области или вне ее, в эту ли эпоху или раньше, был подчинен известным правилам письменности и уже тогда на нем можно было писать так же, как пишут теперь. Многочисленные данные свидетельствуют, что он продолжал оставаться в употреблении в Галлии. Когда появились такие названия городов, как Августодун (Отэн), Августонемет (Клермон), Августобона (Труа) и многие подобные им, в Средней Галлии, несомненно, говорили еще по-кельтски. При императоре Адриане автор сочинения о кавалерии, Арриан, употребляет для отдельных заимствованных у кельтов маневров кельтские термины. Ириней, по происхождению грек, к концу II в. бывший священником в Лионе, оправдывает недостатки своего стиля тем, что он-де живет в стране кельтов и ему приходится постоянно говорить на варварском языке. В одном юридическом сочинении начала III в., в противоположность установившейся практике, в силу которой завещания вообще составляются на латинском или греческом языке, для фи-деикомиссов допускается также любой другой язык, например пуний-ский и галльский. Императору Александру Северу его конец был предсказан галльской пророчицей на галльском языке. Еще отец церкви Иероним, который сам побывал и в Анкире и в Трире, уверяет, что малоазиатские галаты и треверы говорили в его время почти на одном языке, и сравнивает испорченный галльский язык азиатов с испорченным пунийским языком африканцев. Кельтский язык сохранился до нынешнего дня в Бретани, так же как и в Уэльсе; Бретань получила свое имя от островных бриттов, переселившихся сюда в V в., спасаясь от нашествий саксов; но едва ли они принесли ей язык; он, по-видимому, передавался здесь из поколения в поколение в течение тысячелетий. В остальной Галлии римский элемент в период империи распространялся постепенно, шаг за шагом. Однако конец кельтскому наречию здесь положило не столько вторжение германцев, сколько распространение христианства. В Галлии Евангелие проповедовалось на латинском языке в отличие от Сирии и Египта, где христианство восприняло отвергнутый правительством местный язык.
В процессе романизации, которая в Галлии, за исключением южной провинции, протекала в значительной степени без какого бы то ни было воздействия извне, обнаруживается замечательное различие между Галлией восточной, с одной стороны, западной и северной — с другой, причем это различие лишь отчасти объясняется противоположностью между германцами и галлами. При падении Нерона и в последующих событиях это различие выступает даже в качестве определяющего политического фактора. Близкое соприкосновение восточных округов с рейнскими лагерями и происходивший преимущественно здесь набор солдат для рейнских легионов способствовали тому, что римское влияние проникло сюда раньше и полнее, нежели в области Луары и Сены. Во время упомянутых выше конфликтов рейнские округа — кельтские лингоны и треверы, равно как германские убии, или, точнее, жители колонии Агриппины — примкнули к римскому городу Лугдуну и оставались верны законному римскому правительству, тогд